32-й БЛОКПОСТ
Есть в Зоне два места, где зарыты куски моего сердца.
Второе место - Дебальцево.
Первое - 31-й блокпост.
Не 32-й, а именно 31-й.
Там год назад произошло то, о чём до сих пор спрашивают меня в изумлении генералы и полковники.
- Ну как? Как одновременно собрались тогда все...
Ровно год назад на 31-м блокпосте одновременно собрались:
- журналисты
- волонтёры
- генералы Генштаба
- и грузовик, на котором ребята 32-го вывезли тела тех, кто погиб, пытаясь их освободить.
Как они собрались?
Кто это сделал?
Я улыбаюсь в ответ на вопросы. Я не скажу.
Но я точно знаю, кто спас тогда 32-й блокпост.
Не Бутусов, не Касьянов, не Настя Станко - маленькая храбрая Настя, закутанная в восемь шарфов, хлюпающая носом и всё же ведущая репортаж.
Не Воронкова, Макарова и невероятный Дед Мороз.
А просто все мы.
Все, кого раной разъедала боль 32-го блокпоста. Все, кто писал и гвоворил тогда о нём, вопреки указаниям Администрации Президента, вопреки всей льющейся лжи - вы все тогда спасли 112 жизней.
112 обречённых жизней спасли вы тогда.
Проданных за политическое кресло. Проданных и отпетых при жизни бравурными заявлениями Президента и его слуг.
Помните, ребята 32-го?
Помните, ребята 31-го?
Это не наша земля теперь. Но там лежит кусок моего сердца.
И мне это не нравится. Нельзя сердцу быть разорванным.
Я жду.
Моя победа будет полной только тогда, когда ко мне вернётся 31-й блокпост. Где я впервые решала, кто я.
Моя победа будет полной только тогда, когда ко мне вернётся 32-й блокпост, где горстка людей показала мне и миру, кто мы.
Спасибо, люди.
Все, кто год назад был вместе с 32-м блокпостом - одной из самых страшных драм нашей войны.
29 октября 2014 г
ОТПУСК У СМЕРТИ
Эпиграф №1:
«Был ли стратегически важен 32-й блокпост?
Да, он был очень важен.
Но не настолько, чтобы сдать его ценой смертей ста двенадцати человек»
Эпиграф №2:
«- Олексію, я їду на прес-конференцію по вашому блокпосту. Можеш щось передати людям від вас?
- Можу. Ви скажіть людям, що ми готові воювати. І були готові. Ми не ховались від смерті. Але ми не хотіли бути просто м"ясом»
Алексею
Вадиму
Саше
Юре
Виталию
Безымянному
и всем воинам 31-го и 32-го блокпостов посвящаю…
… я никогда его не видела.
Только слышала голос в трубе.
Я люблю вычислять людей по голосу. Лёшу я вычислила легко - лет 27, наверное. Среднего роста, скорее всего женат, и прекрасный семьянин, наверное, есть маленький ребёнок. Ну, что ещё - в будущем прекрасный офицер, пожалуй.
И ещё - он производил впечатление очень взрослого парня. Знаете, бывают такие парни, они с детства мужчины - с повышенной ответственностью и отрощенным выше роста чувством долга.
Нам иногда звонят офицеры и просят экипировать их.
- А ваше подразделение уже экипировано? - недоумённо спрашиваем мы.
- Подразделение? Ах да, подразделение… Да откуда ж оно будет экипировано? Нет, конечно. Кто нам что даст?
- В таком случае давайте займёмся в первую очередь вашим подразделением? - строго предлагаем мы.
Ну, далее как получается - либо офицер начинает-таки понимать, что он командир и высылает списки нужных подразделению вещей, либо мы вычёркиваем такого офицера из сферы нашей работы.
А зачем нам работать с офицерами, которые не думают о бойцах?
Лёша позвонил, когда бригада ещё была на полигоне.
Сразу объяснил, что у него взвод, и он очень хочет экипировать этот взвод, или как минимум - обуть-одеть. Мы немножко проверили информацию - мы всегда её проверяем - и начали работать. Созванивались иногда в режиме «список, дай список-примипосылку-дошло?-дошло, спасибо»
Лёша не любил болтать лишнего - а правда, о чём болтать?
У всех работа - ему готовиться в АТО, нам - снаряжать его взвод.
Потом бригада вышла в Зону. И мы начали пересылать снаряг для его взвода нашими перевозками. С его подачи мы как-то плавно перешли на другие взводы и роты 80-й. Затем на нас вышли ребята, снабжающие ВВ-шников на 32-м блокпосту, мы подключились тоже, а чего ж, если машина идёт в том направлении, а ВВ-шники на 32-м и 80-ка на базе выглядели ну совершенно неохваченными волонтёрской заботой.
Так что и 32-й блок, и 80-ю мы знали. Познакомились в процессе.
Там знали Деда Мороза лично, Иру, реже меня - в телефоне.
Я знала, что ВВ на 32-м были сменены 80-й. Но телефоны не обрывала. А правда, чего обрывать?
У всех работа - ребятам стоять на блокпостах, нам - высылать машины на эти блокпосты. Не просят ничего, и ладно. Значит, всё есть. Займёмся другими.
… - Доброго дня, Діано. - услышала я голос в трубе.
- Привіт, Олексію. - ответила я удивлённо.
Лёшин голос - голос уверенного, ответственного мужчины, офицера, звучал тускло. Ровный был голос, спокойный как обычно - но подрагивал, как подрагивает голос очень замёрзшего человека.
- Діано, а ви б не могли нам передати води? - спросил Лёша и шмыгнул носом.
- Звісно, можемо. А ти де зараз? - спросила я.
- На 32-му. - ответил он.
- Господи, я не знала. А що ще треба? - начала понимать я.
Повторяю - мы регулярно доставляли на 32-й воду и еду, ещё когда там стояла Нацгвардия.
Повторяю - армейские поставки уже полтора месяца назад не справлялись с потрібностями 32-го блока.
- Та те що треба, ви не доставите. Але дуже потрібні батарейки. - попросил Лёша.
- Пальчик? Мікро? - уточнила я.
- Для рацій. - объяснил он и добавил. - А тільки ви навряд чи довезете. Вони можуть пропасти.
- Я їм пропаду! - засмеялась я осторожно. - Ти ж знаєш, в нас нічого не пропадає.
- Та в нас пропаде. - дрогнул голос. - Сепари відберуть.
Я ещё ничего не понимала. Но начала действовать.
Когда чего-то не понимаешь, срочно надо действовать, и всё сразу становится болем понятным.
- Так. Ти можеш набрати мені список потреб смс-кою? - деловито скомандовала я. - Ну, як завжди ми робили.
- Не можу! - крикнул вдруг он. - В мене пальці вже не ворушаться! Я ледве номер набираю.
Я вдруг очень быстро поняла, что говорит со мной сейчас смертельно уставший, замёрзший человек. И человек этот, кажется, в отчаянии.
- Олексію, що в вас там? - спросила я тихо.
- Оточили нас. - сказал он тоже тихо. - Ні води, нічого. П»ять днів води вже нема.
- Льош… Зараз, за кілька годин до вас прибуде наш Дід Мороз. Він недалеко там. Зараз усе буде. - пообещала я.
Оточили - подумаєш!
Этот блокпост уже давно был практически в окружении, а Дед Мороз проскакивал. Он сам протоптал тихую тропу в кукурузе, и появлялся на 32-м, гружённый подарками как под ёлочку.
- Ні, він не пройде. Нас уже зовсім оточили. - сказал Лёша тускло.
- Зараз, Льоша, кілька годин… Він пройде. - сказала я.
- Тоді, знаєте?.. - как-то по-детски попросил он. - А можна нам ще сигарет? І хоч трохи хліба…
Ого! - подумала я.
Кажется, положение там было действительно серьёзным. Но я верила в тайную тропу, и я верила в Деда Мороза.
- Ах, Лёша! - захохотал в трубу Мороз, метущийся к Чернухино. - Щас мы сделаем. Наконец я его увижу.
Лёше не везло увидеться с Морозом. Когда тот привозил передачи на взвод, который Лёша опекал заботливо и даже трогательно - сам командир был на задании.
Лёшиному взводу вообще везло на задания, их бросали в самое пекло. А в пекло, как известно, неведомо кого не пропустят. И даже если ты славный и опытный перевозчик - для проезда в пекло тебе нужен особый пропуск.
В таком случае Мороз передавал передачи на Лёшин взвод через других.
Ну, тех, кому мы доверяли, разумеется…
А сама я Лёшу ни разу не видела, я говорила. И как, и где нам было увидеться, и когда - он был для меня одним из сотен.
- Так я срываюсь с маршрута? - спросил Мороз для порядку.
Порядок необходим.
Для некоторых действий Морозу не требуется разрешение - и я, зная об этом, торопилась дать добро.
Субординация называется. Её стоит поддерживать и не нарушать.
На всякий случай.
Смайлик «smile»
- Срывайся. - сказала я. - Бог с ним, с Чернухино. Потом завезём. Надо проверить Лёшку и лёшиных ребят. Что-то там совсем всё выглядит кисло.
- Леди! - спустя несколько часов загрохотал в трубе Мороз.
Дальше шёл сплошной мат, я терпеливо слушала.
- Что, так плохо? - перевела я Морозовы откровения.
- Капец как плохо. - устало прошептал в телефоне Мороз. - Я даже не представлял, что там такое.
- А твоя тропа? - спросила я.
- Заминировали! - заорал Дед Мороз, и мне пришлось снова терпеливо выслушать ряд трёхэтажных построений.
В дымке грохота, выстрелов и хорошего сибирского морозного мата постепенно вырисовывалась и становилась более чёткой картина. Я слушала, и мои глаза от злости щурились в щёлочку.
А когда мои глаза начинают зло прищуриваться - знает семья, знают очень близкие друзья - добра не жди.
Когда я начинаю злиться до качественного прищура - метла сама вскакивает в мои руки, и я выхожу на взлёт.
Взлёт начался с поста в ФБ. Далее вы знаете.
Как слизывали росу с деревьев измождённые ребята, как делили пятнадцать последних банок тушёнки, как воду крышечками мерили…
Как давали им выход сепаратисты, но не давало командование.
Как охраняли блокпост люди, мёрзнущие в окопах - люди, вошедшие в холодную осень окружения ещё в тёплом октябре…
Как поднялся интернет и журналисты, разделившись на два лагеря - одни требовали немедленно спасти голодных, измученных, обезвоженных защитников блокпоста.
Другие требовали не сдавать, бороться, сражаться и прочая, прочая…
... знаете, когда информация почему-то начинает искривляться.
Когда откуда-то начинает нестись спор о том, можно ли назвать чёрное белым и наоборот.
А тебе во что бы то ни стало нужно узнать правильный цвет.
Нужно срываться и ехать к информации.
- Олексію, а здаватись вони не пропонують? - спросила я в очередном раз говоре с Лёшей.
- Ми не здамось. - ровно ответил он.
Он ответил так ровно и спокойно, что мне стало страшно.
И мы сели в машину, Мороз вжал газ и «Пливе кача» в динамиках.
Зачем мы ехали?
Что мы надеялись сделать там, где не могло ничего сделать командование?
Что нас вело?
Что вело @Nataly Voronkova и Деда Мороза - пусть они скажут сами. Такие вещи человек должен говорить сам.
Меня же вёл этот голос - тусклый, ровный - голос смертельно уставшего, замёрзшего, измученного человека.
- Ми не здамось… - сквозь «Плине кача» слышала я, пытаясь дремать.
Я знала - этот взрослый парень имел право говорить от имени всех - смертельно уставших, измученных, замёрзших защитников блокпоста.
… на блокпост 31 мы влетели после длинной дороги по госпиталям и блокам - мы ж с Воронковой пустыми не ездим. Да и Мороз с пустыми руками не пойдёт.
Непривычно оно как-то. Глупо даже.
Мы трещали по очереди по телефонах, мы вызывали на блокпост людей.
Из сектора (не скажу какого) мчалась одна съёмочная группа, в городе (не скажу каком) ждала нас съёмочная группа вторая, третья группа уже пробиралась туда, из сектора (опять не скажу какого) шла нам в сопровождение разведгруппа.
Время от времени мы хватали кусочек интернета и прочитывали те простыни комментов, которые бороздами шли в эти дни по Фесбуку.
Мы видели - Бутусов, Вовнянко, Рева, Фин, Касьянов, Хоттабыч - подписываются под делом спасения сотни рядовых Райанов.
Мы радовались, когда в рядах репостящих оказывались волонтёры - а знаете, когда ты идёшь в бой, то очень важно, чтобы тебя поддержали свои.
И свои, волонтёры, нас ведь поддержали, ведь верно, ведь правильно?
Смайлик «smile»
Касьянов оказывался недалеко - и мы звонили Касьянову, зовя его в наши ряды. Ряды чудаков, едущих к 32-му блокпосту - чудаков, поверивших, что они могут что-то сделать.
- Вопрос решается. Мы там уже ни к чему. - отвечал Касьянов.
Мы рады были его видеть потом на 31-м.
Его пост сыграл очень важную роль в этой истории.
… Мы говорили с парнями, пока Мороз летал по лагерю, раздавая обещанное в прошлые приезды.
Мы говорили? - нет, мы слушали.
Мы слушали, сцепив зубы.
- С горки, девчата, с горки. - пинками загонял нас в машину Мороз. - Щас обстрел будет.
Вдали бухало глухо и слегка.
Подтвердилось ли всё, расказанное нам в телефонных разговорах, рассказанное Морозом? - нет, не просто подтвердилось.
Всё оказалось куда хуже, чем мы ожидали.
- На горку, девчата, на горку! - подлетел Мороз и пинками гнал нас к машине. - Там командиры, ещё поговорите с командирами.
- А кто это в ряд? - спросила я, глядя на горку.
- А это двухсотых из 32-го привезли. - жалостливо поглядев на меня, ответил боец.
Так я впервые встретилась с Неизвестным…
Тела - вернее, обугленные их останки, фрагменты тел - вывезли парни 32-го поста.
Парней этих легко можно было отличить среди аборигенов 31-го.
Серый цвет лиц был у бойцов 32-го.
Их обступили нацгвардейцы 31-го, журналисты, медики.
Кто-то торопливо нёс надгрызенную буханку хлеба и тыкал в заскорублые, чёрные руки десантника из 32-го.
- Дед Мороз! Сигареты! - ахнула я.
- Щас, щас, поеду. - сказал он и ринулся в толпу.
- Не пропустят. - сказал кто-то.
Сепаратисты разрешили вывезти какую-то часть тел. Живым сопровождающим дали пару часов. Оставили для точности заложников.
Всё просто. Не вернётесь вовремя - заложников убьют.
Воду, еду, сигареты и медикаменты на обратном пути не пропустят.
Меня колотило, я села в машину.
- Леди! - крикнул Дед Мороз, подбегая к машине.
Мороз держал лапы на плечах какого-то мальчишки. Мне показалось - какого-то местного пацана в лёгкой куртке, грязной и кровавой.
Мальчишка, лет восемнадцати, растерянно улыбался, болтаясь в руках Деда Мороза.
- Лёша! Леди! - говорил мне Мороз.
В его глазах стояли слёзы.
Я удивилась этим слезам. Я ничего не понимала.
- Это Лёша! - орал Мороз.
- Лёша? - спросила я потрясённо.
Мальчик кивнул.
Я встала из машины ему навстречу и сгребла в руках этого ребёнка.
Он уткнулся мне в плечо.
- Лёша, Лёша… - повторяла я.
- Я так хочу додому… - прошептал он в моё плечо.
От него шёл запах дыма.
Запах сгоревших человеческих тел.
Весь этот день он выгребал тела из пожжённой техники. Выкапывал из земли тех, кого успели прикопать. Складывал их в машину.
Не только он. Все они, вырвавшиеся на время от смерти, привезшие смерть, пахли специфическим этим дымом.
- Скільки тобі років? - спросила я.
- Двадцять один. - шмыгнул он носом.
- Так, всё, через двадцать минут выезжаем! - закричал кто-то.
- Сигареты! - ахнули мы.
- Не пропустять. - безнадёжно сказал Лёша.
- Посмотрим! - заорал Дед Мороз, плюхнулся в машину и рванул в сторону соседнего села.
Моя шубка осталась в машине. Кто-то из бойцов набросил мне на плечи бушлат.
Мы говорили с Лёшей быстро и сбивчиво. Он рассказывал о вариантах, которые их ждут. Спокойно и ровно он перечислял эти варианты.
После двенадцати их должны накрыть огнём. Первый вариант.
Они ждут приказа на выход из окружения и выходят. Второй вариант. Самый безнадёжный, в такой приказ никто не верил.
Они выходят сами, без приказа. Третий вариант, на который никто не соглашался.
Эти доходяги с серыми лицами, эти измученные и изголодавшие люди, люди, делившие воду по каплям, не имеющие тёплой одежды, живущие и спящие в окопах при минусе степного ноября - эти мальчишки и мужчины, температурящие, кашляющие, оставшиеся без гранат, с двумя ящиками патронов на сто двенадцать человек - НЕ ХОТЕЛИ ВЫХОДИТЬ БЕЗ ПРИКАЗА.
Вариант сдачи в плен не рассматривался.
- Ми пішли в розвідку. Там у них двадцять танків і два ГРАДа, розвернуті на нас. - громко и весело рассказывал бородатый балагур, такой Вася Тёркин, который есть в любом подразделении. - А в нас лише автомати!
- Виходьте! Ми прикриємо вогнем. - кричали им ребята из 31-го.
- Та там і прикривать не треба. Вони нас самі випустять.
- Так виходьте. Скільки можна? Ви там сгниєте!
- І шо, під трибунал? - нервно смеялись люди с серыми лицами.
- Не буде трибуналу. Не допустимо! - кричали местные нацгвардейцы.
- Олексію. - сказала я. - Який би варіант ви не обрали, я хочу, щоб ти знав, і хлопцям передав - ми вас не кинемо. Ми будемо за вас боротись.
Он кивнул быстро, по-детски.
Я хотела ему пообещать, что в защиту 32-го блокпоста поднимется такое количество людей, которое он даже себе не представляет. Но язик прикусила.
Я уже знала к тому времени, какое количество людей страстно хотело, чтобы эти пальчики и мужчины немедленно шли в бой.
Немедленно
не ноя
не жалуясь на голод, холод, зажду.
С автоматами на танки и ГРАДы.
Некоторая часть общества страстно хотела видеть подвиг.
Мороз в это время сметал прилавки сельских магазинчиков, выгребая воду, сигареты, батарейки.
Батарейки для раций были важны так же как вода.
Мороз летел к 31-му, выскочил на блок, подлетел к Уралу.
К раздолбанному Уралу, на котором эти смертники привезли смерть - и через несколько часов должны были вернуться к смерти.
Просто к смерти.
Просто быть раздавленным танками, пожжённым ГРАДами, порезанным чеченцами.
Не ради блокпоста, нет. Все понимали, что после объявленного часа Икс этому блокпосту оставалось быть нашим недолго.
Но кто-то жаждал видеть подвиг…
Кто-то невидимый уже уселся в кресло, купил попкорн и терпеливо ждал.
- У вас много больных? Сколько у вас больных? - спрашивала Воронкова серолицого Вадима.
Тот, охренев от Воронковой, флиртовал напропалую.
- Возьмите медикаменты. У вас же у всех температура. Вы простужены. - пряча улыбку, строго говорила Воронкова.
- Та Господи! Смерть від простуди - це найменше, чого я зараз боюсь! - широко улыбался Наташе Вадим.
Все хохотали.
Мы тоже хохотали.
Мы все считали минуты.
Мороз летал по Уралу, засовывая сигареты, воду, батарейки в кабине и за обшивку.
От машины остался разве скелет, но Мороз упорно находил нычки и растыкивал припасы.
Затем куда-то исчез.
Затем подошёл ко мне.
- Этого пацана надо оставить. - сказал он мне, глядя на Лёшу.
- Он не останется. - ответила я.
- Да знаю. - с болью он мне ответил, потом подбежал к Лёше и начал что-то ему говорить, Лёша кивал, глядя на него снизу вверх.
Мужчины с серыми лицами вскакивали в останки Урала.
Лёша схватил свой автомат и разгрузку, и успел вскочить в разворачивающийся Урал.
Воронкова пошла за этой машиной, дошла до блоков на посте, оперлась в них локтями и долго смотрела вослед.
Я не рискнула к ней подходить.
И никто не рискнул.
- Он попросил нас остаться здесь, пока они не примут решение. - сказал мне Мороз.
Я кивнула.
- И знаете что? Он спросил меня, не бросим ли мы их.
- Не бросим в любом случае. - сказала я твёрдо.
- Я так и сказал. - ответил он удовлетворённо.
Решение было принято к вечеру.
Лёша позвонил и велел нам уезжать.
- Мы приняли решение. Можете уезжать. - сказал он ровно и спокойно.
Они остались.
Мы уезжали из тёмного блокпоста № 31 поздно вечером.
А через два часа пришёл приказ на выход из окружения.
… эта история уже стала частью истории.
Я горда тем, что была одним из действующих лиц её, как и все вы - выступившие против бесцельной бойни. Все вы - для кого важна человеческая жизнь как залог нашей будущей победы, а не попкорн перед экраном в ожидании чьего-то геройства.
Я не знаю, где брали мужество эти парни - парни, получившие два часа отпуска у смерти и сдержавшие слово, данное ей.
Я никогда не забуду, как запрыгнул в искалеченный Урал этот мальчик - сцепив зубы и не оглядываясь назад, туда, где мама, девушки, счастье…
Жизнь…
Мальчик, в двадцать один год возглавивший роту вместо убитого ротного.
Я горжусь знакомством с тобой.
Я не видела такой силы, как у тебя, мальчик…
Алексей
Вадим
Саша
Юра
Виталий
Все парни 32-го блокпоста, вышедшие из окружения - я помню ваши лица.
Парни 31-го блокпоста, боровшиеся с генералами за своих умирающих братьев из 32-го, не боясь трибуналов и взысканий - вы теперь на линии фронта.
Вас накрывают Грады.
И ребята из 32-го блокпоста сейчас борятся за ваши жизни - говоря на телекамеры правду о 32-м и 31-м блокпостах.
Они просят для вас только одного - дайте боеприпасов. Дайте техники.
Дайте им возможность воевать, а не умирать пушечным мясом.
Я помню ваши лица.
КОДА
… Мы уезжали из Зоны.
Мы уезжали не сразу. Мы обзвонили всех вышедших - до кого смогли дотянуться.
Мы приехали и строго проверили - были врачи? Прессовала ли прокуратура? Не решат ли наверху вас слить, мальчики?
Мы не позволим, можете быть уверены.
… Мы подъезжали к Харькову.
Впереди шла боевая волонтёрская Скорая.
Она везла Неизвестного.
Мы шли эскортом за ней.
До больших ворот судмедэкспертизы.
Я узнАю твоё имя, Неизвестный.
Прощай.
Тебе не достался отпуск от смерти.
(с)
Диана Макарова