Сегодня я проснулась на рассвете, чего со мной обычно никогда не случается. А все оттого, что у нас на Чсистых Пурдах полыхало удивительной красоты зарево. Это действо заворожило меня настолько, что я не смогла уснуть обратно, сделала себе бутербродец с похудательным салом и под впечатлением написала балладу:
Вечером в углах не видно пыли,
но слышны тяжёлые шаги.
«Всё, Катюша, кажется, приплыли».
Всё при нём - тельняшка, сапоги,
в волосах - кладбищенская глина,
как слеза, ползёт из глаза червь.
«Ты - моя невеста; бригантина,
так и не вернувшаяся в верфь».
Катенька вдоль тела уронила
руки грубые и молвила в ответ:
«Для тебя я девственность хранила
сорок невесёлых долгих лет.
Наросли внутри меня полипы,
водоросли затянули мозг,
а ведь я могла быть знаменитой,
несмотря на остеохондроз.
Мир, погрязший в мрази и обмане,
делала я чище и светлей:
то грузина подожгу, то даме
незнакомой прокляну детей,
пиздила по мелочи у лохов,
голову макала в унитаз…
Тем не менее, жилось мне очень плохо -
никому не оценить такой алмаз!
Завистью сочились глюколовы:
сквозь миры и время я несусь!
С Сауроном я болтать готова
хоть в сортире (правда, обоссусь).
А цыганки? Сучки, самозванки!
Ни одна ко мне бесплатно не придёт,
чтоб от пола отскрести поганки
и в знак дружбы мне сварить компот.
Пишут книжки бездари тупые,
накопляют деньги и блага,
сами расставляют запятые,
как захочет левая нога.
Я за ними запятые правлю,
жру интеллигентское говно.
Ничего, найду на них управу,
напишу в жеже и в гороно.
Как я счастлива, мой милый, милый мичман,
что мы встретились; целуй меня, молю!
Хоть кому-то я не безразлична,
хоть один увидел суть мою».
Он прижался к ней холодными губами,
раздалось отчаянное «ква!»;
на полу из кучи мятой ткани
жабья показалась голова.
«Что же, земноводная невеста,
небесами всё предрешено:
на земле с тобою нет нам места -
значит, отправляемся на дно!»