О русском и церковно-славянском языках
На днях узнал, что пополнил список известных обновленцев. И приходиться в связи с этим высказаться по поводу моего отношения к богослужебному языку. Подробнее и с обоснованием напишу об этом позднее, а сейчас отвечу пунктиром.
1. Я служил, служу и буду служить по тем книгам, котоые благословило священноначалие. Убежден, что пресвитер не властен менять богослужение. Это привилегия епископа и Собора. Язык богослужения - это не часть священного Предания, ибо не дан Богом в Откровении и "не предан всеми всегда и повсеместно". Это вопрос церковной икономии, а не догматики и не канонического строя Церкви, и потому решение его лежит полностью на плечах епископата.
2. Проблема понимания богослужения действительно существует и это не выдумка обновленцев. Если мы обратимся к Писанию, то увидим, что молится без участия ума - недопустимо. Богослужение действительно созданнно не для миссии, а для воцерковленных христиан. Но именно они и оказываются часто непонимающими. Мне известны десятки случаев, когда люди более 30 лет ходившие в храм, и даже имеющие семинарское образование не способны внятно объяснить огромные куски Псалтири и других богослуженых текстов. Та же проблема есть и среди самих священников.
3. Совершенно недопустим для меня перевод на русский литературный язык, ибо он для этого не предназначен. Шестопсалмие в переводе Аверинцева звучит ужасно. Также нельзя вносить в богослужение тексты из Синодального перевода, т.к. Ветхий Завет там переведен с масоретского текста, а не с перевода 70. Введение этого текста оторвет нас от греческих Церквей, и введет в противоречие даже с текстом Нового Завета, где в основном цитируется текст 70-ти. Единственный извод русского языка, который теоритически мог бы быть использован в богослужении - это язык русского богословия и русских святых отцов. Примером этого могут быть молитва Оптинских старцев или св. прав. Иоанна Кронштадтского.
4. Лично я считаю гораздо предпочтительнее остаться при церковно-славянском языке богослужения, ибо он точнее передает букву Писания и учения Отцов, но при этом язык должен быть изменем по образцу переводов Патр. Сергия. Это касается в первую очередь Псалтиря, Часослова и Праздничной Минеи, а также последования Требника (особенно Крещения). По словам свят. Афанасия Ковровского единственный официально одобренный текст Триоди и Октоиха именно тот, который был сделан Синодом до Революции. То, что митр. Питирим переиздал неисправленный текст этих книг - лишь акт его волюнтаризма. К слову говоря мысль, что переводы не закрепились в церковном сознании принадлежит лишь Б. Сове, а не реальности. Исправленные тексты разошлись в предреволюционные годы в три раза быстрее, чем тексты старой редакции. И сейчас Патриарх читает канон преп. Андрея Критского не в старой, а новой редакции, и ни у кого это не вызывает вопросов.
5. Какое бы не было решение по вопросу языка со стороны священноначалия, я без колебания с ним соглашусь, единственно было бы крайне желательным, что если Собор сочтет возможным или необходимым ввести в богослужение русский язык, при этом не было бы насильстваенного навязывания его всем приходам, а воспрос о языке должен решаться в каждом конкретном приходе на общем собрании под председательством епископа.
6. Всякую же попытку решить вопрос языка используя петиции, митинги протеста, самовольные переводы в храмах и т.д. я считаю бунтом, ниспровергающим епископальную структуру Церкви. Это тяжкий грех, которого должно избегать, как избегать должно и взаимного обзывания сторонников и противников того или иного языка в ереси. Иначе мы впадем в грех суеверия (см. опреденпие этого греха в Катехизисе.пар. 504).
ПРи этом необходимо строго осуждать реальные ереси, разлагающие ныне некоторых людей в Церкви: ересь вохлебения (отрицания Пресуществления св. Даров), апокатастисис, хула на монашесто и таиснтво Брака и т.п. вещи.
Это мои мысли по данному поводу, и если я в чем неправ, то прошу меня поправить.