История болезни и смерти Александра Блока. Начало
Александр Александрович Блок умер у себя дома, на Офицерской улице, 7 августа 1921 года в 10 часов 30 минут утра. Причину смерти сорокалетнего поэта в траурных сообщениях не указывали. В Петрограде знали только, что болел он давно и тяжко. Одни предполагали у него ревматизм, другие - рак. Была распространена и иная версия: причиной смерти стала цинга от недоедания. Предположения о «сглазе» и «порче» еще не захватили тогда широкие слои населения, зато многие верили в отравление неизвестным ядом, совершенное некими злоумышленниками по неведомому поводу. За два месяца до смерти Блоку пришлось даже объяснять матери, что «отравления никакого не было и вообще не может быть».
Александр Александрович Блок (1880-1921)
[Дальше...]
Через 10 лет после его кончины В.Ф.Ходасевич написал в своих воспоминаниях: «Не странно ли: Блок умирал несколько месяцев, на глазах у всех, его лечили врачи, и никто не называл и не умел назвать его болезнь. Началось с боли в ноге. Потом говорили о слабости сердца. Перед смертью он сильно страдал. Но отчего же он все-таки умер? Неизвестно. Он умер как-то “вообще”, оттого что был болен весь, оттого что не мог больше жить. Он умер от смерти».
АНАМНЕЗ [А]
По описанию современников, внешний вид Блока не соответствовал ходульным представлениям о лирическом поэте: по своей физиологической конституции был он не хрупким и не тонким, с богемной неупорядоченностью в облике, а высоким и статным, крепким и выносливым, невероятно аккуратным и на редкость элегантным человеком, с матовым тоном лица и легкой, упругой походкой. При внимательном взгляде на его стройную мускулистую фигуру создавалось впечатление, что физической силой и здоровьем природа наделила его в избытке.
Как у многих атлетически сложенных людей, чуть ли не каждое заметное ухудшение самочувствия вызывало у Блока беспокойство и безотчетные опасения. Присущие ему чрезвычайная впечатлительность и мнительность способствовали быстрому нарастанию волнения и тревоги. Особенно смущали его периодически возникавшие боль и кровоточивость десен. Время от времени он записывал в своем дневнике: «Десны болят, зубы шатаются» (23.10.1911) или «Десны замучили» (12.01.1913).
Кто-то внушил ему опасение, что такая симптоматика обусловлена цингой, известным с глубокой древности заболеванием, сопряженным с длительным недостатком в организме аскорбиновой кислоты (витамина С). Несмотря на полноценное питание и отсутствие каких-либо иных проявлений дефицита аскорбиновой кислоты в организме, Блок стойко уверовал в нескончаемую мифическую цингу и убедил в том же родственников и друзей. На самом деле, в основе досаждавших ему неприятных и болезненных ощущений в полости рта лежал банальный пародонтит, широко распространенный хронический воспалительный процесс тканей, окружающих зубные корни.
Многолетние переживания, связанные с пародонтитом, сопровождались выраженными эмоциональными нарушениями и расстройствами сна. В своем дневнике он записывал: «Вечером напали страхи» (30.10.1911); «Сегодня - издерганные нервы, по ночам опять скверные сны» (05.12.1911); «Я болен, в сущности, полная неуравновешенность физическая, нервы совершенно расшатаны» (19.06.1912); «Весь день вилась, увивалась тоска» (02.12.1912); «Устал бесконечно, скверно сплю» (30.12.1912); «За эти дни - тревога перешла в тоску. Изменился, апатия» (17.03.1913).
Психотропные лекарственные средства в те годы еще не синтезировали, и ему приходилось использовать традиционный универсальный транквилизатор - алкоголь. Одно из самых знаменитых его стихотворений 1908 года начиналось словами: «Я пригвожден к трактирной стойке. Я пьян давно. Мне всё - равно». Человек высокой культуры напивался иногда как опустившийся мастеровой. Одному из своих приятелей он признался как-то раз: «По ночам я ежедневно обхожу все рестораны на Невском, от Николаевского вокзала до Морской, и в каждом выпиваю у буфета. А утром просыпаюсь где-нибудь в номерах». Чтобы вести такой образ жизни, надо было, очевидно, обладать отменным физическим здоровьем. Вместе с тем не исключено, что регулярные алкогольные эксцессы, сглаживая ненадолго эмоциональную напряженность, обостряли свойственную ему мнительность.
В годы революции его здоровье расшаталось. Все чаще принимался он жаловаться на «непомерную усталость» (21.07.1917); по вечерам и ночами его одолевали «ужасные мысли» (25.07.1917). Тем не менее летом 1920 года он возобновил свои прогулки с купаньем: после сытного завтрака исчезал из дома, захватив с собой хлеба и сала, а вечером возвращался загорелый и бодрый. Осенью этот светлый промежуток мало-помалу изгладился, и 31 декабря 1920 года он констатировал: «День безвыходной тоски. У меня - доктор Пекелис».
Врач посетил его не случайно. Зимой 1920-1921 года Блок перенес острое вирусное заболевание (инфлуэнцу, как тогда отмечали в диагнозе) и в течение двух-трех недель из дома не выходил. Потом он снова таскал на себе капусту из дальних кооперативов, разгружал и рубил обледенелые дрова, но походка его изменилась: она стала, по определению Чуковского, «похоронной». Друзья полагали, что организм поэта подтачивал какой-то таинственный недуг.
Он пытался свести к минимуму общение даже с очень давними знакомыми и все же 11 февраля 1921 года, на вечере, устроенном Домом литераторов в связи с очередной годовщиной смерти Пушкина, произнес вдохновенную речь «О назначении поэта». «На нем был черный пиджак поверх белого свитера с высоким воротником, - вспоминал В.Ф.Ходасевич. - Весь жилистый и сухой, с обветренным красноватым лицом он похож был на рыбака. Говорил глуховатым голосом, отрубая слова, засунув руки в карманы».
В апреле к неизбывной усталости, нарушениям сна (с отсутствием чувства полноценного отдыха по утрам) и почти постоянной тоске присоединились боль в ногах и одышка, вынуждавшая его садиться на стул после подъема на второй этаж в редакции «Всемирной литературы». Он еще сумел собраться с силами и 25 апреля прочитать свои стихи перед переполненным залом в Большом драматическом театре, а в первой декаде мая отправиться в Москву и дважды выступить на литературных вечерах, но никакого удовлетворения от оглушительного успеха не получил и вернулся в Петроград совершенно измученным.
Дома его состояние не исправилось. Теперь его не отпускала лихорадка («жар», как он говорил) с повышением температуры тела то с утра, то к вечеру; «загрызали» усталость и тоска. «Сейчас у меня ни души, ни тела нет, - написал он Чуковскому 26 мая 1921 года, - я болен, как не был никогда еще: жар не прекращается, и всё всегда болит».
Все чаще он задыхался не только при незначительном физическом усилии, но и при эмоциональном напряжении. Он резко похудел и ослабел; глаза на изжелта-бледном лице потускнели; появились отеки ног. Единичных посетителей он встречал полусидя в постели, обложенный подушками. Со второй половины мая его ежедневно посещал и курировал доктор Пекелис, оставивший свои воспоминания о болезни поэта.
ДОНОС В.В.ВОРОВСКОГО
* * *
№ 1
Письмо члена Петроградского Совета М.Горького наркому по просвещению А.В.Луначарскому[1]
3 мая 1921 года
Дорогой Анатолий Васильевич!
У Александра Александровича Блока - цинга, кроме того, последнее время он находится в таком повышенно нервозном состоянии, что врачи и близкие его боятся возникновения серьезной психической болезни. А также участились припадки астмы, которой Блок страдает давно уже.
Поэтому не можете ли Вы похлопотать для Блока - в спешном порядке - выезд в Финляндию, где я мог бы помочь ему устроиться в одной из лучших санаторий?
Сделайте все, возможное для Вас, очень прошу!
Жму руку. А.Пешков[2]
РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 84. Д. 228. Л. 41. Автограф. Дата написания письма исправлена Горьким с 1 на 3 мая.
Опубликовано с искажениями: Литературное наследство. Т. 80. С. 292-293.
* * *
№ 2
Письмо наркома по просвещению А.В.Луначарского секретарю ЦК РКП(б) В.М.Молотову
7 июня 1921 года
Москва
В ЦК РКП тов[арищу] Молотову
Обращаюсь к Вам по двум делам. Первое - частное, а второе - общее и повторное. Частное дело Вы сразу поймете, прочитав прилагаемое при сем письмо Горького, общее же заключается в том, что я всемерно настаиваю на рассмотрении ЦК моего более чем скромного предложения, заключающегося в следующих пунктах:
1) Наркому по просвещению предоставляется из числа артистов всех родов искусства разрешать временный выезд за границу, сроком не свыше как на 4 месяца, пяти лицам.
Примечание 1. Ин[остранная] секция Особ[ого] отдела[3] может задерживать таких лиц лишь по строго политическим мотивам, которые должны секретно сообщаться наркому по просвещению и в секретариат ЦК.
Примечание 2. В случае, если с посылаемыми лицами пожелают выехать их семьи, вопрос об отпуске семейств целиком остается в пределах ведения Особого отдела.
2) После возвращения каждого из этих пяти лиц нарком по просвещению имеет право посылать в очередь другое лицо, стоящее в списке кандидатов. Нарушение слова и уход за границу навсегда автоматически закупоривает соответственную очередь.
При этом порядке мы можем рассчитывать на известную круговую поруку и даже сможем запрашивать соответственные особо заинтересованные в такого рода отъезде коллективы о том, желают ли они, допустим, рискнуть отправить за границу такого-то или такую-то. В их собственных интересах посылать только людей лояльных, не отнимая таким образом от других возможность заграничных поездок.
Настоятельно прошу поставить этот вопрос в Оргбюро или Политбюро и рассмотреть его только в моем присутствии[4]. Целый град отрицательных решений, которые сейчас приняты ЦК по вопросу об отъезде за границу, может повлечь за собою один только результат, а именно массовое бегство за границу. ЧК, конечно, легко делает - что вообще легко делать - отказывает выдать бумажку, но реально задержать артистов она не может, вследствие чего такие лица, как Болеславский[5], как Смирнов[6], как Романов[7], как Гзовская[8], как Евелинов[9] и целый ряд других спокойнейшим образом переехали за границу, показав таким образом дорогу и другим. Я совершенно примыкаю к единственно разумной точке зрения нарком[а] внеш[ней] торг[овли] Красина[10], который говорит, что скандальное бегство за границу прекратится только тогда, когда мы будем осторожным путем давать возможность артистам уезжать за границу на время. Собственноручное письмо Красина об этом мною уже давно послано ЦК.
Считая, что уже рассмотренный в Политбюро вопрос, как Вы мне сообщили, должен рассматриваться как окончательно решенный, я тем не менее протестую впредь против рассмотрения вопросов, касающихся Наркомпроса, без моего присутствия.
Нарком по просвещению А.Луначарский
Секретарь А.Флаксерман[11]
РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 84. Д. 228. Л. 40-40об. Подлинник. Машинописный текст на бланке Наркомпроса РСФСР, исходящий № 4737. Подписи - автографы.
Опубликовано: «Он будет писать стихи против нас». Правда о болезни и смерти Александра Блока. Публикация В.Шепелева и В.Любимова // Источник. 1995. № 2. С. 35-36.
* * *
№ 3
Письмо правления Петроградского отделения Всероссийского союза писателей председателю Совнаркома В.И.Ленину
7 июня 1921 года
Председателю Совнаркома В.И.Ленину
Правлением Петроградского отделения Всероссийского профессионального Союза писателей, в заседании от 31 мая с./г., было заслушано сообщение о тяжелой болезни поэта А.А.Блока, который в настоящее время страдает грудной жабой, цингой и нервным расстройством. По заявлению врачей, пользующих больного, единственной мерой, которая могла бы его спасти и вернуть к творческой работе, - является немедленная отправка А.А.Блока в одну из санаторий, предпочтительно финляндскую, где он будет иметь необходимый уход и индивидуальное питание.
Ввиду этого правление Союза в твердой уверенности, что оно говорит от имени всей русской литературы, просит безотлагательно выдать А.А.Блоку и его жене разрешение на выезд в Финляндию.
Правление полагает, что к этому ходатайству о спасении жизни Блока присоединится каждый, кому дорога русская литература, одним из лучших современных представителей которой он является.
Председатель правления А.Л.Волынский[12]
Члены правления
П.Губер[13]
А.Тихонов[14]
Люб. Гуревич[15]
Виктор Шкловский[16]
Н.Волковысский[17]
Секретарь (подпись неразборчива)
РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 84. Д. 228. Л. 39. Подлинник. Машинописный текст на бланке Петроградского отделения Всероссийского профессионального союза писателей, исходящий № 57. Подписи - автографы. Письмо зарегистрировано в Управлении делами СНК 24 июня 1921 г., входящий № 9562.
Опубликовано: Источник. 1995. № 2. С. 36.
* * *
№ 4
Записка начальника Иностранного отдела ВЧК Я.Х.Давыдова Управляющему делами Совнаркома Н.П.Горбунову
28 июня 1921 года
Кремль. Управделами СНК тов[арищу] Горбунову.
Срочно. Отдел иностранный.
В дополнение к № 5937/с от 27 июня ИНО ВЧК препровождает при сем переписку о гражданине БЛОКЕ.
Приложение: упомянутое.
Нач[альник] Ино[странного] Отдела ВЧК Я.Давыдов
Нач[альник] канцелярии А.Рудников
РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 84. Д. 228. Л. 36. Подлинник. Машинопись. Подписи - автографы.
* * *
№ 5
Письмо начальника Иностранного отдела ВЧК Я.Х.Давыдова[18] секретарю ЦК РКП(б) В.М.Молотову
28 июня 1921 года
Сов[ершенно] секретно. В[есьма] срочно.
В ЦК РКП, тов[арищу] Молотову
Копия: Кремль, тов[арищу] Троцкому на № 1596
Копия: СНК, тов[арищу] Горбунову на № 7461/упр
В ИНО ВЧК в настоящий момент имеются заявления ряда литераторов, в частности ВЕНГЕРОВОЙ[19], БЛОКА, СОЛОГУБА[20] - о выезде за границу.
Принимая во внимание, что уехавшие за границу литераторы ведут самую активную кампанию против Советской России, и что некоторые из них, как БАЛЬМОНТ[21], КУПРИН[22], БУНИН[23], не останавливаются перед самыми гнусными измышлениями - ВЧК не считает возможным удовлетворять подобные ходатайства.
Если только у ЦК РКП нет особых соображений, чтобы считать пребывание того или иного литератора за границей более желательным, чем в Советской России, - ВЧК с[о] своей стороны не видит оснований к тому, чтобы в ближайшем будущем разрешать им выезд.
Во всяком случае, мы считали бы желательным разрешение подобных вопросов передавать в Оргбюро.
Для иллюстрации вышесказанного при сем прилагается копия письма тов[арища] Воровского из Рима.
Нач[альник] Ино[странного] отдела ВЧК Я.Давыдов
Личный секретарь А.Рудников[24]
Резолюция: «Копии всем членам Оргбюро для ознакомления. По пункту (1) ответить, что ЦК с этим вполне согласен (о выезде литераторов и др.) в тех случаях, когда ВЧК находит нужным передавать на Оргбюро. 29/V1 В.Молотов.
РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 84. Д. 175. Л. 48. Подлинник. Машинописный текст на бланке ВЧК. Исходящий № 5937/с. Предпоследний абзац выделен скобкой с надписью «п. 1». Подписи - автографы. Оригинал письма поступил в ЦК РКП(б) 29 июня 1921 г., входящий № 2224/с. Аналогичные копии отложились в деле 227 (Л. 33, 35).
Опубликовано: Источник. 1995. № 2. С. 37.
* * *
№ 6
Письмо полпреда РСФСР в Италии В.В.Воровского начальнику Особого отдела ВЧК В.Р.Менжинскому
Рим, 10 Июня 1921 года
Тов[арищу] В.Р.Менжинскому[25],
Особый отдел ВЧК.
Уважаемый Вячеслав Рудольфович.
В свое время, когда собиралась за границу наша делегация, я отстаивал перед тов[арищем] Ягодой[26] необходимость выпустить и жен членов делегации, так как при крайне ограниченном количестве нас, жены будут работать в качестве машинисток, секретарей и т.д. Так и сделали.
Однако, пожив здесь, я убедился, что Ваша точка зрения по возможности не выпускать за границу семьи, - пожалуй, более правильна, особенно в условиях вроде здешних. Я не хочу этим сказать, что жены моих товарищей чем-нибудь плохо себя заявили или скверно работают. Не в этом дело. А вот в чем. Человек, у которого на руках малые дети или болезненная жена, естественно высоко оценивает их интересы. И вот, когда наступают острые моменты, как имело место здесь, и приходится вопросы, связанные с бытием или небытием делегации решать исключительно с политической точки зрения, с точки зрения интересов Республики, тогда эти семейные соображения ложатся тяжелым бременем на плечи представительства. Публика, дрожа за благополучие своих, сознавая, как важно для здоровья ребят и других членов семьи остаться в Прекрасной Италии, начинает всю свою «критику» окрашивать в этот «защитный» цвет. Получается тяжелое ядро на ногах делегации, как это мы испытали здесь два-три раза, когда возникал вопрос об отъезде из Италии.
Этот печальный опыт заставляет меня обратить Ваше внимание на то, что выпуск жен, а тем более жен с детьми, необходимо производить с большой оглядкой, разрешая выезд (особенно в страны, где еще долго будет продолжаться революционная борьба, как в Италии) лишь тем семьям, которые заведомо не поставят интересы младенцев, тетушек и бабушек выше интересов политики.
Кстати, из другой оперы: из Москвы была выпущена семья композитора Рахманинова[27](читал в газетах). А известно Вам, что Рахманинов один из самых злостных контрреволюционеров и ненавистников большевизма.
Из Питера выехал за границу некто профессор западной литературы Андрей Левинсон[28]. Теперь он сотрудник берлинского кадетского «Руля».
О Бальмонте и говорить нечего. Несколько дней тому назад он поместил в пражской «Воле России» злопыхательский фельетон под загл[авием] «Кровавые лжецы», где обливает вонючими помоями советскую власть. Надо бы быть поосторожнее с несчастными литераторами, в частности, с рекомендациями некоторых наркомов...
Крепко жму руку. Ваш В.Воровский[29]
Верно: Нач[альник] канц[елярии] Ин[остранного] отдела ВЧК А.Рудников
РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 84. Д. 175. Л. 49-49об. Заверенная машинописная копия.
* * *
№ 7
Письмо секретаря ЦК РКП(б) В.М.Молотова в Иностранный отдел ВЧК
30 июня 1921 года
В Иностранный отдел ВЧК
На № 5937/с от 28/VI сообщаю, что ЦК согласен на внесение в Оргбюро вопросов о выезде литераторов за границу в тех случаях, когда ВЧК находит это нужным.
Секретарь ЦК
РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 84. Д. 175. Л. 50. Машинописная копия. Исходящий ЦК РКП(б) № 3602.
Опубликовано: Источник. 1995. № 2. С. 38.
* * *
№ 8
Письмо управляющего делами Совнаркома Н.П.Горбунова секретарю ЦК РКП(б) В.М.Молотову
2 июля 1921 года
С[овершенно] секретно. В[есьма] срочно.
ЦК РКП тов[арищу] Молотову
Посылаю Вам дело о выдаче разрешения поэту А.А.Блоку выехать за границу - (на пяти страницах). Из переписки Вы увидите, что ВЧК отказывается решать такие вопросы и просит пересылать их предварительно к Вам на заключение. Заключение Ваше по этому делу прошу Вас прислать мне со всеми прилагаемыми при сем материалами.
Управ[ляющий] дел[ами] СНК Н.Горбунов
Секретарь (подпись неразборчива)
РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 84. Д. 228. Л. 33. Подлинник. Машинописный текст на бланке Управления делами СНК РСФСР; исходящий № 7967/уп. Подписи - автографы.
Опубликовано: Источник. 1995. № 2. С. 38.
* * *
№ 9
Письмо наркома по просвещению А.В.Луначарского в ЦК РКП(б)
11 июля 1921 года
В ЦК РКП, копия т[оварищу] Ленину
Поэт Александр БЛОК, в течение всех этих четырех лет державшийся вполне лояльно по отношению к Советской власти и написавший ряд сочинений, учтенных за границей как явно симпатизирующих Октябрьской революции, в настоящее время тяжко заболел нервным расстройством. По мнению врачей и друзей, единственной возможностью поправить его является временный отпуск в Финляндию. Я лично и т. Горький об этом ходатайствуем. Бумаги находятся в Особ[ом] отделе, просим ЦК повлиять на т[оварища] Менжинского в благоприятном для БЛОКА смысле.
Народный Комиссар по Просвещению А.Луначарский
Резолюция: «т. Менжинскому! ВАШ ОТЗЫВ? Верните, пожалуйста, с отзывом. К[оммунистический] пр[ивет]. Лени[н]».
РГАСПИ. Ф. 2. Оп. 1. Д. 19699. Л. 1. Машинописный отпуск. Подпись и приписка «Копия т. Ленину» - автограф. Документ поступил к Ленину в Совнарком 11 июля 1921 г.
Опубликовано: Источник. 1995. № 2. С. 39.
* * *
№ 10
Записка начальника Особого отдела ВЧК В.Р.Менжинского председателю Совнаркома В.И.Ленину
11 июля 1921 года
Уважаемый товарищ!
За Бальмонта ручался не только Луначарский, но и Бухарин[30]. БЛОК натура поэтическая; произведет на него дурное впечатление какая-нибудь история, и он совершенно естественно будет писать стихи против нас. По-моему, выпускать не стоит, а устроить БЛОКУ хорошие условия где-нибудь в санатории.
С ком[мунистическим] пр[иветом] В.Менжинский.
РГАСПИ. Ф. 2. Оп. 1. Д. 19699. Л. 2. Автограф Менжинского. На письме проставлена отметка «ПБ 50/2 12/VII-21».
Опубликовано: Источник. 1995. № 2. С. 39.
Александр Александрович Блок (1880-1921)
[Дальше...]
Через 10 лет после его кончины В.Ф.Ходасевич написал в своих воспоминаниях: «Не странно ли: Блок умирал несколько месяцев, на глазах у всех, его лечили врачи, и никто не называл и не умел назвать его болезнь. Началось с боли в ноге. Потом говорили о слабости сердца. Перед смертью он сильно страдал. Но отчего же он все-таки умер? Неизвестно. Он умер как-то “вообще”, оттого что был болен весь, оттого что не мог больше жить. Он умер от смерти».
АНАМНЕЗ [А]
По описанию современников, внешний вид Блока не соответствовал ходульным представлениям о лирическом поэте: по своей физиологической конституции был он не хрупким и не тонким, с богемной неупорядоченностью в облике, а высоким и статным, крепким и выносливым, невероятно аккуратным и на редкость элегантным человеком, с матовым тоном лица и легкой, упругой походкой. При внимательном взгляде на его стройную мускулистую фигуру создавалось впечатление, что физической силой и здоровьем природа наделила его в избытке.
Как у многих атлетически сложенных людей, чуть ли не каждое заметное ухудшение самочувствия вызывало у Блока беспокойство и безотчетные опасения. Присущие ему чрезвычайная впечатлительность и мнительность способствовали быстрому нарастанию волнения и тревоги. Особенно смущали его периодически возникавшие боль и кровоточивость десен. Время от времени он записывал в своем дневнике: «Десны болят, зубы шатаются» (23.10.1911) или «Десны замучили» (12.01.1913).
Кто-то внушил ему опасение, что такая симптоматика обусловлена цингой, известным с глубокой древности заболеванием, сопряженным с длительным недостатком в организме аскорбиновой кислоты (витамина С). Несмотря на полноценное питание и отсутствие каких-либо иных проявлений дефицита аскорбиновой кислоты в организме, Блок стойко уверовал в нескончаемую мифическую цингу и убедил в том же родственников и друзей. На самом деле, в основе досаждавших ему неприятных и болезненных ощущений в полости рта лежал банальный пародонтит, широко распространенный хронический воспалительный процесс тканей, окружающих зубные корни.
Многолетние переживания, связанные с пародонтитом, сопровождались выраженными эмоциональными нарушениями и расстройствами сна. В своем дневнике он записывал: «Вечером напали страхи» (30.10.1911); «Сегодня - издерганные нервы, по ночам опять скверные сны» (05.12.1911); «Я болен, в сущности, полная неуравновешенность физическая, нервы совершенно расшатаны» (19.06.1912); «Весь день вилась, увивалась тоска» (02.12.1912); «Устал бесконечно, скверно сплю» (30.12.1912); «За эти дни - тревога перешла в тоску. Изменился, апатия» (17.03.1913).
Психотропные лекарственные средства в те годы еще не синтезировали, и ему приходилось использовать традиционный универсальный транквилизатор - алкоголь. Одно из самых знаменитых его стихотворений 1908 года начиналось словами: «Я пригвожден к трактирной стойке. Я пьян давно. Мне всё - равно». Человек высокой культуры напивался иногда как опустившийся мастеровой. Одному из своих приятелей он признался как-то раз: «По ночам я ежедневно обхожу все рестораны на Невском, от Николаевского вокзала до Морской, и в каждом выпиваю у буфета. А утром просыпаюсь где-нибудь в номерах». Чтобы вести такой образ жизни, надо было, очевидно, обладать отменным физическим здоровьем. Вместе с тем не исключено, что регулярные алкогольные эксцессы, сглаживая ненадолго эмоциональную напряженность, обостряли свойственную ему мнительность.
В годы революции его здоровье расшаталось. Все чаще принимался он жаловаться на «непомерную усталость» (21.07.1917); по вечерам и ночами его одолевали «ужасные мысли» (25.07.1917). Тем не менее летом 1920 года он возобновил свои прогулки с купаньем: после сытного завтрака исчезал из дома, захватив с собой хлеба и сала, а вечером возвращался загорелый и бодрый. Осенью этот светлый промежуток мало-помалу изгладился, и 31 декабря 1920 года он констатировал: «День безвыходной тоски. У меня - доктор Пекелис».
Врач посетил его не случайно. Зимой 1920-1921 года Блок перенес острое вирусное заболевание (инфлуэнцу, как тогда отмечали в диагнозе) и в течение двух-трех недель из дома не выходил. Потом он снова таскал на себе капусту из дальних кооперативов, разгружал и рубил обледенелые дрова, но походка его изменилась: она стала, по определению Чуковского, «похоронной». Друзья полагали, что организм поэта подтачивал какой-то таинственный недуг.
Он пытался свести к минимуму общение даже с очень давними знакомыми и все же 11 февраля 1921 года, на вечере, устроенном Домом литераторов в связи с очередной годовщиной смерти Пушкина, произнес вдохновенную речь «О назначении поэта». «На нем был черный пиджак поверх белого свитера с высоким воротником, - вспоминал В.Ф.Ходасевич. - Весь жилистый и сухой, с обветренным красноватым лицом он похож был на рыбака. Говорил глуховатым голосом, отрубая слова, засунув руки в карманы».
В апреле к неизбывной усталости, нарушениям сна (с отсутствием чувства полноценного отдыха по утрам) и почти постоянной тоске присоединились боль в ногах и одышка, вынуждавшая его садиться на стул после подъема на второй этаж в редакции «Всемирной литературы». Он еще сумел собраться с силами и 25 апреля прочитать свои стихи перед переполненным залом в Большом драматическом театре, а в первой декаде мая отправиться в Москву и дважды выступить на литературных вечерах, но никакого удовлетворения от оглушительного успеха не получил и вернулся в Петроград совершенно измученным.
Дома его состояние не исправилось. Теперь его не отпускала лихорадка («жар», как он говорил) с повышением температуры тела то с утра, то к вечеру; «загрызали» усталость и тоска. «Сейчас у меня ни души, ни тела нет, - написал он Чуковскому 26 мая 1921 года, - я болен, как не был никогда еще: жар не прекращается, и всё всегда болит».
Все чаще он задыхался не только при незначительном физическом усилии, но и при эмоциональном напряжении. Он резко похудел и ослабел; глаза на изжелта-бледном лице потускнели; появились отеки ног. Единичных посетителей он встречал полусидя в постели, обложенный подушками. Со второй половины мая его ежедневно посещал и курировал доктор Пекелис, оставивший свои воспоминания о болезни поэта.
ДОНОС В.В.ВОРОВСКОГО
* * *
№ 1
Письмо члена Петроградского Совета М.Горького наркому по просвещению А.В.Луначарскому[1]
3 мая 1921 года
Дорогой Анатолий Васильевич!
У Александра Александровича Блока - цинга, кроме того, последнее время он находится в таком повышенно нервозном состоянии, что врачи и близкие его боятся возникновения серьезной психической болезни. А также участились припадки астмы, которой Блок страдает давно уже.
Поэтому не можете ли Вы похлопотать для Блока - в спешном порядке - выезд в Финляндию, где я мог бы помочь ему устроиться в одной из лучших санаторий?
Сделайте все, возможное для Вас, очень прошу!
Жму руку. А.Пешков[2]
РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 84. Д. 228. Л. 41. Автограф. Дата написания письма исправлена Горьким с 1 на 3 мая.
Опубликовано с искажениями: Литературное наследство. Т. 80. С. 292-293.
* * *
№ 2
Письмо наркома по просвещению А.В.Луначарского секретарю ЦК РКП(б) В.М.Молотову
7 июня 1921 года
Москва
В ЦК РКП тов[арищу] Молотову
Обращаюсь к Вам по двум делам. Первое - частное, а второе - общее и повторное. Частное дело Вы сразу поймете, прочитав прилагаемое при сем письмо Горького, общее же заключается в том, что я всемерно настаиваю на рассмотрении ЦК моего более чем скромного предложения, заключающегося в следующих пунктах:
1) Наркому по просвещению предоставляется из числа артистов всех родов искусства разрешать временный выезд за границу, сроком не свыше как на 4 месяца, пяти лицам.
Примечание 1. Ин[остранная] секция Особ[ого] отдела[3] может задерживать таких лиц лишь по строго политическим мотивам, которые должны секретно сообщаться наркому по просвещению и в секретариат ЦК.
Примечание 2. В случае, если с посылаемыми лицами пожелают выехать их семьи, вопрос об отпуске семейств целиком остается в пределах ведения Особого отдела.
2) После возвращения каждого из этих пяти лиц нарком по просвещению имеет право посылать в очередь другое лицо, стоящее в списке кандидатов. Нарушение слова и уход за границу навсегда автоматически закупоривает соответственную очередь.
При этом порядке мы можем рассчитывать на известную круговую поруку и даже сможем запрашивать соответственные особо заинтересованные в такого рода отъезде коллективы о том, желают ли они, допустим, рискнуть отправить за границу такого-то или такую-то. В их собственных интересах посылать только людей лояльных, не отнимая таким образом от других возможность заграничных поездок.
Настоятельно прошу поставить этот вопрос в Оргбюро или Политбюро и рассмотреть его только в моем присутствии[4]. Целый град отрицательных решений, которые сейчас приняты ЦК по вопросу об отъезде за границу, может повлечь за собою один только результат, а именно массовое бегство за границу. ЧК, конечно, легко делает - что вообще легко делать - отказывает выдать бумажку, но реально задержать артистов она не может, вследствие чего такие лица, как Болеславский[5], как Смирнов[6], как Романов[7], как Гзовская[8], как Евелинов[9] и целый ряд других спокойнейшим образом переехали за границу, показав таким образом дорогу и другим. Я совершенно примыкаю к единственно разумной точке зрения нарком[а] внеш[ней] торг[овли] Красина[10], который говорит, что скандальное бегство за границу прекратится только тогда, когда мы будем осторожным путем давать возможность артистам уезжать за границу на время. Собственноручное письмо Красина об этом мною уже давно послано ЦК.
Считая, что уже рассмотренный в Политбюро вопрос, как Вы мне сообщили, должен рассматриваться как окончательно решенный, я тем не менее протестую впредь против рассмотрения вопросов, касающихся Наркомпроса, без моего присутствия.
Нарком по просвещению А.Луначарский
Секретарь А.Флаксерман[11]
РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 84. Д. 228. Л. 40-40об. Подлинник. Машинописный текст на бланке Наркомпроса РСФСР, исходящий № 4737. Подписи - автографы.
Опубликовано: «Он будет писать стихи против нас». Правда о болезни и смерти Александра Блока. Публикация В.Шепелева и В.Любимова // Источник. 1995. № 2. С. 35-36.
* * *
№ 3
Письмо правления Петроградского отделения Всероссийского союза писателей председателю Совнаркома В.И.Ленину
7 июня 1921 года
Председателю Совнаркома В.И.Ленину
Правлением Петроградского отделения Всероссийского профессионального Союза писателей, в заседании от 31 мая с./г., было заслушано сообщение о тяжелой болезни поэта А.А.Блока, который в настоящее время страдает грудной жабой, цингой и нервным расстройством. По заявлению врачей, пользующих больного, единственной мерой, которая могла бы его спасти и вернуть к творческой работе, - является немедленная отправка А.А.Блока в одну из санаторий, предпочтительно финляндскую, где он будет иметь необходимый уход и индивидуальное питание.
Ввиду этого правление Союза в твердой уверенности, что оно говорит от имени всей русской литературы, просит безотлагательно выдать А.А.Блоку и его жене разрешение на выезд в Финляндию.
Правление полагает, что к этому ходатайству о спасении жизни Блока присоединится каждый, кому дорога русская литература, одним из лучших современных представителей которой он является.
Председатель правления А.Л.Волынский[12]
Члены правления
П.Губер[13]
А.Тихонов[14]
Люб. Гуревич[15]
Виктор Шкловский[16]
Н.Волковысский[17]
Секретарь (подпись неразборчива)
РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 84. Д. 228. Л. 39. Подлинник. Машинописный текст на бланке Петроградского отделения Всероссийского профессионального союза писателей, исходящий № 57. Подписи - автографы. Письмо зарегистрировано в Управлении делами СНК 24 июня 1921 г., входящий № 9562.
Опубликовано: Источник. 1995. № 2. С. 36.
* * *
№ 4
Записка начальника Иностранного отдела ВЧК Я.Х.Давыдова Управляющему делами Совнаркома Н.П.Горбунову
28 июня 1921 года
Кремль. Управделами СНК тов[арищу] Горбунову.
Срочно. Отдел иностранный.
В дополнение к № 5937/с от 27 июня ИНО ВЧК препровождает при сем переписку о гражданине БЛОКЕ.
Приложение: упомянутое.
Нач[альник] Ино[странного] Отдела ВЧК Я.Давыдов
Нач[альник] канцелярии А.Рудников
РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 84. Д. 228. Л. 36. Подлинник. Машинопись. Подписи - автографы.
* * *
№ 5
Письмо начальника Иностранного отдела ВЧК Я.Х.Давыдова[18] секретарю ЦК РКП(б) В.М.Молотову
28 июня 1921 года
Сов[ершенно] секретно. В[есьма] срочно.
В ЦК РКП, тов[арищу] Молотову
Копия: Кремль, тов[арищу] Троцкому на № 1596
Копия: СНК, тов[арищу] Горбунову на № 7461/упр
В ИНО ВЧК в настоящий момент имеются заявления ряда литераторов, в частности ВЕНГЕРОВОЙ[19], БЛОКА, СОЛОГУБА[20] - о выезде за границу.
Принимая во внимание, что уехавшие за границу литераторы ведут самую активную кампанию против Советской России, и что некоторые из них, как БАЛЬМОНТ[21], КУПРИН[22], БУНИН[23], не останавливаются перед самыми гнусными измышлениями - ВЧК не считает возможным удовлетворять подобные ходатайства.
Если только у ЦК РКП нет особых соображений, чтобы считать пребывание того или иного литератора за границей более желательным, чем в Советской России, - ВЧК с[о] своей стороны не видит оснований к тому, чтобы в ближайшем будущем разрешать им выезд.
Во всяком случае, мы считали бы желательным разрешение подобных вопросов передавать в Оргбюро.
Для иллюстрации вышесказанного при сем прилагается копия письма тов[арища] Воровского из Рима.
Нач[альник] Ино[странного] отдела ВЧК Я.Давыдов
Личный секретарь А.Рудников[24]
Резолюция: «Копии всем членам Оргбюро для ознакомления. По пункту (1) ответить, что ЦК с этим вполне согласен (о выезде литераторов и др.) в тех случаях, когда ВЧК находит нужным передавать на Оргбюро. 29/V1 В.Молотов.
РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 84. Д. 175. Л. 48. Подлинник. Машинописный текст на бланке ВЧК. Исходящий № 5937/с. Предпоследний абзац выделен скобкой с надписью «п. 1». Подписи - автографы. Оригинал письма поступил в ЦК РКП(б) 29 июня 1921 г., входящий № 2224/с. Аналогичные копии отложились в деле 227 (Л. 33, 35).
Опубликовано: Источник. 1995. № 2. С. 37.
* * *
№ 6
Письмо полпреда РСФСР в Италии В.В.Воровского начальнику Особого отдела ВЧК В.Р.Менжинскому
Рим, 10 Июня 1921 года
Тов[арищу] В.Р.Менжинскому[25],
Особый отдел ВЧК.
Уважаемый Вячеслав Рудольфович.
В свое время, когда собиралась за границу наша делегация, я отстаивал перед тов[арищем] Ягодой[26] необходимость выпустить и жен членов делегации, так как при крайне ограниченном количестве нас, жены будут работать в качестве машинисток, секретарей и т.д. Так и сделали.
Однако, пожив здесь, я убедился, что Ваша точка зрения по возможности не выпускать за границу семьи, - пожалуй, более правильна, особенно в условиях вроде здешних. Я не хочу этим сказать, что жены моих товарищей чем-нибудь плохо себя заявили или скверно работают. Не в этом дело. А вот в чем. Человек, у которого на руках малые дети или болезненная жена, естественно высоко оценивает их интересы. И вот, когда наступают острые моменты, как имело место здесь, и приходится вопросы, связанные с бытием или небытием делегации решать исключительно с политической точки зрения, с точки зрения интересов Республики, тогда эти семейные соображения ложатся тяжелым бременем на плечи представительства. Публика, дрожа за благополучие своих, сознавая, как важно для здоровья ребят и других членов семьи остаться в Прекрасной Италии, начинает всю свою «критику» окрашивать в этот «защитный» цвет. Получается тяжелое ядро на ногах делегации, как это мы испытали здесь два-три раза, когда возникал вопрос об отъезде из Италии.
Этот печальный опыт заставляет меня обратить Ваше внимание на то, что выпуск жен, а тем более жен с детьми, необходимо производить с большой оглядкой, разрешая выезд (особенно в страны, где еще долго будет продолжаться революционная борьба, как в Италии) лишь тем семьям, которые заведомо не поставят интересы младенцев, тетушек и бабушек выше интересов политики.
Кстати, из другой оперы: из Москвы была выпущена семья композитора Рахманинова[27](читал в газетах). А известно Вам, что Рахманинов один из самых злостных контрреволюционеров и ненавистников большевизма.
Из Питера выехал за границу некто профессор западной литературы Андрей Левинсон[28]. Теперь он сотрудник берлинского кадетского «Руля».
О Бальмонте и говорить нечего. Несколько дней тому назад он поместил в пражской «Воле России» злопыхательский фельетон под загл[авием] «Кровавые лжецы», где обливает вонючими помоями советскую власть. Надо бы быть поосторожнее с несчастными литераторами, в частности, с рекомендациями некоторых наркомов...
Крепко жму руку. Ваш В.Воровский[29]
Верно: Нач[альник] канц[елярии] Ин[остранного] отдела ВЧК А.Рудников
РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 84. Д. 175. Л. 49-49об. Заверенная машинописная копия.
* * *
№ 7
Письмо секретаря ЦК РКП(б) В.М.Молотова в Иностранный отдел ВЧК
30 июня 1921 года
В Иностранный отдел ВЧК
На № 5937/с от 28/VI сообщаю, что ЦК согласен на внесение в Оргбюро вопросов о выезде литераторов за границу в тех случаях, когда ВЧК находит это нужным.
Секретарь ЦК
РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 84. Д. 175. Л. 50. Машинописная копия. Исходящий ЦК РКП(б) № 3602.
Опубликовано: Источник. 1995. № 2. С. 38.
* * *
№ 8
Письмо управляющего делами Совнаркома Н.П.Горбунова секретарю ЦК РКП(б) В.М.Молотову
2 июля 1921 года
С[овершенно] секретно. В[есьма] срочно.
ЦК РКП тов[арищу] Молотову
Посылаю Вам дело о выдаче разрешения поэту А.А.Блоку выехать за границу - (на пяти страницах). Из переписки Вы увидите, что ВЧК отказывается решать такие вопросы и просит пересылать их предварительно к Вам на заключение. Заключение Ваше по этому делу прошу Вас прислать мне со всеми прилагаемыми при сем материалами.
Управ[ляющий] дел[ами] СНК Н.Горбунов
Секретарь (подпись неразборчива)
РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 84. Д. 228. Л. 33. Подлинник. Машинописный текст на бланке Управления делами СНК РСФСР; исходящий № 7967/уп. Подписи - автографы.
Опубликовано: Источник. 1995. № 2. С. 38.
* * *
№ 9
Письмо наркома по просвещению А.В.Луначарского в ЦК РКП(б)
11 июля 1921 года
В ЦК РКП, копия т[оварищу] Ленину
Поэт Александр БЛОК, в течение всех этих четырех лет державшийся вполне лояльно по отношению к Советской власти и написавший ряд сочинений, учтенных за границей как явно симпатизирующих Октябрьской революции, в настоящее время тяжко заболел нервным расстройством. По мнению врачей и друзей, единственной возможностью поправить его является временный отпуск в Финляндию. Я лично и т. Горький об этом ходатайствуем. Бумаги находятся в Особ[ом] отделе, просим ЦК повлиять на т[оварища] Менжинского в благоприятном для БЛОКА смысле.
Народный Комиссар по Просвещению А.Луначарский
Резолюция: «т. Менжинскому! ВАШ ОТЗЫВ? Верните, пожалуйста, с отзывом. К[оммунистический] пр[ивет]. Лени[н]».
РГАСПИ. Ф. 2. Оп. 1. Д. 19699. Л. 1. Машинописный отпуск. Подпись и приписка «Копия т. Ленину» - автограф. Документ поступил к Ленину в Совнарком 11 июля 1921 г.
Опубликовано: Источник. 1995. № 2. С. 39.
* * *
№ 10
Записка начальника Особого отдела ВЧК В.Р.Менжинского председателю Совнаркома В.И.Ленину
11 июля 1921 года
Уважаемый товарищ!
За Бальмонта ручался не только Луначарский, но и Бухарин[30]. БЛОК натура поэтическая; произведет на него дурное впечатление какая-нибудь история, и он совершенно естественно будет писать стихи против нас. По-моему, выпускать не стоит, а устроить БЛОКУ хорошие условия где-нибудь в санатории.
С ком[мунистическим] пр[иветом] В.Менжинский.
РГАСПИ. Ф. 2. Оп. 1. Д. 19699. Л. 2. Автограф Менжинского. На письме проставлена отметка «ПБ 50/2 12/VII-21».
Опубликовано: Источник. 1995. № 2. С. 39.