СПАСЕНИЕ РЯДОВОГО РАЙАНА
(ироничный катарсис)
Когда-то я писала…
Я писала взапой и взахлёб.
Я садилась к экрану монитора, касалась пальцами клавиатуры, и пальцы сами начинали летать, слегка касаясь клавиш, стук клавиатуры сливался в шелест - словно опавшая осенняя листва под ногами, словно журчание ручья - так я писала когда-то…
Ну, или мне казалось, что я писала так.
Я писала о снах, о людях, об осени и жарком снеге, а также о холодном зное писала я.
О Берегах-где-забываешь-всё и о местах, где вспоминаешь то, чего никогда не было.
Мне кажется, я писала о любви…
Я никогда не буду прежней…
- Диана, мне дал ваш номер Дима. Вы знаете, разведчик Дима. Помните? Вы ему ещё передавали… - здесь долгий перечень того, что мы передавали. - Вы извините, что отвлекаю, но у нас дело очень плохо. У нас нет ничего, кроме оружия. Нам надо…
- Стоп-стоп. Давайте кратко.
- Кратко?
- Кратко. Вы же военный. Вам не сложно дать нам список смс-кой?
- Просто смс-кой?
- Да. Вы дадите список, и в субботу наш перевозчик будет у вас. И привезёт то, что мы сможем достать.
- Ааааа… А он доедет? А знаете, мы его встретим в безопасном месте.
А акты? А мы подпишем, вы не беспокойтесь.
- Наш перевозчик к вам доедет, вы не беспокойтесь. Если надо будет встретить, он вам позвонит. А акты? К чёрту акты. Жду смс. До связи.
Когда-то я делала…
Я делала дело - и оно неслось стремительным домкратом, оно, конечно, приносило деньги, это было маленькое семейное дело, ну надо было как-то выживать, простите, бизнес, ничего личного, только дети, только семья, и всё же, всё же - дважды в году я делала подарки.
Мои подарки были тоннами, и там, где моё дело дарило подарки людям неимущим, людям имущим, всем желающим, всем, кто приближался с мешками пустыми наперевес к вываленным тоннам подарков, и уходил, гружённый полными мешками - тот помнит эти два дня в году.
Эти два дня рубили моё дело на корню, рубили ствол и ветви, но я дарила.
Затем считала я убытки и весело смеялась. Я говорила то, что всегда говорил мне мой папа:
- Кинь вперёд, сзади поднимешь.
Я повторяла то, что всегда говорила мне мама:
- Правая рука не должна знать, что делает рука левая.
И дальше шла, забыв об этих постулатах - я вспоминала их тогда, когда вдруг оборачивалась, наклонялась и поднимала драгоценность, лежавшую позади моих шагов.
Я вспоминала о руках дающих, неоскудевших, только тогда, когда встречались руки.
И дальше шла, забыв о поднятом, забыв о об этом рук тепле случайном.
Я никогда не буду прежней…
- Знаешь, Ди, у меня ничего серьёзного. Да нет, не так чтобы царапнуло, ранение навылет. Но ну его.
- Нам надо встретиться.
- Да, ты знаешь, нам надо встретиться. Нам есть о чём поговорить. Ты знаешь, сейчас все встречаются, и все о чём-то говорят, и все эти разговоры важные.
- Короче, нам надо встретиться. - я смеюсь.
- Короче, да. - смеётся.
Когда-то я творила…
Я делала веселье, я помогала его делать - не делая его вообще, а только выводя из тупика, когда в тупик творенье заходила.
Кто-то мне говорил - Ты кризис-менеджер, - и я смеялась, я не знал таких слов, я кризисов не знала, и что мне кризисы, и что мне слабость, сминала я её своими шагами.
Моё веселье сопровождалось хмурым моим лбом и гневными распоряжениями, я знала всегда - со мною невозможно работать, я сатрап, я монстр, я мымра, я - стоп-стоп, хорошие сапоги, надо брать - при этом я всегда была иконой вкуса, стоп-стоп, возможно, я не такая уж мымра, просто важней всего мне было дело.
Веселье или тонны товара, тексты ли это или километры редактуры - неважно. Ставила я выше всего то, к чему шла, чем горела в один, отдельно взятый, дискретный тот отрезок жизни.
Затем я плакала над тем, что я монстр, сатрап - но более всего над тем, что я смогла, и в этот раз, как и в минувшие, я вывела из кризиса отрезок, я провела корабль по отмели, подобна лоцману, самоуверенному и даже слегка самовлюблённому…
Я никогда не буду прежней…
- Диана! Мы в Иловайске! Диана, здесь ад. Знаешь, это моя пятая война, но такой ад у меня впервые.
- Послушай…
- Слушай ты меня! Батальйон «Донбасс» продали! Что делает правительство? Что делает Украина?
- Зачем ты мне говоришь о правительстве? - я не выдерживаю, я кричу. - Я не знаю, что оно делает. Я знаю, что делаю я! А что я делаю, ты знаешь! Я Украина, ты понимаешь это?
- Понимаю. - голос в трубе становится мгновенно тихим. - Понимаю. Прости. Держись, сестра.
- Держись, брат.
Когда-то я любила…
Я так любила - взапой, взахлёб - что мало оставалось тех, кто выдержал бы это.
Мою любовь.
Кому она нужна, моя запойная, красивая и трудная (всегда трудная - это важно, это залог и запорука красоты) любовь - к чему бы ни было, возможно, делу, стране, семье, друзьям, и снова делу…
Я не сказала о мужчинах?
Ну надо же, я не сказала о мужчинах. И это надо умудриться - так много спеть, сказать такую песню о любви, даже не вспомнив о мужчинах.
А я - ни слова о мужчинах.
Я никогда не выдавала мужчин, и здесь я снова их не выдам. Но чего бы хорошего, а качественно, трудно, красиво и взахлёб, и чтобы выпотрошить душу, и чтоб не смел дышать, а думал только обо мне - о, так ужасно и изнуряющее любить я-то всегда умела.
А как я умела плакать, Боже мой, я в совершенстве овладела искусством плакать, особенно если ты плачешь перед мужчиной (а только эти слёзы имеют вес и смысл, по другим поводам и вовсе не стоит плакать) - я плакала взахлёб, навзрыд, когда мужчине было нужно видеть слёзы взахлёб, но чаще всего я плакала тихо, тихо, и слёзы чтобы медленно катились.
И если ты не овладела искусством плакать медленно и убедительно - то ты не стала женщиной - я знала это точно.
Я так тоскую иногда по этому уменью, я его давно забыла.
Я никогда не буду прежней…
- Дианочка, ты помнишь Т.?
- Конечно. - и сразу кол в грудной клетке, и холод, я уже знаю эти разговоры, я знаю эти звонки, я знаю, что когда так начинают, ждать продолженья страшно, я не могу привыкнуть к этому продолженью, не надо, пожалуйста, не продолжай.
- Нет-нет. - Он знает мои мысли, мой старый друг, ещё с Майдана. - Просто в коме. Просто в реанимации. Два ранения, дело плохо, но пока жив.
- Так. Дай мне смс. Полное имя, фамилию, позывной я знаю. Я буду узнавать, как он, и что там можно сделать. - я говорю без слёз, я сухо, я плакать разучилась давно.
Когда-то я - на знамя.
На знамя и во фрунт, и всё под ноги идее. И чтобы если на амбразуру - так только голой грудью, а позади полки, ну, или хотя бы рота, или там сколько наберётся.
И пафос в каждом слове, и пистолет в руке, за мной, в атаку, или же голая грудь на баррикаде, стоп-стоп, ну что вы, право, ну я же в переносном смысле, не надо делать стойку, ну вот вам и картинка Делакруа, чтобы всё сразу стало ясно, это метафора, это литературный такой приём, а мы тут девушки приличные…
… Когда-то я - по планке.
Всё - по высокой планке. И если трусость, то так её и назовём, а если это подлость, пусть подлостью и назовётся. И всё понятно, всё чёрно-бело, здесь наши, а вот враги - вон там, за баррикадой…
Когда-то мне целовали руки.
Сейчас мне руку пожимают. Я сама прерываю позывы к поцелуям. Я руку протягиваю и крепко жму протянутые руки. Мне отвечают:
- Ого!
А знаете, я вчера и сегодня общалась с большим количеством военных. Так моя рука бойца затекла, так сильно они старались мою руку пережать после этого первого:
- Ого.
А планку уронить нельзя, а марку надо держать. Ого так ого.
руку теперь перевязать и чем-то смазать - нет, пожалуй, лучше пусть целуют, но…
… Я никогда не буду прежней.
Я уже знаю:
- те, кого я считала трусами, могут быть исключительными храбрецами, просто им требовалось время для принятия решения, этого главного решения в их жизни - чёт-нечет, воля-смерть
- те, кого считала храбрыми и просто, скажем, без страха и упрёка, могут быть никем и ничем, так получилось, ну просто не выдержал человек забега, планку не удержал, ну ладно вам, бывает
- те, кого считала стяжателями, могут внезапно оказаться бессребрениками и наоборот……
… Боже, сколько я всего знаю.
За этот год я научилась видеть, слышать, делать столько всего, сколько не научилась за всю жизнь. И что мне делать с этим уменьем? - когда нужно всего-то делать что должно и будь что будет.
Когда всего-то надо - быть верной - своему слову, своей стране, своему делу.
… а знаете, мне вдруг внезапно стало больно, что я никогда не стану прежней.
Что если я стала сильной - так какой я до этого была?
Что если надо быть сильной - так сколько можно?
Что если я уже не женщина, а чёрт знает кто - Некто-чёрт-знает-кто, успокаивающий этих испуганных мужчин или же напитывающийся силой от этих спокойных, сильных мужчин так, что потом захлёбываешься от своей силы - так что, я уже совсем не буду прежней?
Совсем-совсем?
И чтобы руку целовали, и чтобы медленные слёзы, и чтобы писать, так чтоб взахлёб?
… тогда я подумала и вдруг на днях влюбилась.
Я, почтенная мать семейства, глава Ф.О.Н.Д.а, организатор лучшей в мире команды - я вдруг влюбилась безмятежно и спокойно.
Вы знаете, я влюбилась в мужчину, прошедшего все круги ада, чудом спасённого - и он ведь никогда не узнает, что делала для его спасения именно я. А и не надо ему это знать. Мне нравится, что он об этом не узнает.
Вы знаете, когда я вдруг влюбилась - я настолько удивилась этой внезапной, почти платонической любви - что сразу, всенепременно объявила о ней своей семье и всей своей команде. По той простой причине, что влюблённость эта была не как любовь, а как тот дрозд, весенний первый дрозд - я надоевшую всем ласточку не буду приводить примером - в разведку прилетевший дрозд, чтоб разузнать хоть что-то о весне и о её приходе.
Так я - влюбилась в лицо, возможно, в тихий голос, наверное, влюбилась в подвиг, который он совершил - хоть никогда до этого я в подвиг не влюблялась, я более ценила ровную работу
Пожалуй, я влюбилась в олицетворение силы - силы человека, уверенного в том, что бой его правый,
а может, в унисон моим мыслям, отразившимся в его лице - усталом лице рядового Райана, хотя, признаемся, совсем не рядового. Далеко не рядового.
Одним словом, любовь возникла в виде платоническом и вполне символическом.
И знаете, когда я вдруг влюбилась - я поверила, что всё случится.
Что будут спасены те, кто в окружении.
Что придёт подмога - и им, и всей стране
Возможно.
И я, остановившись на мгновение в своём забеге о высокой планке - достать коллиматоры, закупить форму, заказать берцы, найти пропавшего майора, спасти рядового Райана, выписать наколенники, найти гортекс, бинокли, бинокли, больше биноклей, медикаментов, скорее медикаментов, всё, что вы прислали, разлетелось по подразделениям - я улыбнулась этому дрозду. Совсем незнавшему весны, поскольку родился он летом - или же знавшему, но забывшему, и что там памяти того дрозда, в его безмозглой маленькой головке.
Тогда присела я к клавиатуре и начала писать, взахлёб и взапой, эти смешные стишки, или же эту прозу, презренную в попытках уложить её в стишки - уже точно зная, что наступит время, когда я сяду к клавиатуре и что-то снова напишу.
Возможно, это будет пафос, и грудь над баррикадой, возможно, про любовь, или хотя бы вот про этого дрозда, ну что-нибудь нелепое, такое мирное, не о войне, и не о смерти…….
Затем я вспомню все смерти, всё, через что прошла я за год, и медленные слёзы покатятся по моим щекам.
И я, уже спокойно, хоть и всхлипывая, скажу:
- А что я могла делать, кроме того, что делала? когда нужно было всего-то делать что должно и будь что будет.
Когда всего-то надо - быть верной - своему слову, своей стране, своему делу и людям, которые идут с тобой рядом.
И это просто.
Здесь даже не надо особой силы.
И сожалений о том, что
никогда
не буду
прежней..
(с)Диана Макарова