"S - значит Стелла"
Ну что, глупенькие землероечки, не ждали, да? Решили уже, наверное, что можно смело надевать зеленые колготки и не скрывать складки на спине, аххаха)) А вот нет. Стелла Анатольевна всегда возвращается, запомните это хорошенько и запишите для верности. Верность вам ещё не раз пригодится.
Объясню вкратце, почему звезда надолго ушла с ваших узеньких горизонтов. На самом деле она, то есть я, пережила удивительные приключения, о которых непременно надо будет написать сценарий к сериалу со спецэффетами. Это будет посильнее «V - значит вендетта», потому что там героиня боролась с системой, а я спускалась в ад, что гораздо опасней, сами понимаете. Целый год, без отпуска и перерыва, каждый день я спускалась в ад! А там огонь! Вода! Медные трубы! Осторожно, двери закрываются! Стелла Анатольевна, вы снова опоздали на два часа! Разумеется, нервная система гения к таким перегрузкам не приспособлена, что не замедлило сказаться. Переутомление, нервный срыв. Пришлось бежать к астрологу, слава богу, медицина у нас бесплатная. Астролог глянул - ба, говорит, да у вас гармония нарушена, Марсом все заблокировано, куртизол в асценденте, обсеротонин в нижних воротах и додумалофомин по кундалини распределен неравномерно. Выписал рецепт, дал ссылку на фармацевта. Лекарство сразу очень сильно помогло: я поняла, что банан велик, но кожура его ещё больше. Ну и вообще больше ясности стало в жизни. С Наполеоном познакомилась, кстати, но это я потом расскажу, если будет интересно. Главное-то что? Главное вот что: во сне ко мне пришли ходоки из Сибири и принесли мою изданную в красивой обложке книгу! И теперь осталось только каждое утро вспоминать сон и понемногу записывать. Вы уже поняли, что будет дальше? Ха-ха, ну конечно же продолжение «Избранной»!
На старых дымящихся терриконах южной части Мкадных гор, где и трава не трава, и деревья не деревья, и день тёмен как ночь, а уж ночь чернее тьмы и похожа на кишечник голодного размеромота, вырос когда-то неправильный, ненастоящий лес. Как известно всякой землеройке, в стоящем лесу должны быть сирень, акация, боярышник, может, бузина какая (хотя бузина в Средимосковье отчего-то приживается только на задворках крепости сэра Икея, это известный необъяснимый природный феномен). Кроме того, в настоящем лесу есть удобные дорожки, шашлыки, бутерброды с яйцом и прочие хорошие вещи. В общем, не то, совсем не то выросло на радиоактивных отвалах копей подземных коралей, недаром это гиблое место назвали Убиццевским лесом.
Не ходите, дети, в этот лес гулять, непременно заблудитесь, свалитесь в овраг - и пиши пропало, каждый овраг ведет в долину Плесенево! Там живут маньяки, жрецы древних жестоких богов бродят по Убиццевскому лесу и жрут - не элегантно поедают, нет, цинично жрут! - с безумным хохотом рвут зубами святые булки и жареных курей, вцепившись в них грязными руками, безо всяких столовых приборов, а ручей заправляют молоком, словно решив от жадности и ненасытности своей выпить гигантскую кружку чая по-английски. Едва зазеваешься, из-за ближайшего кленодуба выскочит какой-нибудь мрачный жрец и безжалостно вовлечет в свою мерзкую оргию во славу кортизоловых и холестериновых идолов. Хорошего от них не жди.
В этой глуши, беспросветной, как депрессия гения, и появилась когда-то неведомым никому образом лачуга Хули Баро-Холки - не было ее, и вдруг выскочила она, как прыщ на носу красавицы перед важным днём жизни, и так же внезапно досталась своей нынешней хозяйке в наследство от какой-то там бабушки - не каждому маг-риналу и даже интеллигенту или жруналисту так везёт, согласитесь.
Хмурое утро поперхнулось бы от пыли и разнообразных запахов и забилось в астматических конвульсиях, сумей оно заглянуть в окно, которое в этот мир пришло уже грязным и с намертво залипшей форточкой.
«Экое ты нежное, плесеневское утро» - проворчала Хули, и, подоткнув юбки, вылила из медного таза на грязный земляной пол воду с неопознаваемыми доисторическими рептилиями. Рептилии оживились и, вытягивая сморщенные шеи, неторопливо защёлкали пастями, хватая всё, что всплыло на поверхность. Щёлк, щёлк, щёлк - так медленно и громко щелкают старые заржавевшие пассатижи, и под этот мерный звук Хули, стоя по щиколотку в водоворотах грязи, погрузилась в хаотический транс. Внезапно она приоткрыла глаз. Нет, так не пойдёт, утро надо начинать более позитивно, с зарядки - и в её руках оказались пучки сныти, спутанные космы полыни, крапивный веник, а так же подорожник, пастушья сумка, галинсога, мокрица, лебеда, одуванчик, пырей, мятлик, клевер, вьюнок, подмаренник, марь, кислица , лютик, вероника, спорыш. Хули вскинув голову запела на три голоса - своим, чужим и оперным - какой-то древний страшный заговор, от чего по кухне закружилось, завертелось, замоталось кувырком всё что было не приколочено.
В районе Огородного кольца выпал заборный дождь и прошел смерчевый, 25 метров в секунду деревопад, подкосивший все ясенелистные клёны и тополи неправильного пола.
Хули кокетливо посмотрелась в блестящий бок чайника, откинула с умиротворенного лица прядь волос, по жесткости не уступающих скребнице, хмыкнула, цыкнула зубом, скосила один глаз влево и насыпала в миски, плошки, черепки, ковшики, сковородки, блюдца, жульенницы и кокотницы черных и белых (для разнообразия и профилактики авитаминоза) сухарей для своей многочисленной всегда голодной звериной своры.
Чайник закипал. В облаке пара появилось вдруг лицо Несусветной, а перед носом Хули возник перст указующий. «Должо-ок!» - просвистело из носика чайника, и морок исчез.
«Чёртимандэ и хрену в шаровары! И чаю-то спокойно не выпьешь, кредиторы с утра как голодные комары на голую жопу липнут, - но раз обещала, значит обещала, чоуш». Пар сгустился в полупрозрачного белого кота и привычно устроился на хозяйском плече.
Хули вяло потыкала древней, ещё прабабкой где-то украденной серебряной ложечкой в ближайшую кучу хлама. Оттуда донеслось недоброе ворчание. «И где ж вот в этом вот всём я найду тот самый справочник по болезням неведомых и ведомых землероек и к ним приравненных, скажите на милость, да еще и без генеральной и кардинально-радикальной уборки?» Тут же призрачный кот, дремавший на её плече, сквозняком был поднят под самый потолок и закачался там, почти сливаясь с облаком позавчерашнего трубочного дыма.
И Хули, озарённо хлопнув себя по лбу, полезла куда-то вверх, через заставленные всякой всячиной и заваленные сытыми чадами, домочадцами, а так же половиной обитателей Ноева ковчега лавки, столы, полки, шкафы, антресоли, шифоньеры, то и дело смахивая с них лохмы испанской бороды, паутину с застрявшими в ней бумажными самолетами, имитирующими пикирующих уток, нотные знаки, гитарные струны, гильзы, манчжурские орехи, к тому заветному месту, над которым колыхался призрак белого кота. «Бастурмэ че нахрена че!» - и искомая книга, увлекая за собой лавину из полок, животных чад, сковородок, чашек и банок с зельями, сошла в подставленную ладонь.
- И что мы имеем? Вот что мы имеем, - она звонко, как юный ленинец на пионерской зорьке, зачитала первый попавшийся рецепт.
- «Ложная вертячка и селфячка. Лечится прикладыванием блинной сковороды, желательно, раскалённой, к жыпэ и тремя грядками крапивы без очереди». Хм-м-м, любопытненько, хотя с этим всё просто. А вот случай посложнее. «Печаль от многих знаний. Характеризуется главным образом тем, что больной рвётся на табуретку или стул, или скамью, или на любую другую возвышающуюся поверхность, чтобы декламировать оттуда про своё естество, при этом норовя то и дело распахнуть плащ или пальто. Болезнь аристократов и людей с определённым уровнем репутации. Течение с рецидивами. Лечится отпариванием лаврового венка и банным веником с контрастными обливаниями». Ну, допустим.
Хули заложила зубочисткой покрытую жирными пятнами страницу.
- Ага. Это уже ближе. Как сказал про эту болезнь, коей и страдал, великий грекко-риммский классик, на пэ, кажется, «это какое-то фу»: «Лихорадка Castor fiber, вызванная чрезмерным смотрением вглубь чрева бобра. Выражается спорадическими приступами самолюбования и возникновением мерцательного эффекта Дауна-Фредди»... Так-так-так, с этим тоже всё просто, заболевание неинфекционной природы, проходит само после выхода на пенсию, если пенсия, конечно, позволит на неё выйти…
Хули нахмурилась и залистала справочник дальше.
- Не то, не то... А-ха! - она отметила нужную страницу ошметком яблочной кожуры , сдернула с окна платок-самолет, кинула на него свой акушерский саквояж и, лихо запрыгнув, помчалась в Цитадель.
***
То не замок из слоновой кости протыкает острым шпилем подгнившую тушу неба, то не перст указующий грозит распоясавшимся долинам и холмам, то не торжество условной единицы в эквиваленте стекла и бетона блещет неоном, ослепляя как солнце пустыни пару округов и сотен пять дешевых и не очень замков, коренных и пускающих корни… То огромный, сияющий адской белизной, безупречный как мраморная статуя древнего ваятеля гигантский табурет шатром встал на площади у Цитадели, покрыв всё тенью темнее юбок самой Темнейшей. Что-то неразличимое с такого расстояния копошилось в этом ослепительном свете.
Хули прикрыла глаза ладонью, перевела взгляд и обомлела. Двор был полон. Кривоватыми, но уверенными рядами стояли ветхие стулья, колченогие банкетки, облезлые пуфики, фуксиевые глыбы, перевернутые кастрюли, ржавые ведра, старые диваны, подушки, испускающие облака перьев, и даже невесть откуда взявшаяся позолоченная оттоманка с одной-единственной окольцованной ножкой. Надпись на кольце гласила «Сей экземплярЪ выпущен в дикую природу за три тысячи…». Хули уважительно цокнула языком. Вокруг сидело, лежало, бормотало, перешептывалось и волновалось, моргало, почесывалось, ёрзало, чихало, тянуло шеи и мяло в руках новёхонькие пронумерованные панамки всё население Цитадели. Хули подобрала многочисленные юбки, шепнула заклинание стремительного перемещения «Мухойблэ» и, молнией пронзив сгущающийся воздух, перенеслась поближе к первым рядам, где её глазам предстала удивительная картина.
На гигантском табурете стоял конный бронзовый памятник в классической позе указания пути в светлое и безукоризненное будущее. Казалось, что всадника с конем сплющила безжалостная рука, поэтому всадник был скорее широк, чем высок, а у коня явственно подгибались ноги. Однако лица их были настолько благородно-неопределенным, что любому существу при взгляде на них хотелось мгновенно сознаться во всех грехах и уплатить в казну два штрафа, даже если до этого оно не знало слова «платить». У передних конских копыт притулился стол, накрытый бессмысленно приличной скатертью. Сияли графины и начищенный до блеска молоток. Расставленные по столу таблички разъясняли высоким мкадским языком «Господин Справедливый-Строгий и К°нь», «Господин Давай», «Господин *неразборчиво* (кот)», «Господино Неопределенно». Сбоку, на вышитой подушке, в окружении цветов и груд истекающих соком фруктов сидела, зажмурившись, женщина с благостным лицом и, покачивая на руках сопящий сверток, посылала в толпу исполненные доброты улыбки.
Послышалась неразборчивая команда, в первых рядах засуетились, подскочили, построились и замахали флажками. Три величественные фигуры проплыли и заняли места за столом. Бравурно заиграл невидимый оркестр, построившиеся нестройно запели, но Хули смогла разобрать только «ложе мцыря храпи» и «пенис пошли»… Хлопнуло на ветру и развернулось полотнище, на котором было горящими буквами было выведено…
- Чрезвычайный Отдел Защиты, Активного Хранения, Укрепления И Насаждения Ясности! - благоговейно прошептал некто за Хулиным плечом. - Поистине Интеллигентные Защитники Достоинства/ Единства/ Целостности! Сокращенно…
- Спасибо, не стоит, - быстро перебила Хули. - Я всё вижу.
Некоторое время за спиной молчали.
- Это нехорошо, - наконец сказал некто. - В наши трудные для коллектива времена, знаете ли, это… Хули шикнула и прислушалась. Три раза приподнялся и три раза ударил по столу молоток.
Памятник заговорил. Гулким царь-колокольным звоном понеслись слова его над притихшей площадью, ложились они, геометрически правильные, падали они, веские и твердые, как ядра его коня.
- Охуели ли вы, смерды лядащие, или не охуели ли вы?! Хейтеры вы правильные настоящие истовые или уроды юродивые шуты и скоморохи?! Как смели вы, псы канавные, забыть о репутации и чести, о достоинстве и братстве?! - дланью бронзовой памятник обвел одесную себя, и некто в белой тоге, являющееся, со всей очевидностью, Господино Неопределенно, быстро и согласно закивало.
- Как вы, черти косорылые, смели свои щербатые пасти супротив основы основ, костяка и отцов ваших раззявить? - на этих словах вошедший в обличительный раж Справедливый- Строгий закашлялся, отхлебнул воды из стоявшего графина и со скрежетом провел ладошкой по губам. Конь застенчиво вспряднул ушами и пустил на сияющую белизну струю расплавленного олова.
Господин Справедливый рассеяно потрепал коня по навеки заплетенной гриве. Хмыкнул. Господин Давай услужливо перелистнул страницу.
- А сумки?! - рявкнул Строгий внезапно.
На площади ошарашено загалдели и заголосили, снова грохнул молоток.
- В то время, как Всечеловеческий Хвосто... осто... кхм... (Господин Давай почтительно просуфлировал)… Настопиздел!.. Настопиздел грядет, некоторые несознательные члены нашего общего дома высокой культуры быта позволяют себе иметь аксессуары! Да, некоторым можно! Но послушайте, сначала надо взять себе некоторый вес, потом взять талончик у регистратора и подойти на примерку, чтоб вам выдали сумку по размеру, а эту вашу модную приговору оставьте ренегатам и прочим засланным элементам, хвосты которых тянутся далеко отсюда, к горам! Равняться надо на нас, на отцов-основателей, ибо сказано: мне возмездие и аз воздам. Что в переводе означает: это у нас репутация, аз есмь собственноручно скрижали писал!
- А разрешение-то на сумочку у вас есть? - встрепенувшийся некто подозрительно задышал в чародейское ухо и угрожающе надвинулся. Отвлекшись от выступления, Хули ощутила, как настырные руки ощупывают её поясной кошель, и сбросила с пальцев Заклинание Колючего Финдского Кардигана. Руки мгновенно исчезли, скамейка позади заходила ходуном.
Справедливый-Строгий меж тем ястребом падал со снежных вершин спокойствия в пропасть праведной ярости…
- Нависла угроза! - грохотал он. - Тучи сгустились, враг наступает!
- Неотвратимость! - рубил он. - Неминуемая чаша, фатум, рок!
- Неготовность!- бичевал он. - Утконасос утерян, ужас! Убиться, убого! (Взмокший от напряжения Господин Давай уже не успевал перелистывать словарь). Упадок! Убыток!
Всеобщий горький всхлип дал оратору понять, что стрела попала в цель.
- Единение! - возопил он. - Единомыслие! Единовластие! Ересь, еть её!
- А-а-а-а! - стенала толпа. - О-о-о-о! Еть!
- Ряды ровней! - воззвал он. - Ремонт! Революция!
- Родина! Разберёмся! Развитие! Р-р-репутация!
- Распивошная!- тоненько выкрикнул кто-то.
И на площадь упала тишина.
И стояла там целую минуту.
И женщина со свёртком всё улыбалась.
А потом…
- Провокатор, - хрюкнуло в первом ряду. - Я в этом секу, хру, в натуре! Когда жизточка чалился, балабас, хру, в копилке носила! Точкую! Провокатор!
- Ктоу-у-у? - утробно завыл Господин Неразборчиво(кот). - Кто-у-у?
Он вскочил на стол, рванул галстук, раздулся вдвое и забил хвостом. Из горла его полилась боевая песнь, в которой острое тренированное эльфийское ухо могло бы различить слово «сырники», но для всех прочих это звучало как «мнэ-э-э» и «Полуэкт».
Поэтому никто ничего не понял. Так всегда начинается большая беда.
- Волчара тряпочный, хру! Дыбаните на запил! Расскажите ему, почём лучок-пучок, хру!
- Мнэ-э-э-э!
- Позоро! Стыдо! - верещало Господино Неопределенно и топало ногой, - Срамо, конфузо!
- Запираются, - безмятежно сказала женщина с ребенком.
- Это безобразие, - брюзгливо гудел Справедливый. Под конём сыпалось и гулко стучало.
- А ведь мы приютили их в нашем доме высокой культуры быта! А они? Презлым отплатили за предобрейшее!
И бронзовая рука, очертив полукруг, как бы огладив всех по головам, указала на то, что промеж своих в Цитадели называли Распивошной. Хули взглянула. Маленькое святилище богини- покровительницы чужих мужей смотрело во двор наглухо заколоченными окнами. На пороге лежала безжизненная куча шерсти, в которой с трудом узнавалось существо с большими мохнатыми ушами. В обмякшей лапе существа рдел пухлый красный цветок.
Возникла пауза. Конь под Строгим нерешительно переступил было с ноги на ногу, но Строгий насупил искусной отливки брови и грубо ударил ладонью по конскому крупу. Конь взбрыкнул, грохнул копытом. Раздался низкий гул, табурет завибрировал, в такт содрогнулась земля, и с бронзового тугого тела отлетел большой кусок металла, обнаживший покрытый гипсом и ржавчиной проволочный каркас. Господино Неопределённо проворно наступило на отвалившийся кусок и закрыло своей тогой уязвимый бок товарища. Если бы кто любопытный заглянул сейчас в образовавшуюся дыру, то увидел бы в пустотах нечто, похожее на старые колёса для хомяков, скрученные из проржавевшей проволоки, в которых бежали сосредоточенные землеройки. Раз в несколько минут проворачивалась шестерня, звенел звонок, загоралась тусклая лампочка, после чего все землеройки разворачивались и бежали в противоположном направлении. Звонок умолкал, лампочка гасла до следующего цикла.
Если бы хоть кто-то это увидел, всё могло бы повернуться совсем иначе. Но глаза были устремлены не туда, и наша история идёт своим чередом.
- Но так же нельзя! - пробасил пожилой красноносый эльф, у которого, например, глаза буравили дно панамки, в которой весьма некстати закончился здравур. Ровное каре гвардейцев во главе с их неизменной предводительницей поддержало его одобрительным гоготом. На звуки из первого ряда метнулся было мелкий ощерившийся ифрит с лицом, похожим на пузырящийся красный суп, но был пойман за хвост и злобно заскрипел на своем языке.
- Полностью с вами согласен! - сипнул прокуренный голос. Это оказался Господин Давай, его окуляры обшаривали двор в поисках искомого лица. - НЕКОТОРЫХ тут слишком много, хоть мы их любим, но шерсть и пушистость хочется уменьшить, а шарик свести до параметров кубика!
Господино Неопределённо выскочило вперед, перебив прокуренный голос:
- Раз уж мы заговорили об ЭТОМ, то я, знаете ли, человеко уравновешенное и совершенное, но периодически подлетаю на пуканное тяго от снобских высказываний в духо «Ах, стоят такие прекрасные погоды, всего -15, самое время гулять», «Неужели трудно найти одежду внутри мкадных гор? Лавки ломятся! Пойди да купи!», «Да на каждом шагу, и всего стопицот тыщ гномских золотых!». А, между прочим, тут некоторые, с репутацио и весо в обществе, штаны по размеро купить не могут! Не рассчитано, знаете ли, масспошиво на носителей эксклюзивно тело! Вот!
И тщательно отрепетированным жестом оно вздернуло тогу, открыв потрясённым взорам шедевр портняжного искусства. Известный даос и широко уважаемый знаток ханьской культуры штанов с разрезом Барбарисозаборный- Ю при виде шедевра подавился жасминовым чаем. Тот же, к кому обращались прокуренный голос и штаны, хмыкнул, встал и отвесил издевательский поклон, взмахнув треуголкой:
- Вот вам папирус, можете взять и пипифакс, извольте же правила изобразить, желательно в пиктограммах, для отсталых слоев. Зачем же вы, мной многоуважаемые Штаны, держали это столько времени в себе, не исторгая? Это же вредно для здоровья. Надо сразу указывать на то, что чьё-то мнение о подходящей для прогулки погоде причиняет вам страдания. А я до тех пор помолчу, что я зверь, что ли.
- За звер-р-ряуоа-а отвеу-у-утишь! - вдруг взвыл господин Неразборчиво(кот) и комком рухнул в мгновенно смешавшуюся толпу.
Поднялся крик, в воздух взметнулись ножки табуреток и бутылки из-под ситро. Хули громко свистнула платку-самолёту и воспарила над стихийным побоищем, высматривая очаги здорового сопротивления. Справедливый-Строгий пришпоривал коня и скакал по двору, чуть не задавив сатира Бякова, известного своей бонвиванностью и бескомпромиссной борьбой со строевыми песнями; Бяков покатился было по земле, бранясь хореем, но застрял в декольте длинноволосой дамы и затих там, счастливо булькая. Господино Неопределенно бодро наматывал вокруг пояса содранную со стола скатерть, наспех создавая себе видимость элегантного костюма. Даос Барбарисозаборный-Ю ловко отбивался от наседающего кабана невесть откуда вытащенной метлой, кабан поминал что-то про «ухоловный колдрекс». Краснолицый ифрит, безумно хохоча, строил куличики из песка, их тут же затаптывали дерущиеся. Старые эльфы, затянув нестройную боевую песнь, пытались оседлать царственно ругавшийся по-немецки троллейбус, ведя одновременно заградительный огонь тугими шариками из белого злеба. Гвардейцы, не теряя строя, подбирая пьяных, раненых и уцелевшие закуски, организованно отступали к воротам. В нижних этажах Цитадели уже начинало явственно чадить, кто-то выталкивал из окна пианолу. Господин Давай бросался с Табурета фруктами, которые подавала ему женщина, не изменившая благостного выражения лица. Земля вставала дыбом, загибалась краями, под ней кто-то тяжело шевелился. Господин Кот с наслаждением драл брыкающуюся оттоманку.
Ловко окропив выбранных союзников лечебной соевой болтушкой (кто-то с перепугу заголосил «Убили!», но звук сочной оплеухи обрубил панику), Хули выкрикнула анизотропное заклинание «Сдувэ!», толпу разбросало в разные стороны, а компания внезапно оказалась за стеной Цитадели, на дороге, ведущей в Логово Медсестры. Не позволив себе задуматься о причинах таких удивительных перемен и о грядущей ночёвке посреди бесчеловечной мкадской природы, погоняемые позывами к спасению мира и обещанием Баро-Холки по-честному поделить награбленное, выжившие в страшной эпидемии бодро маршировали за летящим платком. Никто из них не оглядывался.
Под землей ждали.
Объясню вкратце, почему звезда надолго ушла с ваших узеньких горизонтов. На самом деле она, то есть я, пережила удивительные приключения, о которых непременно надо будет написать сценарий к сериалу со спецэффетами. Это будет посильнее «V - значит вендетта», потому что там героиня боролась с системой, а я спускалась в ад, что гораздо опасней, сами понимаете. Целый год, без отпуска и перерыва, каждый день я спускалась в ад! А там огонь! Вода! Медные трубы! Осторожно, двери закрываются! Стелла Анатольевна, вы снова опоздали на два часа! Разумеется, нервная система гения к таким перегрузкам не приспособлена, что не замедлило сказаться. Переутомление, нервный срыв. Пришлось бежать к астрологу, слава богу, медицина у нас бесплатная. Астролог глянул - ба, говорит, да у вас гармония нарушена, Марсом все заблокировано, куртизол в асценденте, обсеротонин в нижних воротах и додумалофомин по кундалини распределен неравномерно. Выписал рецепт, дал ссылку на фармацевта. Лекарство сразу очень сильно помогло: я поняла, что банан велик, но кожура его ещё больше. Ну и вообще больше ясности стало в жизни. С Наполеоном познакомилась, кстати, но это я потом расскажу, если будет интересно. Главное-то что? Главное вот что: во сне ко мне пришли ходоки из Сибири и принесли мою изданную в красивой обложке книгу! И теперь осталось только каждое утро вспоминать сон и понемногу записывать. Вы уже поняли, что будет дальше? Ха-ха, ну конечно же продолжение «Избранной»!
На старых дымящихся терриконах южной части Мкадных гор, где и трава не трава, и деревья не деревья, и день тёмен как ночь, а уж ночь чернее тьмы и похожа на кишечник голодного размеромота, вырос когда-то неправильный, ненастоящий лес. Как известно всякой землеройке, в стоящем лесу должны быть сирень, акация, боярышник, может, бузина какая (хотя бузина в Средимосковье отчего-то приживается только на задворках крепости сэра Икея, это известный необъяснимый природный феномен). Кроме того, в настоящем лесу есть удобные дорожки, шашлыки, бутерброды с яйцом и прочие хорошие вещи. В общем, не то, совсем не то выросло на радиоактивных отвалах копей подземных коралей, недаром это гиблое место назвали Убиццевским лесом.
Не ходите, дети, в этот лес гулять, непременно заблудитесь, свалитесь в овраг - и пиши пропало, каждый овраг ведет в долину Плесенево! Там живут маньяки, жрецы древних жестоких богов бродят по Убиццевскому лесу и жрут - не элегантно поедают, нет, цинично жрут! - с безумным хохотом рвут зубами святые булки и жареных курей, вцепившись в них грязными руками, безо всяких столовых приборов, а ручей заправляют молоком, словно решив от жадности и ненасытности своей выпить гигантскую кружку чая по-английски. Едва зазеваешься, из-за ближайшего кленодуба выскочит какой-нибудь мрачный жрец и безжалостно вовлечет в свою мерзкую оргию во славу кортизоловых и холестериновых идолов. Хорошего от них не жди.
В этой глуши, беспросветной, как депрессия гения, и появилась когда-то неведомым никому образом лачуга Хули Баро-Холки - не было ее, и вдруг выскочила она, как прыщ на носу красавицы перед важным днём жизни, и так же внезапно досталась своей нынешней хозяйке в наследство от какой-то там бабушки - не каждому маг-риналу и даже интеллигенту или жруналисту так везёт, согласитесь.
Хмурое утро поперхнулось бы от пыли и разнообразных запахов и забилось в астматических конвульсиях, сумей оно заглянуть в окно, которое в этот мир пришло уже грязным и с намертво залипшей форточкой.
«Экое ты нежное, плесеневское утро» - проворчала Хули, и, подоткнув юбки, вылила из медного таза на грязный земляной пол воду с неопознаваемыми доисторическими рептилиями. Рептилии оживились и, вытягивая сморщенные шеи, неторопливо защёлкали пастями, хватая всё, что всплыло на поверхность. Щёлк, щёлк, щёлк - так медленно и громко щелкают старые заржавевшие пассатижи, и под этот мерный звук Хули, стоя по щиколотку в водоворотах грязи, погрузилась в хаотический транс. Внезапно она приоткрыла глаз. Нет, так не пойдёт, утро надо начинать более позитивно, с зарядки - и в её руках оказались пучки сныти, спутанные космы полыни, крапивный веник, а так же подорожник, пастушья сумка, галинсога, мокрица, лебеда, одуванчик, пырей, мятлик, клевер, вьюнок, подмаренник, марь, кислица , лютик, вероника, спорыш. Хули вскинув голову запела на три голоса - своим, чужим и оперным - какой-то древний страшный заговор, от чего по кухне закружилось, завертелось, замоталось кувырком всё что было не приколочено.
В районе Огородного кольца выпал заборный дождь и прошел смерчевый, 25 метров в секунду деревопад, подкосивший все ясенелистные клёны и тополи неправильного пола.
Хули кокетливо посмотрелась в блестящий бок чайника, откинула с умиротворенного лица прядь волос, по жесткости не уступающих скребнице, хмыкнула, цыкнула зубом, скосила один глаз влево и насыпала в миски, плошки, черепки, ковшики, сковородки, блюдца, жульенницы и кокотницы черных и белых (для разнообразия и профилактики авитаминоза) сухарей для своей многочисленной всегда голодной звериной своры.
Чайник закипал. В облаке пара появилось вдруг лицо Несусветной, а перед носом Хули возник перст указующий. «Должо-ок!» - просвистело из носика чайника, и морок исчез.
«Чёртимандэ и хрену в шаровары! И чаю-то спокойно не выпьешь, кредиторы с утра как голодные комары на голую жопу липнут, - но раз обещала, значит обещала, чоуш». Пар сгустился в полупрозрачного белого кота и привычно устроился на хозяйском плече.
Хули вяло потыкала древней, ещё прабабкой где-то украденной серебряной ложечкой в ближайшую кучу хлама. Оттуда донеслось недоброе ворчание. «И где ж вот в этом вот всём я найду тот самый справочник по болезням неведомых и ведомых землероек и к ним приравненных, скажите на милость, да еще и без генеральной и кардинально-радикальной уборки?» Тут же призрачный кот, дремавший на её плече, сквозняком был поднят под самый потолок и закачался там, почти сливаясь с облаком позавчерашнего трубочного дыма.
И Хули, озарённо хлопнув себя по лбу, полезла куда-то вверх, через заставленные всякой всячиной и заваленные сытыми чадами, домочадцами, а так же половиной обитателей Ноева ковчега лавки, столы, полки, шкафы, антресоли, шифоньеры, то и дело смахивая с них лохмы испанской бороды, паутину с застрявшими в ней бумажными самолетами, имитирующими пикирующих уток, нотные знаки, гитарные струны, гильзы, манчжурские орехи, к тому заветному месту, над которым колыхался призрак белого кота. «Бастурмэ че нахрена че!» - и искомая книга, увлекая за собой лавину из полок, животных чад, сковородок, чашек и банок с зельями, сошла в подставленную ладонь.
- И что мы имеем? Вот что мы имеем, - она звонко, как юный ленинец на пионерской зорьке, зачитала первый попавшийся рецепт.
- «Ложная вертячка и селфячка. Лечится прикладыванием блинной сковороды, желательно, раскалённой, к жыпэ и тремя грядками крапивы без очереди». Хм-м-м, любопытненько, хотя с этим всё просто. А вот случай посложнее. «Печаль от многих знаний. Характеризуется главным образом тем, что больной рвётся на табуретку или стул, или скамью, или на любую другую возвышающуюся поверхность, чтобы декламировать оттуда про своё естество, при этом норовя то и дело распахнуть плащ или пальто. Болезнь аристократов и людей с определённым уровнем репутации. Течение с рецидивами. Лечится отпариванием лаврового венка и банным веником с контрастными обливаниями». Ну, допустим.
Хули заложила зубочисткой покрытую жирными пятнами страницу.
- Ага. Это уже ближе. Как сказал про эту болезнь, коей и страдал, великий грекко-риммский классик, на пэ, кажется, «это какое-то фу»: «Лихорадка Castor fiber, вызванная чрезмерным смотрением вглубь чрева бобра. Выражается спорадическими приступами самолюбования и возникновением мерцательного эффекта Дауна-Фредди»... Так-так-так, с этим тоже всё просто, заболевание неинфекционной природы, проходит само после выхода на пенсию, если пенсия, конечно, позволит на неё выйти…
Хули нахмурилась и залистала справочник дальше.
- Не то, не то... А-ха! - она отметила нужную страницу ошметком яблочной кожуры , сдернула с окна платок-самолет, кинула на него свой акушерский саквояж и, лихо запрыгнув, помчалась в Цитадель.
***
То не замок из слоновой кости протыкает острым шпилем подгнившую тушу неба, то не перст указующий грозит распоясавшимся долинам и холмам, то не торжество условной единицы в эквиваленте стекла и бетона блещет неоном, ослепляя как солнце пустыни пару округов и сотен пять дешевых и не очень замков, коренных и пускающих корни… То огромный, сияющий адской белизной, безупречный как мраморная статуя древнего ваятеля гигантский табурет шатром встал на площади у Цитадели, покрыв всё тенью темнее юбок самой Темнейшей. Что-то неразличимое с такого расстояния копошилось в этом ослепительном свете.
Хули прикрыла глаза ладонью, перевела взгляд и обомлела. Двор был полон. Кривоватыми, но уверенными рядами стояли ветхие стулья, колченогие банкетки, облезлые пуфики, фуксиевые глыбы, перевернутые кастрюли, ржавые ведра, старые диваны, подушки, испускающие облака перьев, и даже невесть откуда взявшаяся позолоченная оттоманка с одной-единственной окольцованной ножкой. Надпись на кольце гласила «Сей экземплярЪ выпущен в дикую природу за три тысячи…». Хули уважительно цокнула языком. Вокруг сидело, лежало, бормотало, перешептывалось и волновалось, моргало, почесывалось, ёрзало, чихало, тянуло шеи и мяло в руках новёхонькие пронумерованные панамки всё население Цитадели. Хули подобрала многочисленные юбки, шепнула заклинание стремительного перемещения «Мухойблэ» и, молнией пронзив сгущающийся воздух, перенеслась поближе к первым рядам, где её глазам предстала удивительная картина.
На гигантском табурете стоял конный бронзовый памятник в классической позе указания пути в светлое и безукоризненное будущее. Казалось, что всадника с конем сплющила безжалостная рука, поэтому всадник был скорее широк, чем высок, а у коня явственно подгибались ноги. Однако лица их были настолько благородно-неопределенным, что любому существу при взгляде на них хотелось мгновенно сознаться во всех грехах и уплатить в казну два штрафа, даже если до этого оно не знало слова «платить». У передних конских копыт притулился стол, накрытый бессмысленно приличной скатертью. Сияли графины и начищенный до блеска молоток. Расставленные по столу таблички разъясняли высоким мкадским языком «Господин Справедливый-Строгий и К°нь», «Господин Давай», «Господин *неразборчиво* (кот)», «Господино Неопределенно». Сбоку, на вышитой подушке, в окружении цветов и груд истекающих соком фруктов сидела, зажмурившись, женщина с благостным лицом и, покачивая на руках сопящий сверток, посылала в толпу исполненные доброты улыбки.
Послышалась неразборчивая команда, в первых рядах засуетились, подскочили, построились и замахали флажками. Три величественные фигуры проплыли и заняли места за столом. Бравурно заиграл невидимый оркестр, построившиеся нестройно запели, но Хули смогла разобрать только «ложе мцыря храпи» и «пенис пошли»… Хлопнуло на ветру и развернулось полотнище, на котором было горящими буквами было выведено…
- Чрезвычайный Отдел Защиты, Активного Хранения, Укрепления И Насаждения Ясности! - благоговейно прошептал некто за Хулиным плечом. - Поистине Интеллигентные Защитники Достоинства/ Единства/ Целостности! Сокращенно…
- Спасибо, не стоит, - быстро перебила Хули. - Я всё вижу.
Некоторое время за спиной молчали.
- Это нехорошо, - наконец сказал некто. - В наши трудные для коллектива времена, знаете ли, это… Хули шикнула и прислушалась. Три раза приподнялся и три раза ударил по столу молоток.
Памятник заговорил. Гулким царь-колокольным звоном понеслись слова его над притихшей площадью, ложились они, геометрически правильные, падали они, веские и твердые, как ядра его коня.
- Охуели ли вы, смерды лядащие, или не охуели ли вы?! Хейтеры вы правильные настоящие истовые или уроды юродивые шуты и скоморохи?! Как смели вы, псы канавные, забыть о репутации и чести, о достоинстве и братстве?! - дланью бронзовой памятник обвел одесную себя, и некто в белой тоге, являющееся, со всей очевидностью, Господино Неопределенно, быстро и согласно закивало.
- Как вы, черти косорылые, смели свои щербатые пасти супротив основы основ, костяка и отцов ваших раззявить? - на этих словах вошедший в обличительный раж Справедливый- Строгий закашлялся, отхлебнул воды из стоявшего графина и со скрежетом провел ладошкой по губам. Конь застенчиво вспряднул ушами и пустил на сияющую белизну струю расплавленного олова.
Господин Справедливый рассеяно потрепал коня по навеки заплетенной гриве. Хмыкнул. Господин Давай услужливо перелистнул страницу.
- А сумки?! - рявкнул Строгий внезапно.
На площади ошарашено загалдели и заголосили, снова грохнул молоток.
- В то время, как Всечеловеческий Хвосто... осто... кхм... (Господин Давай почтительно просуфлировал)… Настопиздел!.. Настопиздел грядет, некоторые несознательные члены нашего общего дома высокой культуры быта позволяют себе иметь аксессуары! Да, некоторым можно! Но послушайте, сначала надо взять себе некоторый вес, потом взять талончик у регистратора и подойти на примерку, чтоб вам выдали сумку по размеру, а эту вашу модную приговору оставьте ренегатам и прочим засланным элементам, хвосты которых тянутся далеко отсюда, к горам! Равняться надо на нас, на отцов-основателей, ибо сказано: мне возмездие и аз воздам. Что в переводе означает: это у нас репутация, аз есмь собственноручно скрижали писал!
- А разрешение-то на сумочку у вас есть? - встрепенувшийся некто подозрительно задышал в чародейское ухо и угрожающе надвинулся. Отвлекшись от выступления, Хули ощутила, как настырные руки ощупывают её поясной кошель, и сбросила с пальцев Заклинание Колючего Финдского Кардигана. Руки мгновенно исчезли, скамейка позади заходила ходуном.
Справедливый-Строгий меж тем ястребом падал со снежных вершин спокойствия в пропасть праведной ярости…
- Нависла угроза! - грохотал он. - Тучи сгустились, враг наступает!
- Неотвратимость! - рубил он. - Неминуемая чаша, фатум, рок!
- Неготовность!- бичевал он. - Утконасос утерян, ужас! Убиться, убого! (Взмокший от напряжения Господин Давай уже не успевал перелистывать словарь). Упадок! Убыток!
Всеобщий горький всхлип дал оратору понять, что стрела попала в цель.
- Единение! - возопил он. - Единомыслие! Единовластие! Ересь, еть её!
- А-а-а-а! - стенала толпа. - О-о-о-о! Еть!
- Ряды ровней! - воззвал он. - Ремонт! Революция!
- Родина! Разберёмся! Развитие! Р-р-репутация!
- Распивошная!- тоненько выкрикнул кто-то.
И на площадь упала тишина.
И стояла там целую минуту.
И женщина со свёртком всё улыбалась.
А потом…
- Провокатор, - хрюкнуло в первом ряду. - Я в этом секу, хру, в натуре! Когда жизточка чалился, балабас, хру, в копилке носила! Точкую! Провокатор!
- Ктоу-у-у? - утробно завыл Господин Неразборчиво(кот). - Кто-у-у?
Он вскочил на стол, рванул галстук, раздулся вдвое и забил хвостом. Из горла его полилась боевая песнь, в которой острое тренированное эльфийское ухо могло бы различить слово «сырники», но для всех прочих это звучало как «мнэ-э-э» и «Полуэкт».
Поэтому никто ничего не понял. Так всегда начинается большая беда.
- Волчара тряпочный, хру! Дыбаните на запил! Расскажите ему, почём лучок-пучок, хру!
- Мнэ-э-э-э!
- Позоро! Стыдо! - верещало Господино Неопределенно и топало ногой, - Срамо, конфузо!
- Запираются, - безмятежно сказала женщина с ребенком.
- Это безобразие, - брюзгливо гудел Справедливый. Под конём сыпалось и гулко стучало.
- А ведь мы приютили их в нашем доме высокой культуры быта! А они? Презлым отплатили за предобрейшее!
И бронзовая рука, очертив полукруг, как бы огладив всех по головам, указала на то, что промеж своих в Цитадели называли Распивошной. Хули взглянула. Маленькое святилище богини- покровительницы чужих мужей смотрело во двор наглухо заколоченными окнами. На пороге лежала безжизненная куча шерсти, в которой с трудом узнавалось существо с большими мохнатыми ушами. В обмякшей лапе существа рдел пухлый красный цветок.
Возникла пауза. Конь под Строгим нерешительно переступил было с ноги на ногу, но Строгий насупил искусной отливки брови и грубо ударил ладонью по конскому крупу. Конь взбрыкнул, грохнул копытом. Раздался низкий гул, табурет завибрировал, в такт содрогнулась земля, и с бронзового тугого тела отлетел большой кусок металла, обнаживший покрытый гипсом и ржавчиной проволочный каркас. Господино Неопределённо проворно наступило на отвалившийся кусок и закрыло своей тогой уязвимый бок товарища. Если бы кто любопытный заглянул сейчас в образовавшуюся дыру, то увидел бы в пустотах нечто, похожее на старые колёса для хомяков, скрученные из проржавевшей проволоки, в которых бежали сосредоточенные землеройки. Раз в несколько минут проворачивалась шестерня, звенел звонок, загоралась тусклая лампочка, после чего все землеройки разворачивались и бежали в противоположном направлении. Звонок умолкал, лампочка гасла до следующего цикла.
Если бы хоть кто-то это увидел, всё могло бы повернуться совсем иначе. Но глаза были устремлены не туда, и наша история идёт своим чередом.
- Но так же нельзя! - пробасил пожилой красноносый эльф, у которого, например, глаза буравили дно панамки, в которой весьма некстати закончился здравур. Ровное каре гвардейцев во главе с их неизменной предводительницей поддержало его одобрительным гоготом. На звуки из первого ряда метнулся было мелкий ощерившийся ифрит с лицом, похожим на пузырящийся красный суп, но был пойман за хвост и злобно заскрипел на своем языке.
- Полностью с вами согласен! - сипнул прокуренный голос. Это оказался Господин Давай, его окуляры обшаривали двор в поисках искомого лица. - НЕКОТОРЫХ тут слишком много, хоть мы их любим, но шерсть и пушистость хочется уменьшить, а шарик свести до параметров кубика!
Господино Неопределённо выскочило вперед, перебив прокуренный голос:
- Раз уж мы заговорили об ЭТОМ, то я, знаете ли, человеко уравновешенное и совершенное, но периодически подлетаю на пуканное тяго от снобских высказываний в духо «Ах, стоят такие прекрасные погоды, всего -15, самое время гулять», «Неужели трудно найти одежду внутри мкадных гор? Лавки ломятся! Пойди да купи!», «Да на каждом шагу, и всего стопицот тыщ гномских золотых!». А, между прочим, тут некоторые, с репутацио и весо в обществе, штаны по размеро купить не могут! Не рассчитано, знаете ли, масспошиво на носителей эксклюзивно тело! Вот!
И тщательно отрепетированным жестом оно вздернуло тогу, открыв потрясённым взорам шедевр портняжного искусства. Известный даос и широко уважаемый знаток ханьской культуры штанов с разрезом Барбарисозаборный- Ю при виде шедевра подавился жасминовым чаем. Тот же, к кому обращались прокуренный голос и штаны, хмыкнул, встал и отвесил издевательский поклон, взмахнув треуголкой:
- Вот вам папирус, можете взять и пипифакс, извольте же правила изобразить, желательно в пиктограммах, для отсталых слоев. Зачем же вы, мной многоуважаемые Штаны, держали это столько времени в себе, не исторгая? Это же вредно для здоровья. Надо сразу указывать на то, что чьё-то мнение о подходящей для прогулки погоде причиняет вам страдания. А я до тех пор помолчу, что я зверь, что ли.
- За звер-р-ряуоа-а отвеу-у-утишь! - вдруг взвыл господин Неразборчиво(кот) и комком рухнул в мгновенно смешавшуюся толпу.
Поднялся крик, в воздух взметнулись ножки табуреток и бутылки из-под ситро. Хули громко свистнула платку-самолёту и воспарила над стихийным побоищем, высматривая очаги здорового сопротивления. Справедливый-Строгий пришпоривал коня и скакал по двору, чуть не задавив сатира Бякова, известного своей бонвиванностью и бескомпромиссной борьбой со строевыми песнями; Бяков покатился было по земле, бранясь хореем, но застрял в декольте длинноволосой дамы и затих там, счастливо булькая. Господино Неопределенно бодро наматывал вокруг пояса содранную со стола скатерть, наспех создавая себе видимость элегантного костюма. Даос Барбарисозаборный-Ю ловко отбивался от наседающего кабана невесть откуда вытащенной метлой, кабан поминал что-то про «ухоловный колдрекс». Краснолицый ифрит, безумно хохоча, строил куличики из песка, их тут же затаптывали дерущиеся. Старые эльфы, затянув нестройную боевую песнь, пытались оседлать царственно ругавшийся по-немецки троллейбус, ведя одновременно заградительный огонь тугими шариками из белого злеба. Гвардейцы, не теряя строя, подбирая пьяных, раненых и уцелевшие закуски, организованно отступали к воротам. В нижних этажах Цитадели уже начинало явственно чадить, кто-то выталкивал из окна пианолу. Господин Давай бросался с Табурета фруктами, которые подавала ему женщина, не изменившая благостного выражения лица. Земля вставала дыбом, загибалась краями, под ней кто-то тяжело шевелился. Господин Кот с наслаждением драл брыкающуюся оттоманку.
Ловко окропив выбранных союзников лечебной соевой болтушкой (кто-то с перепугу заголосил «Убили!», но звук сочной оплеухи обрубил панику), Хули выкрикнула анизотропное заклинание «Сдувэ!», толпу разбросало в разные стороны, а компания внезапно оказалась за стеной Цитадели, на дороге, ведущей в Логово Медсестры. Не позволив себе задуматься о причинах таких удивительных перемен и о грядущей ночёвке посреди бесчеловечной мкадской природы, погоняемые позывами к спасению мира и обещанием Баро-Холки по-честному поделить награбленное, выжившие в страшной эпидемии бодро маршировали за летящим платком. Никто из них не оглядывался.
Под землей ждали.