Франсуа Рабле "Гаргантюа и Пантагрюэль"
На днях прочитала «Гаргантюа и Пантагрюэля» Франсуа Рабле. Это классический роман 16 века, который я отрывками читала еще в университете. Теперь решила восстановить в памяти и сделала это с большим удовольствием. Чтение это особенное, ничего подобного сейчас, мне кажется, не пишут. В пяти книгах рассказывается о повествовании двух великанов - Гаргантюа (первая книга) и его сына Пантагрюэля (оставшиеся). Чтение осложняет совершенно непривычный стиль повествования. Здесь много нестыковок, фантастических происшествий и описаний «ниже пояса». Хотела написать «пошлого», но как сказал бы мой университетский преподаватель, «пошло» это писать х.й на заборе большими буквами, а это не пошло. В начале романа Рабле обращается к аудитории: «Читатель, друг! За книгу сев, Пристрастия свои преодолей, Да не введет она тебя во гнев», так же автор предлагает «высосать мозговую субстанцию» из книги, что я и постаралась сделать. Забавно, что Рабле так часто обращается к читателям «достославные пьяницы и вы, досточтимые венерики», что к концу книги действительно захотелось напиться.
Роды Гаргантюа. Его мама объелась требухи и стала рожать, но вдруг от этой требухи у нее случилось недержание, и повитуха дала ей лекарство, которое стянуло все внутренности. Бедный Гаргантюа не мог никак родиться, поэтому решил идти верхом и появился на свет через ухо.
«Из-за этого несчастного случая вены устья маточных артерий у роженицы расширились, и ребенок проскочил прямо в полую вену, а затем, взобравшись по диафрагме на высоту плеч, где вышеуказанная вена раздваивается, повернул налево и вылез в левое ухо. Едва появившись на свет, он не закричал, как другие младенцы: «И-и-и» И-и-и!», - нет, он зычным голосом заорал» Лакать! Лакать! Лакать!».
Описание члена Гаргантюа. «Вечно влекущий, вечно цветущий, юностью дышащий, свежестью пышущий, влагу источающий, соками набухающий, оплодотворяющий, полный цветов, полный плодов, полный всякого рода утех, - вот как перед Богом говорю, до чего приятно было на него смотреть!».
Детство Гаргантюа: «Писал себе на башмаки, какал в штаны, утирал рукавом нос, сморкался в суп, шлепал по всем лужам, пил из туфли и имел обыкновение тереть себе живот корзиной. Точил зубы о колодку, мыл руки похлебкой, расчесывал волосы стаканом, садился между двух стульев, укрывался мокрым мешком, запивал суп водой, как ему аукали, так он и откликался, кусался, когда смеялся, смеялся, когда кусался, частенько плевал в колодец, лопался от жира, нападал на своих, от дождя прятался в воде, ковал, когда остывало, ловил в небе журавля, прикидывался тихоней, драл козла» и т.д.
И дальше:
«И знаете что, дети мои, чтоб вам допиться до белой горячки? Этот маленький потаскун щупал своих нянек почем зря и вверху и внизу, и спереди и сзади и стал уже задавать работу своему гульфику».
Потом меня, конечно, очень вдохновил эпизод про изобретение Гаргантюа подтирки. Он подтирался бархатной полумаской одной из придворных дам, шапочкой той же дамы, шейным платком, атласными наушниками, мартовской кошкой, перчатками своей матери, шалфеем, укропом анисом, простынями, занавесками, подушками, скатертями, сеном, соломой, паклей, бумагой («Кто подтирает зад бумагой, Тот весь обрызган желтой влагой»), туфлей, корзиной и пр.
«В заключение, однако ж, я должен сказать следующее: лучшая в мире подтирка - это пушистый гусенок, уверяю вас, - только когда вы просовываете его себе между ног, то держите его за голову». И дальше: «И напрасно вы думаете, будто всем своим блаженством в Елисейских полях герои и полубоги обязаны асфоделям, амброзии и нектару, как тут у нас болтают старухи. По-моему, все дело в том, что они подтираются гусятами, и таково мнение Иоанна Скотта».
Мне нравиться выражение, которое идет через все книги - он мог это сделать так же, как мертвый осел - пукнуть.
Когда Гаргантюа поехал учиться в Париж, он залез на Собор Парижской Богоматери. Все стали кричать, собралась толпа, а он как раз захотел писать и стал всех поливать, да так, что все те сотни человек, что там были, утонули. А один из колоколов он стащил и повесил своей кобыле на шею (которая тоже писала так, что образовывались реки), но потом вернул.
Теперь про Пантагрюэля.
В детстве он был настолько сильный, что как-то сожрал медведя, который подошел слизнуть что-то сладкое с его губ.
Пантагрюэль был очень ученым и как-то его позвали разрешить спор, над которым бились самые светлые умы того времени. Ответы сторон были полной ахинеей без какой-либо логики, и Пантагрюэль вынес вердикт в том же стиле и все были довольны.
У Пантагрюэля был друг Панург. Неприятный тип, врал, воровал и вообще, олицетворял все пороки, но Пантагрюэлю был всегда верен. И вот, Панург решил добиться расположения одной знатной дамы. Пришел к ней и сказал, давайте, мол, трахаться. Она наглеца прогнала, а он за ней по пятам ходил. И вот он решил ей отомстить. Он убил течную суку, вырезал те самые части и порезал на мелкие кусочки. На следующий день в церкви незаметно подкинул эти кусочки той самой даме. Тут запах учуяли кабели и тысячами прибежали в церковь, достали свои причиндалы и стали писать на бедную даму. А один дог даже умудрился написать ей на голову. Панург для вида сначала немного собак отгонял, а потом слинял и наблюдал со стороны. Дама потом еле до дома добежала, а кабели так изгадили ей дверь, что образовалась река.
Третья книга полностью посвящена Панургу, который не мог определиться жениться ему или нет. Ему хотелось создать дом, но по всем гаданиям он должен был стать рогоносцем, чего он очень боялся. Еще в начале книги Панург просит у Пантагрюэля совет, то он каждый раз говорит ему то, что друг хочет услышать. Если Панург приводит довод «за», то Пантагрюэль говорит «женись, конечно», а если «против» - «ну, тогда не женись». Панург показывается как виртуозный софист, который может доказать что угодно.
Еще один интересный эпизод. У Пантагрюэля есть старинный друг-судья, который 40 лет выносил справедливые приговоры, а тут его вызвали в высший суд, потому что он неправильно рассудил спорщиков. На суде выяснилось, что все эти годы он выносил приговоры, кидая игральные кости. И он доказывает свою правоту интересной теорией.
В общем, прекрасная книга, которую я распробовала далеко не сразу. Некоторые эпизоды так меня шокировали, что я, не веря своим глазам, читала их вслух. Все-таки, «классика» это гораздо не стандартней и живее, чем я считала раньше.