Окна в море
Домик около моря. О, ты -
только ты, только я в этом доме.
И невидимой формы цветы
ты приносишь и держишь в ладони.
И один только вид из окна -
море, море вокруг без предела.
Спали мы. И его глубина
подступала и в окна глядела.
Мы бежали к нему по утрам,
и оно нас в себя принимало.
И текло по плечам, по рукам
и легко холодком пронимало.
Нас вода окружала, вода,
литься ей и вовек не пролиться.
И тогда знали мы и тогда,
что недолго все это продлится.
Все смешается: море, и ты,
вся печаль твоя, тайна и прелесть,
и неведомой формы цветы,
и травы увядающей прелесть.
В каждом слове твоем соловьи
пели, крылышками трепетали…
Были губы твои солоны,
твои волосы низко спадали…
Снова море. И снова бела
кромка пены. И это извечно.
Ты была! В самом деле была
или нет! Это мне неизвестно.
Б.Ахмадулина
Авраимова Людмила. Окно.
Море
Погрезим о морском просторе!
Там синь, сиянье, там весна.
Хоть в сне чужом увидеть море -
и то заманчиво весьма.
А вот и добрый друг растений,
жарой полуденной томим.
Он, кажется, и сам растерян,
что снится именно таким.
Зачем он согласился сняться?
Ах, беспокойство, маета!
Причем здесь лошадь и возница?
И форм античных чистота?
Eleanor Polen. Meditation.
Последний день живу я в странном доме,
чужом, как все дома, где я жила.
Загнав зрачки в укрытие ладони,
прохлада дня сияет, как жара.
В красе земли - беспечность совершенства.
Бела бумага.
Знаю, что должна
блаженствовать я в этот час блаженства.
Но вновь молчит и бедствует душа.
1965
Diana Ferris Appel. Окно в море.
Морская раковина
Я, как Шекспир, доверюсь монологу
в честь раковины, найденной в земле.
Ты послужила морю молодому,
теперь верни его звучанье мне.
Нет, древний череп я не взял бы в руки.
В нем знак печали, вечной и мирской.
А в раковине - воскресают звуки,
умершие средь глубины морской.
Она, как келья, приютила гулы
и шелест флагов, буйный и цветной.
И шепчут ее сомкнутые губы,
и сам Риони говорит со мной.
О раковина, я твой голос вещий
хотел бы в сердце обрести своем,
чтоб соль морей и песни человечьи
собрать под перламутровым крылом-
И сохранить средь прочих шумов - милый
шум детства, различимый в тишине.
Пусть так и будет. И на дне могилы
пусть все звучит и бодрствует во мне.
Пускай твой кубок звуки разливает
и все же ими полнится всегда.
Пусть развлечет меня - как развлекает
усталого погонщика звезда.
Diana Farris Appel.
Sandra Blazel.
Barbara Felisky. A breeze off the ocean.
Karen Schneider, sea-side.
Tатьяна Сонец.
Тихо я хожу, как кошка.
Я неслышен. Словно тень.
Я гляжу в твоё окошко
Незаметно каждый день.
Прихожу и в дождь, и в ветер.
Объясняюсь я без слов,
Оставляя каждый вечер
На окне букет цветов.
Ты откроешь утром шторы,
Запуская солнца свет,
Встретишь новый день, который
Дарит маленький букет.
© Copyright: Бурлоне, 2011
Устинова Ясна. Окно в море.
Городничева-Луцкевич Галина. Крымские гранаты.
Стояли цветы на окне,
О многом они говорили,
О том, как кому-то во сне
Надежду и радость дарили.
О том, что не всё тяжело
В суровом и солнечном мире,
О тех, кому будет светло,
О тех, кто всё время в эфире. (c)
Guido Borelli.
Suzanne Hoefler.
Инна Новицкая. Вечернее настроение. 2012.
Fabrice de Villeneuve.
Анна Хомчик.
Emily James Pauls. Cape View.
Fabrice de Villeneuve.
Lesley McLaren.
Владимир Власенко.
Щесняк Виктор. Айва.
Suzanne Hoefler. Окно в море.
Апрель
Вот девочки - им хочется любви.
Вот мальчики - им хочется в походы.
В апреле изменения погоды
объединяют всех людей с людьми.
О новый месяц, новый государь,
так ищешь ты к себе расположенья,
так ты бываешь щедр на одолженья,
к амнистиям склоняя календарь.
Да, выручишь ты реки из оков,
приблизишь ты любое отдаленье,
безумному даруешь просветленье
и исцелишь недуги стариков.
Лишь мне твоей пощады не дано.
Нет алчности просить тебя об этом.
Ты спрашиваешь - медлю я с ответом
и свет гашу, и в комнате темно.
1960
Б. Ахмадулина
В.Цветкова. Айва.
Человек в чисто поле выходит, травку клевер зубами берет.
У него ничего не выходит. Все выходит наоборот.
И в работе опять не выходит. и в любви, как всегда, не везет.
Что же он в чисто поле выходит, травку клевер зубами берет?
Для чего он лицо поднимает, улыбается, в небо глядит?
Что он видит там, что понимает и какая в нем дерзость гудит?
Человече, тесно ль тебе в поле? Погоди, не спеши умереть.
Но опять он до звона, до боли хочет в белое небо смотреть.
Есть на это разгадка простая. Нас единой заботой свело.
Человечеству сроду пристало делать дерзкое дело свое.
В нем согласье беды и таланта и готовность опять и опять
Эти древние муки Тантала на большие плеча принимать.
В металлическом блеске конструкций, в устремленном движенье винта
Жажда вечная - неба коснуться, эта тяжкая жажда видна.
Посреди именин, новоселий нет удачи желанней, чем та
Не уставшая от невезений, воссиявшая правота.
Б.Ахмадулина
Edward Gordon 9 A.M.
Lynn Fecteau. Symphony of the Sea.
Lynn Fecte.
Брейгель Две обезъянки (Two monkeys). Вид на порт Амстердам (с воображаемой высоты).
Два гепарда
Этот ад, этот сад, этот зоо -
там, где лебеди и зоосад,
на прицеле всеобщего взора
два гепарда, обнявшись, лежат.
Шерстью в шерсть, плотью в плоть проникая,
сердцем втиснувшись в сердце - века
два гепарда лежат. О, какая,
два гепарда, какая тоска!
Смотрит глаз в золотой, безвоздушный,
равный глаз безысходной любви.
На потеху толпе простодушной
обнялись и лежат, как легли.
Прихожу ли я к ним, ухожу ли
не слабее с той давней поры
их объятье густое, как джунгли,
и сплошное, как камень горы.
Обнялись - остальное неправда,
ни утрат, ни оград, ни преград.
Только так, только так, два гепарда,
я-то знаю, гепард и гепард.
1974
Белла
Maryanne Jacobsen, window with a sea view.
Быть по сему: оставьте мне
закат вот этот за-калужский,
и этот лютик золотушный,
и этот город захолустный
пучины схлынувшей на дне.
Нам преподносит известняк,
придавший местности осанки,
стихии внятные останки,
и как бы у ее изнанки
мы все нечаянно в гостях.
В блеск перламутровых корост
тысячелетия рядились,
и жабры жадные трудились,
и обитала нелюдимость
вот здесь, где площадь и киоск.
Не потому ли на Оке
иные бытия расценки,
что все мы сведущи в рецепте:
как, коротая век в райцентре,
быть с вечностью накоротке.
Мы одиноки меж людьми.
Надменно наше захуданье.
Вы - в этом времени, мы - дале.
Мы утонули в мирозданье
давно, до Ноевой ладьи.
14 мая 1983, Таруса
Белла Ахмадулина.
Robin Wethe Altman. Window By The Sea.
Жила в позоре окаянном,
а все ж душа - белым-бела,
и если кто-то океаном
и был - то это я была.
О, мой купальщик боязливый,
ты б сам не выплыл - это я
волною нежной и брезгливой
на берег вынесла тебя.
Что я наделала с тобою!
Как позабыла в той беде,
что стал ты рыбой голубою,
взлелеянной в моей воде!
И повторяют вслед за мною,
и причитают все моря:
о ты, дитя мое родное,
о бедное, прости меня!
1960-1961
Белла Ахмадулина.
Hans Fellenius.
Твой дом
Твой дом, не ведая беды, меня встречал и в щеку чмокал.
Как будто рыба из воды, сервиз выглядывал из стекол.
И пес выскакивал ко мне, как галка маленький, орущий,
и в беззащитном всеоружьи торчали кактусы в окне.
От неурядиц всей земли я шла озябшим делегатом,
и дом смотрел в глаза мои и добрым был и деликатным.
На голову мою стыда он не навлек, себя не выдал.
Дом клялся мне, что никогда он этой женщины не видел.
Он говорил: - Я пуст, Я пуст. - Я говорила: - Где-то, где-то...
- Он говорил: - И пусть. И пусть. Входи и позабудь про это.
О, как боялась я сперва платка или иной приметы,
но дом твердил свои слова, перетасовывал предметы.
Он заметал ее следы. О, как он притворился ловко,
что здесь не падало слезы, не облокачивалось локтя.
Как будто тщательный прибой смыл все: и туфель отпечатки,
и тот пустующий прибор, и пуговицу от перчатки.
Все сговорились: пес забыл, с кем он играл,
и гвоздик малый не ведал, кто его забил, и мне давал ответ туманный.
Так были зеркала пусты, как будто выпал снег и стаял.
Припомнить не могли цветы, кто их в стакан граненый ставил...
О дом чужой! О милый дом! Прощай! Прошу тебя о малом:
не будь так добр. Не будь так добр. Не утешай меня обманом.
Б.Ахмадулина
Сальвадор Дали.
Смеясь, ликуя и бунтуя, в своей безвыходной тоске, в Махинджаури, под Батуми, она стояла на песке.
Она была такая гордая - вообразив себя рекой, она входила в море голая и море трогала рукой.
Освободясь от ситцев лишних, так шла и шла наискосок.
Она расстегивала лифчик, чтоб сбросить лифчик на песок.
И вид ее предплечья смутного дразнил и душу бередил.
Там белое пошло по смуглому, где раньше ситец проходил.
Она смеялася от радости, в воде ладонями плеща, и перекатывались радуги от головы и до плеча.
Б. Ахмадулина
Alfred Stevens.
Лунатики
Встает луна, и мстит она за муки надменной отдаленности своей.
Лунатики протягивают руки и обреченно следуют за ней.
На крыльях одичалого сознанья, весомостью дневной утомлены,
Летят они, прозрачные созданья, прислушиваясь к отсветам луны.
Мерцая так же холодно и скупо, взамен не обещая ничего,
Влечет меня далекое искусство и требует согласья моего.
Смогу ли побороть его мученья и обаянье всех его примет
И вылепить из лунного свеченья тяжелый осязаемый предмет?..
Б.Ахмадулина
Коровин Константин Алексеевич (1861-1939). Вечер. 1917.
Мне вспоминать сподручней, чем иметь.
Когда сей миг и прошлое мгновенье
соединятся, будто медь и медь,
их общий звук и есть стихотворенье.
Как я люблю минувшую весну,
и дом, и сад, чья сильная природа
трудом горы держалась на весу
поверх земли, но ниже небосвода.
Люблю сейчас, но, подлежа весне,
я ощущала только страх и вялость
к объему моря, что в ночном окне
мерещилось и подразумевалось.
Когда сходились море и луна,
студил затылок холодок мгновенный,
как будто я, превысив чин ума,
посмела фамильярничать с Вселенной.
В суть вечности заглядывал балкон -
не слишком ли? Но оставалась радость,
что, возымев во времени былом
день нынешний,- за всё я отыграюсь.
Не наглость ли - при море и луне
их расточать и обмирать от чувства:
они живут воочью, как вчерне,
и набело навек во мне очнутся.
Что происходит между тем и тем
мгновеньями? Как долго длится это -
в душе крепчает и взрослеет тень
оброненного в глушь веков предмета.
Не в этом ли разгадка ремесла,
чьи правила: смертельный страх и доблесть,
блеск бытия изжить, спалить дотла
и выгадать его бессмертный отблеск?
1968
Белла Ахмадулина.
Lee Dubin. The Letter.
Charles James Lewis, reading by the window.
Вот не такой, как двадцать лет назад,
а тот же день. Он мною в половине
покинут был, и сумерки на сад
тогда не пали и падут лишь ныне.
Барометр, своим умом дошед
до истины, что жарко, тем же делом
и мненьем занят. И оса - дюшес
когтит и гложет ненасытным телом.
Я узнаю пейзаж и натюрморт.
И тот же некто около почтамта
до сей поры конверт не надорвет,
страшась, что весть окажется печальна.
Всё та же в море бледность пустоты.
Купальщик, тем же опаленный светом,
переступает моря и строфы
туманный край, став мокрым и воспетым.
Соединились море и пловец,
кефаль и чайка, ржавый мёд и жало.
И у меня своя здесь жертва есть:
вот след в песке - здесь девочка бежала.
Я помню - ту, имевшую в виду
писать в тетрадь до сини предрассветной.
Я медленно навстречу ей иду -
на двадцать лет красивей и предсмертней.
- Всё пишешь,- я с усмешкой говорю.
Брось, отступись от рокового дела.
Как я жалею молодость твою.
И как нелепо ты, дитя, одета.
Как тщетно всё, чего ты ждешь теперь.
Всё будет: книги, и любовь, и слава.
Но страшен мне канун твоих потерь.
Молчи. Я знаю. Я имею право.
И ты надменна к прочим людям. Ты
не можешь знать того, что знаю ныне:
в чудовищных веригах немоты
оплачешь ты свою вину пред ними.
Беги не бед - сохранности от бед.
Страшись тщеты смертельного излишка.
Ты что-то важно говоришь в ответ,
но мне - тебя, тебе - меня не слышно.
1977
Белла Ахмадулина.
Анри Lebasque. Reading by the Window.
Нежность
Так ощутима эта нежность,
вещественных полна примет.
И нежность обретает внешность
и воплощается в предмет.
Старинной вазою зеленой
вдруг станет на краю стола,
и ты склонишься удивленный
над чистым омутом стекла.
Встревожится квартира ваша,
и будут все поражены.
- Откуда появилась ваза?-
ты строго спросишь у жены.-
И антиквар какую плату
спросил?-
О, не кори жену -
то просто я смеюсь и плачу
и в отдалении живу.
И слезы мои так стеклянны,
так их паденья тяжелы,
они звенят, как бы стаканы,
разбитые средь тишины.
За то, что мне тебя не видно,
а видно - так на полчаса,
я безобидно и невинно
свершаю эти чудеса.
Вдруг облаком тебя покроет,
как в горних высях повелось.
Ты закричишь: - Мне нет покою!
Откуда облако взялось?
Но суеверно, как крестьянин,
не бойся, "чур" не говори -
то нежности моей кристаллы
осели на плечи твои.
Я так немудрено и нежно
наколдовала в стороне,
и вот образовалось нечто,
напоминая обо мне.
Но по привычке добрых бестий,
опять играя в эту власть,
я сохраню тебя от бедствий
и тем себя утешу всласть.
Прощай! И занимайся делом!
Забудется игра моя.
Но сказки твоим малым детям
останутся после меня.
1959
Белла Ахмадулина.
Ю.Константинов. Ночью при Луне.
Luana Silense. Evening Harmony.
Shirley Deaville.
Коровин Константин Алексеевич (1861-1939) Розы. 1910-е.
Diana Romanello.
Diana Romanello.
Описание ночи
Глубокий плюш казенного Эдема,
развязный грешник, я взяла себе
и хищно и неопытно владела
углом стола и лампой на столе.
На каторге таинственного дела
о вечности радел петух в селе,
и, пристальная, как монгол в седле,
всю эту ночь я за столом сидела.
Всю ночь в природе длился плач раздора
между луной и душами зверей,
впадали в длинный воздух коридора,
исторгнутые множеством дверей,
течения полуночного вздора,
что спит в умах людей и словарей,
и пререкались дактиль и хорей -
кто домовой и правит бредом дома.
Всяк спящий в доме был чему-то автор,
но ослабел для совершенья сна,
из глуби лбов, как из отверстых амфор,
рассеивалась спёртость ремесла.
Обожествляла влюбчивость метафор
простых вещей невзрачные тела.
И постояльца прежнего звала
его тоска, дичавшая за шкафом.
В чём важный смысл чудовищной затеи:
вникать в значенье света на столе,
участвовать, словно в насущном деле,
в судьбе светил, играющих в окне,
и выдержать такую силу в теле,
что тень его внушила шрам стене!
Не знаю. Но еще зачтется мне
бесславный подвиг сотворенья тени.
1965
Белла Ахмадулина.
Randy van Beek.
David Miller.
картины взяты здесь
только ты, только я в этом доме.
И невидимой формы цветы
ты приносишь и держишь в ладони.
И один только вид из окна -
море, море вокруг без предела.
Спали мы. И его глубина
подступала и в окна глядела.
Мы бежали к нему по утрам,
и оно нас в себя принимало.
И текло по плечам, по рукам
и легко холодком пронимало.
Нас вода окружала, вода,
литься ей и вовек не пролиться.
И тогда знали мы и тогда,
что недолго все это продлится.
Все смешается: море, и ты,
вся печаль твоя, тайна и прелесть,
и неведомой формы цветы,
и травы увядающей прелесть.
В каждом слове твоем соловьи
пели, крылышками трепетали…
Были губы твои солоны,
твои волосы низко спадали…
Снова море. И снова бела
кромка пены. И это извечно.
Ты была! В самом деле была
или нет! Это мне неизвестно.
Б.Ахмадулина
Авраимова Людмила. Окно.
Море
Погрезим о морском просторе!
Там синь, сиянье, там весна.
Хоть в сне чужом увидеть море -
и то заманчиво весьма.
А вот и добрый друг растений,
жарой полуденной томим.
Он, кажется, и сам растерян,
что снится именно таким.
Зачем он согласился сняться?
Ах, беспокойство, маета!
Причем здесь лошадь и возница?
И форм античных чистота?
Eleanor Polen. Meditation.
Последний день живу я в странном доме,
чужом, как все дома, где я жила.
Загнав зрачки в укрытие ладони,
прохлада дня сияет, как жара.
В красе земли - беспечность совершенства.
Бела бумага.
Знаю, что должна
блаженствовать я в этот час блаженства.
Но вновь молчит и бедствует душа.
1965
Diana Ferris Appel. Окно в море.
Морская раковина
Я, как Шекспир, доверюсь монологу
в честь раковины, найденной в земле.
Ты послужила морю молодому,
теперь верни его звучанье мне.
Нет, древний череп я не взял бы в руки.
В нем знак печали, вечной и мирской.
А в раковине - воскресают звуки,
умершие средь глубины морской.
Она, как келья, приютила гулы
и шелест флагов, буйный и цветной.
И шепчут ее сомкнутые губы,
и сам Риони говорит со мной.
О раковина, я твой голос вещий
хотел бы в сердце обрести своем,
чтоб соль морей и песни человечьи
собрать под перламутровым крылом-
И сохранить средь прочих шумов - милый
шум детства, различимый в тишине.
Пусть так и будет. И на дне могилы
пусть все звучит и бодрствует во мне.
Пускай твой кубок звуки разливает
и все же ими полнится всегда.
Пусть развлечет меня - как развлекает
усталого погонщика звезда.
Diana Farris Appel.
Sandra Blazel.
Barbara Felisky. A breeze off the ocean.
Karen Schneider, sea-side.
Tатьяна Сонец.
Тихо я хожу, как кошка.
Я неслышен. Словно тень.
Я гляжу в твоё окошко
Незаметно каждый день.
Прихожу и в дождь, и в ветер.
Объясняюсь я без слов,
Оставляя каждый вечер
На окне букет цветов.
Ты откроешь утром шторы,
Запуская солнца свет,
Встретишь новый день, который
Дарит маленький букет.
© Copyright: Бурлоне, 2011
Устинова Ясна. Окно в море.
Городничева-Луцкевич Галина. Крымские гранаты.
Стояли цветы на окне,
О многом они говорили,
О том, как кому-то во сне
Надежду и радость дарили.
О том, что не всё тяжело
В суровом и солнечном мире,
О тех, кому будет светло,
О тех, кто всё время в эфире. (c)
Guido Borelli.
Suzanne Hoefler.
Инна Новицкая. Вечернее настроение. 2012.
Fabrice de Villeneuve.
Анна Хомчик.
Emily James Pauls. Cape View.
Fabrice de Villeneuve.
Lesley McLaren.
Владимир Власенко.
Щесняк Виктор. Айва.
Suzanne Hoefler. Окно в море.
Апрель
Вот девочки - им хочется любви.
Вот мальчики - им хочется в походы.
В апреле изменения погоды
объединяют всех людей с людьми.
О новый месяц, новый государь,
так ищешь ты к себе расположенья,
так ты бываешь щедр на одолженья,
к амнистиям склоняя календарь.
Да, выручишь ты реки из оков,
приблизишь ты любое отдаленье,
безумному даруешь просветленье
и исцелишь недуги стариков.
Лишь мне твоей пощады не дано.
Нет алчности просить тебя об этом.
Ты спрашиваешь - медлю я с ответом
и свет гашу, и в комнате темно.
1960
Б. Ахмадулина
В.Цветкова. Айва.
Человек в чисто поле выходит, травку клевер зубами берет.
У него ничего не выходит. Все выходит наоборот.
И в работе опять не выходит. и в любви, как всегда, не везет.
Что же он в чисто поле выходит, травку клевер зубами берет?
Для чего он лицо поднимает, улыбается, в небо глядит?
Что он видит там, что понимает и какая в нем дерзость гудит?
Человече, тесно ль тебе в поле? Погоди, не спеши умереть.
Но опять он до звона, до боли хочет в белое небо смотреть.
Есть на это разгадка простая. Нас единой заботой свело.
Человечеству сроду пристало делать дерзкое дело свое.
В нем согласье беды и таланта и готовность опять и опять
Эти древние муки Тантала на большие плеча принимать.
В металлическом блеске конструкций, в устремленном движенье винта
Жажда вечная - неба коснуться, эта тяжкая жажда видна.
Посреди именин, новоселий нет удачи желанней, чем та
Не уставшая от невезений, воссиявшая правота.
Б.Ахмадулина
Edward Gordon 9 A.M.
Lynn Fecteau. Symphony of the Sea.
Lynn Fecte.
Брейгель Две обезъянки (Two monkeys). Вид на порт Амстердам (с воображаемой высоты).
Два гепарда
Этот ад, этот сад, этот зоо -
там, где лебеди и зоосад,
на прицеле всеобщего взора
два гепарда, обнявшись, лежат.
Шерстью в шерсть, плотью в плоть проникая,
сердцем втиснувшись в сердце - века
два гепарда лежат. О, какая,
два гепарда, какая тоска!
Смотрит глаз в золотой, безвоздушный,
равный глаз безысходной любви.
На потеху толпе простодушной
обнялись и лежат, как легли.
Прихожу ли я к ним, ухожу ли
не слабее с той давней поры
их объятье густое, как джунгли,
и сплошное, как камень горы.
Обнялись - остальное неправда,
ни утрат, ни оград, ни преград.
Только так, только так, два гепарда,
я-то знаю, гепард и гепард.
1974
Белла
Maryanne Jacobsen, window with a sea view.
Быть по сему: оставьте мне
закат вот этот за-калужский,
и этот лютик золотушный,
и этот город захолустный
пучины схлынувшей на дне.
Нам преподносит известняк,
придавший местности осанки,
стихии внятные останки,
и как бы у ее изнанки
мы все нечаянно в гостях.
В блеск перламутровых корост
тысячелетия рядились,
и жабры жадные трудились,
и обитала нелюдимость
вот здесь, где площадь и киоск.
Не потому ли на Оке
иные бытия расценки,
что все мы сведущи в рецепте:
как, коротая век в райцентре,
быть с вечностью накоротке.
Мы одиноки меж людьми.
Надменно наше захуданье.
Вы - в этом времени, мы - дале.
Мы утонули в мирозданье
давно, до Ноевой ладьи.
14 мая 1983, Таруса
Белла Ахмадулина.
Robin Wethe Altman. Window By The Sea.
Жила в позоре окаянном,
а все ж душа - белым-бела,
и если кто-то океаном
и был - то это я была.
О, мой купальщик боязливый,
ты б сам не выплыл - это я
волною нежной и брезгливой
на берег вынесла тебя.
Что я наделала с тобою!
Как позабыла в той беде,
что стал ты рыбой голубою,
взлелеянной в моей воде!
И повторяют вслед за мною,
и причитают все моря:
о ты, дитя мое родное,
о бедное, прости меня!
1960-1961
Белла Ахмадулина.
Hans Fellenius.
Твой дом
Твой дом, не ведая беды, меня встречал и в щеку чмокал.
Как будто рыба из воды, сервиз выглядывал из стекол.
И пес выскакивал ко мне, как галка маленький, орущий,
и в беззащитном всеоружьи торчали кактусы в окне.
От неурядиц всей земли я шла озябшим делегатом,
и дом смотрел в глаза мои и добрым был и деликатным.
На голову мою стыда он не навлек, себя не выдал.
Дом клялся мне, что никогда он этой женщины не видел.
Он говорил: - Я пуст, Я пуст. - Я говорила: - Где-то, где-то...
- Он говорил: - И пусть. И пусть. Входи и позабудь про это.
О, как боялась я сперва платка или иной приметы,
но дом твердил свои слова, перетасовывал предметы.
Он заметал ее следы. О, как он притворился ловко,
что здесь не падало слезы, не облокачивалось локтя.
Как будто тщательный прибой смыл все: и туфель отпечатки,
и тот пустующий прибор, и пуговицу от перчатки.
Все сговорились: пес забыл, с кем он играл,
и гвоздик малый не ведал, кто его забил, и мне давал ответ туманный.
Так были зеркала пусты, как будто выпал снег и стаял.
Припомнить не могли цветы, кто их в стакан граненый ставил...
О дом чужой! О милый дом! Прощай! Прошу тебя о малом:
не будь так добр. Не будь так добр. Не утешай меня обманом.
Б.Ахмадулина
Сальвадор Дали.
Смеясь, ликуя и бунтуя, в своей безвыходной тоске, в Махинджаури, под Батуми, она стояла на песке.
Она была такая гордая - вообразив себя рекой, она входила в море голая и море трогала рукой.
Освободясь от ситцев лишних, так шла и шла наискосок.
Она расстегивала лифчик, чтоб сбросить лифчик на песок.
И вид ее предплечья смутного дразнил и душу бередил.
Там белое пошло по смуглому, где раньше ситец проходил.
Она смеялася от радости, в воде ладонями плеща, и перекатывались радуги от головы и до плеча.
Б. Ахмадулина
Alfred Stevens.
Лунатики
Встает луна, и мстит она за муки надменной отдаленности своей.
Лунатики протягивают руки и обреченно следуют за ней.
На крыльях одичалого сознанья, весомостью дневной утомлены,
Летят они, прозрачные созданья, прислушиваясь к отсветам луны.
Мерцая так же холодно и скупо, взамен не обещая ничего,
Влечет меня далекое искусство и требует согласья моего.
Смогу ли побороть его мученья и обаянье всех его примет
И вылепить из лунного свеченья тяжелый осязаемый предмет?..
Б.Ахмадулина
Коровин Константин Алексеевич (1861-1939). Вечер. 1917.
Мне вспоминать сподручней, чем иметь.
Когда сей миг и прошлое мгновенье
соединятся, будто медь и медь,
их общий звук и есть стихотворенье.
Как я люблю минувшую весну,
и дом, и сад, чья сильная природа
трудом горы держалась на весу
поверх земли, но ниже небосвода.
Люблю сейчас, но, подлежа весне,
я ощущала только страх и вялость
к объему моря, что в ночном окне
мерещилось и подразумевалось.
Когда сходились море и луна,
студил затылок холодок мгновенный,
как будто я, превысив чин ума,
посмела фамильярничать с Вселенной.
В суть вечности заглядывал балкон -
не слишком ли? Но оставалась радость,
что, возымев во времени былом
день нынешний,- за всё я отыграюсь.
Не наглость ли - при море и луне
их расточать и обмирать от чувства:
они живут воочью, как вчерне,
и набело навек во мне очнутся.
Что происходит между тем и тем
мгновеньями? Как долго длится это -
в душе крепчает и взрослеет тень
оброненного в глушь веков предмета.
Не в этом ли разгадка ремесла,
чьи правила: смертельный страх и доблесть,
блеск бытия изжить, спалить дотла
и выгадать его бессмертный отблеск?
1968
Белла Ахмадулина.
Lee Dubin. The Letter.
Charles James Lewis, reading by the window.
Вот не такой, как двадцать лет назад,
а тот же день. Он мною в половине
покинут был, и сумерки на сад
тогда не пали и падут лишь ныне.
Барометр, своим умом дошед
до истины, что жарко, тем же делом
и мненьем занят. И оса - дюшес
когтит и гложет ненасытным телом.
Я узнаю пейзаж и натюрморт.
И тот же некто около почтамта
до сей поры конверт не надорвет,
страшась, что весть окажется печальна.
Всё та же в море бледность пустоты.
Купальщик, тем же опаленный светом,
переступает моря и строфы
туманный край, став мокрым и воспетым.
Соединились море и пловец,
кефаль и чайка, ржавый мёд и жало.
И у меня своя здесь жертва есть:
вот след в песке - здесь девочка бежала.
Я помню - ту, имевшую в виду
писать в тетрадь до сини предрассветной.
Я медленно навстречу ей иду -
на двадцать лет красивей и предсмертней.
- Всё пишешь,- я с усмешкой говорю.
Брось, отступись от рокового дела.
Как я жалею молодость твою.
И как нелепо ты, дитя, одета.
Как тщетно всё, чего ты ждешь теперь.
Всё будет: книги, и любовь, и слава.
Но страшен мне канун твоих потерь.
Молчи. Я знаю. Я имею право.
И ты надменна к прочим людям. Ты
не можешь знать того, что знаю ныне:
в чудовищных веригах немоты
оплачешь ты свою вину пред ними.
Беги не бед - сохранности от бед.
Страшись тщеты смертельного излишка.
Ты что-то важно говоришь в ответ,
но мне - тебя, тебе - меня не слышно.
1977
Белла Ахмадулина.
Анри Lebasque. Reading by the Window.
Нежность
Так ощутима эта нежность,
вещественных полна примет.
И нежность обретает внешность
и воплощается в предмет.
Старинной вазою зеленой
вдруг станет на краю стола,
и ты склонишься удивленный
над чистым омутом стекла.
Встревожится квартира ваша,
и будут все поражены.
- Откуда появилась ваза?-
ты строго спросишь у жены.-
И антиквар какую плату
спросил?-
О, не кори жену -
то просто я смеюсь и плачу
и в отдалении живу.
И слезы мои так стеклянны,
так их паденья тяжелы,
они звенят, как бы стаканы,
разбитые средь тишины.
За то, что мне тебя не видно,
а видно - так на полчаса,
я безобидно и невинно
свершаю эти чудеса.
Вдруг облаком тебя покроет,
как в горних высях повелось.
Ты закричишь: - Мне нет покою!
Откуда облако взялось?
Но суеверно, как крестьянин,
не бойся, "чур" не говори -
то нежности моей кристаллы
осели на плечи твои.
Я так немудрено и нежно
наколдовала в стороне,
и вот образовалось нечто,
напоминая обо мне.
Но по привычке добрых бестий,
опять играя в эту власть,
я сохраню тебя от бедствий
и тем себя утешу всласть.
Прощай! И занимайся делом!
Забудется игра моя.
Но сказки твоим малым детям
останутся после меня.
1959
Белла Ахмадулина.
Ю.Константинов. Ночью при Луне.
Luana Silense. Evening Harmony.
Shirley Deaville.
Коровин Константин Алексеевич (1861-1939) Розы. 1910-е.
Diana Romanello.
Diana Romanello.
Описание ночи
Глубокий плюш казенного Эдема,
развязный грешник, я взяла себе
и хищно и неопытно владела
углом стола и лампой на столе.
На каторге таинственного дела
о вечности радел петух в селе,
и, пристальная, как монгол в седле,
всю эту ночь я за столом сидела.
Всю ночь в природе длился плач раздора
между луной и душами зверей,
впадали в длинный воздух коридора,
исторгнутые множеством дверей,
течения полуночного вздора,
что спит в умах людей и словарей,
и пререкались дактиль и хорей -
кто домовой и правит бредом дома.
Всяк спящий в доме был чему-то автор,
но ослабел для совершенья сна,
из глуби лбов, как из отверстых амфор,
рассеивалась спёртость ремесла.
Обожествляла влюбчивость метафор
простых вещей невзрачные тела.
И постояльца прежнего звала
его тоска, дичавшая за шкафом.
В чём важный смысл чудовищной затеи:
вникать в значенье света на столе,
участвовать, словно в насущном деле,
в судьбе светил, играющих в окне,
и выдержать такую силу в теле,
что тень его внушила шрам стене!
Не знаю. Но еще зачтется мне
бесславный подвиг сотворенья тени.
1965
Белла Ахмадулина.
Randy van Beek.
David Miller.
картины взяты здесь