Йога и немного щёктно.
Я вот вам уже говорила, дорогие мои пухляшечки, что, когда у меня есть время и желание, пишу колонки в одну очень известную газету "Мой районы"? Вчера же мне сделали исключительно интересное предложение, от которого я не смогла отказаться, потому что я известная гуру всего и умница. Один ооочень глянцевый журнал "Скандалы и мандалы - путь русской йоги" попросил меня написать эссе, романтическое, но про йогу, и чтобы народ (а народ у нас тёмный, мы все помним?) читал и просвещался, чтобы было лучше, чем у классиков. А я что, хуже какого-нибудь Кортасара или Фитцжеральда? Да я - все они и Маркес с Борхесом вместе взятые, хаха!
«Она была просто ослепительна - вся светилась. Постичь всю ее красоту с одного взгляда означало агонию».
Моя соседка Женя Рыськина когда-то почти попадала под это описание. Светилось в ней что-то такое, жажда жизни - красивой, конечно же, жажда быть в окружении состоятельных и утонченных людей, любивших иконы и современное искусство и готовых на жертвы во имя своей этой любви. Правда, агония постигшими ее красоту не овладевала - но Женя не унывала: попробовала бы фитцджеральдовская Глория Гилберт стать самой красивой девочкой престижной физико-математической школы, надо было бы еще посмотреть, как бы она с этим справилась.
Ослепительность, главное свое достояние, Женя весьма берегла и каждый вечер протирала серумом, эмульсией и разными прочими субстанциями. Если удавалось, ослепительность также кормили путешествиями на чужих яхтах и частных самолетиках: Женя понимала, что можно и лишний раз полебезить перед их обладателями, но ни фреш на яхте, ни терпкое красное вино на вилле в Кап Ферра, ни глинтвейн у куршевельского камина ничему не способствовали. Вокруг носился аромат чужих денег, крошек с чужих столов, и даже однокоматная квартира, по официальной версии «на Патриках», хоть и была по документам Женина, но находилась далеко не на Патриках, что на корню подтачивало шансы вогнать своей красотой в агонию какого-нибудь неосторожного созерцателя.
Покинуть атмосферный оазис не на Патриках своими ногами было проблематично, проблематично было и сделать это другими частями тела, хотя кое на какие из них опирались Женины надежды. Женя изучала рынок частей тела, ртом и массивным своим бюстом надеясь протаранить путь, но, куда бы она ни сунулась с этими своими достоинствами, люди некультурно смеялись за спиной, приговаривая «Вот только и есть, что сиськи! А так дешевка дешевкой!», и даже добавляли какую-нибудь неизмеримо более ужасную обсценность. По любому выходило, что правда - она не в сиськах, а в налете дороговизны, и должен тот налет быть настолько ослепительным, чтобы агонизировали все встречные ресурсные мужчины - ну, и женщины заодно.
Жениного налета дороговизны пока хватало только чтоб поесть, а приумножить его и разжиться несъедобными вкусняшками никак не получалось.
Но Женя не отчаивалась. Каждое утро она делала упражнения из брошюрки «Нимфо-йога», направляя свой фэншуй в сторону Патриков и рублевских деревень. Дома по всем правилам организовала она зону денег, разместив в ней особо ценные купюры и принялась ждать. Бюст ее привлекал все больше внимания, губы налились зазывным блеском, начались и свидания с ресурсными мужчинами, изредка делившимися содержимым своих бумажников в обмен на приятные вечера и ночи, и на нашу героиню острожно присел тот самый налет дороговизны.
Благодаря этому чуть присевшему налету принялась Женя делать успехи в свете, пыльные окна и подоконники крошечного ее гнездышка уже не так пугали, ибо завелся ресурс, превосходивший все предшествующие, истинный гордый орел, владелец пароходов, попавшимся на те или иные части ее тела. Женя продолжала практиковать нимфо-йогу, во все горло распевать “Шансы! Шансы! Шансы-хы!”, в гардеробе ее завелись ослепительные вещицы, как мантры твердила она названия брендов премиум класса, ткани запестрели эксцентричные принты, блестели шелка, которым позавидовали бы тропические птицы, поистине созерцать Женю стало невозможно так, чтобы не ослепнуть или не пожелать себе ослепнуть.
Но Жене казалось этого мало, при том что инвестиционная стоимость бюста все возрастала, а дивидендов больше не становилось, пришлось проявить бешеную энергию, разгребая препоны, она удачно выгребла из письменного стола в кабинете гордого орла изрядную пачку ассигнаций, получила в качестве компенсации морального ущерба согласие орла молчать о данном инциденте, и понеслась в Лондон на матч Челси, ловить более крупную рыбу.
К тому времени она уже смело ездила на подаренном каким-то прижимистым персонажем опеле на тренинги Елены Кузеевой, которой безоговорочно верила, и училась разговаривать с мужчинами. Она сменила имя на Рожену и завела личную мечту - обзавестись маленьким домиком в Ноттинг Хилле и с помощью зеркала в позолоченной раме делать собственные автопортреты.
Надлежаще ослепительного налета дороговизны было не отрастить с помощью всех практик мира, но тут Женины сиськи все-таки пошли в разнос и пустились во все тяжкие. Обычные девушки получили на матче Челси приглашение чего-нибудь выпить от мальчиков из Сити, но не такова была Женя! Проворно взяла она в оборот молодого симпатичного олигарха, произвела его в свои домашние животные, дав ему прозвище Бурундук, а сама принялась ходить по магазинам с его банковской картой. Кроме того, даже когда Бурундук установил на карте лимит трат, Женя-Рожена не растерялась и начала расплачиваться за вещи, а затем носить их обратно в магазин и получать деньги наличными - это выходила уйма денег! Правда, Бурундук периодически артачился, но Женя не лезла за словом в карман и упрекала его в жестокости, нечуткости и разных прочих грехах, отчего он впадал в еще большее уныние, которого было не развеять даже непропеченному пирогу с капустой, самоотверженно состряпанному Женей на праздничный ужин.
С тех пор как Женя переименовалась в Рожену, она стала не просто ослепительна, смотреть на нее стало опасно для зрения и здоровья вообще, такое направление приняла ее красота. Она жестоко отомстила снявшему ее с довольствия Бурундуку, сообщила обо всем его грязном белье куда следует и куда не следует тоже сообщила. Мужчины теперь знали, что с этой женщиной возможна только абсолютная порядочность, то есть денег ей надлежало давать неиссякаемые суммы и прощать за любые faux pas, потому что такова цена этого огромного, томящегося в трикотаже XS бюста, понимать надо.
Вот на этом этапе на ней и мог бы жениться отцветший Энтони Пэтч, польстившись на экстравагантность и некоторую начитанность, но у Энтони Пэтчей в те года были более важные занятия. Они рефлексировали о своих несостоявшихся карьерах и надеялись удачно жениться на мощных инициативных бизнес-леди, поэтому пути их с Роженой так и не встретились, да и возраст у нее уже подходил к критическому даже для постаревшего лузера, уже ее колени все меньше походили на раковины, икры круглились не так правильно, да и в целом цена сисек падала, а конкуренция росла.
Поздним вечером, возвращаясь c очередного бесперспективного свидания Рожена в штиблетах от Гуччи вышагивала по Москве, тяжело дыша нетренированными легкими и дребезжащей от ромовых баб из Волконского диафрагмой. Сорвался с крючка бойфренд, дававший денег больше, чем Рожене могло примечтаться, и возивший на личном самолетике. Сейчас же Рожена была вынуждена уворачиваться от встречных прохожих на Тверской, для каждого при этом находить определение. «Фу какая вы жирная!» «Какой отвратительный ватник!» «А ну дай пройти, ебаный в жопу петух!»
И в этот-то тяжелейший момент трудоемкой Рожениной жизни чей-то старческий голос совсем близко над ухом пропел: «На лужайке среди яблонь ублажу тебя я вмиг, так нам повелел сам дьявол, ждет тебя лихой старик!»
У Рожены открылось второе дыхание, страшное по силе и убедительное по содержанию. Чтобы попасть в Нору Блаженства (так назывались владения лихого старика), она в кратчайшие сроки совершила сто семнадцать поездок на авто из своего уютного, но крочешного гнездышка, откуда перетащила постепенно в Нору все свои вещи. Так как вещи не помещались, в Норе пришлось спилить пару колонн и выкинуть дорогую кровать в стиле хай-тек. Ослепленные зеленоватым отливом Жениных волос, элегантно гармонировавшим с серьезными бриллиантами и сине-оранжевым пиджаком, безропотоно переоборудовали Нору по ее вкусу любимая Кузьминична, крутейший электрик, владеющий китайским батлер и даже один опрометчивый архитектор.
Правда, из Рожены ей пришлось переименоваться в Нору, так как еще в 2015 году при заселении Норы блаженства совет жильцов, состоящий в основном из кротов и лисиц, постановил пунктом 5 раздела 2, что «дверь квартирs в элитном владении, известная как «Нора Блаженства» может быть открыта лишь женщинам по имени Нора». А уж в 25-м году ситуация стала еще драматичнее.
Став Норой из норы, бывшая Женя наконец-то надела на себя все лучшее сразу и вспыхнула волшебным, дотоле невиданным сиянием. Водоворот из фуксиевых сумочек, розовых пальто, синих плиссированных юбок и горчичного цвета блузок, украшенных наивиповейшими цветочками, кружился и кружился вокруг пришедшей к успеху адептши нимфо-йоги. Артистически наивная, стояла она посреди своей новой жизни в алых митенках и мятых шелковых сине-желтых брюках, выкрикивая нечленораздельности. «Совет не нужен!» «Вы ничего не понимаете в стиле!» «Мы не лохи, мы покупаем вещи для радости!» И упоенно делала фото, поймав свое отражение в каждом зеркале.
Ослепленные сиянием, рыдали обжигающе горячими слезами посетители инстаграма Жени-Рожены-Норы, проклинали судьбу и одновременно вожделели все новых и новых автопортретов, а затем опять проклинали судьбу. Вертелась перед зеркалом и изгибалась во всевозможных, дозволенных нимфо-йогой ракурсах обитательша Норы Блаженства, ощущая, что вот оно, блаженство. Где-то там постигшие ее ослепительную красоту агонизировали, быть может, даже умирали, и можно было забыть и чужие виллы на Сардинии, и вечеринки, где правили бал неослепительные, не по праву продвинувшиеся в свете особы, собственные голодные глаза и заискивающе-подобострастный голосок, выпрашивающий милости у тех, кто... Да что там, у тех, кто теперь плагиаторствует, выдавая Норины достижения за свои!
И Нора продолжила кружиться, завела себе даже Нору Блаженства-2 с целой бандой гагаузов, зажигавших там денно и нощно, полиуретановая лепнина отваливалась от потолка на красноватую паркетную доску, зеленые стены поражали своей артишоковой свежестью...
И тут чья-то жестокая рука дала ей пощечину. Простая артистка из Грбово Жека открыла глаза - она летела с горки на роликах. " Сейчас будет больно" зажмурилась было она и въехала в гору метлахской плитки.
Гагаузы, грузившие плитку, заругались по-гагаузьи, и какая-то тетка с кудлатой башкой и в черепаховых очках вылетела из подьезда. Две Жеки смотрели друг на друга замерев на паузе. "Ах ты старая п…" - тут плитка осыпалась и благородно скрыла под завесой пыли некрасивую сцену драки. Гагаузы молчали. Улица молчала. Город молчал. Только митенка парила в воздухе. Прощальным лепестком сакуры она упала на помятый цветок Гуччи.
«Она была просто ослепительна - вся светилась. Постичь всю ее красоту с одного взгляда означало агонию».
Моя соседка Женя Рыськина когда-то почти попадала под это описание. Светилось в ней что-то такое, жажда жизни - красивой, конечно же, жажда быть в окружении состоятельных и утонченных людей, любивших иконы и современное искусство и готовых на жертвы во имя своей этой любви. Правда, агония постигшими ее красоту не овладевала - но Женя не унывала: попробовала бы фитцджеральдовская Глория Гилберт стать самой красивой девочкой престижной физико-математической школы, надо было бы еще посмотреть, как бы она с этим справилась.
Ослепительность, главное свое достояние, Женя весьма берегла и каждый вечер протирала серумом, эмульсией и разными прочими субстанциями. Если удавалось, ослепительность также кормили путешествиями на чужих яхтах и частных самолетиках: Женя понимала, что можно и лишний раз полебезить перед их обладателями, но ни фреш на яхте, ни терпкое красное вино на вилле в Кап Ферра, ни глинтвейн у куршевельского камина ничему не способствовали. Вокруг носился аромат чужих денег, крошек с чужих столов, и даже однокоматная квартира, по официальной версии «на Патриках», хоть и была по документам Женина, но находилась далеко не на Патриках, что на корню подтачивало шансы вогнать своей красотой в агонию какого-нибудь неосторожного созерцателя.
Покинуть атмосферный оазис не на Патриках своими ногами было проблематично, проблематично было и сделать это другими частями тела, хотя кое на какие из них опирались Женины надежды. Женя изучала рынок частей тела, ртом и массивным своим бюстом надеясь протаранить путь, но, куда бы она ни сунулась с этими своими достоинствами, люди некультурно смеялись за спиной, приговаривая «Вот только и есть, что сиськи! А так дешевка дешевкой!», и даже добавляли какую-нибудь неизмеримо более ужасную обсценность. По любому выходило, что правда - она не в сиськах, а в налете дороговизны, и должен тот налет быть настолько ослепительным, чтобы агонизировали все встречные ресурсные мужчины - ну, и женщины заодно.
Жениного налета дороговизны пока хватало только чтоб поесть, а приумножить его и разжиться несъедобными вкусняшками никак не получалось.
Но Женя не отчаивалась. Каждое утро она делала упражнения из брошюрки «Нимфо-йога», направляя свой фэншуй в сторону Патриков и рублевских деревень. Дома по всем правилам организовала она зону денег, разместив в ней особо ценные купюры и принялась ждать. Бюст ее привлекал все больше внимания, губы налились зазывным блеском, начались и свидания с ресурсными мужчинами, изредка делившимися содержимым своих бумажников в обмен на приятные вечера и ночи, и на нашу героиню острожно присел тот самый налет дороговизны.
Благодаря этому чуть присевшему налету принялась Женя делать успехи в свете, пыльные окна и подоконники крошечного ее гнездышка уже не так пугали, ибо завелся ресурс, превосходивший все предшествующие, истинный гордый орел, владелец пароходов, попавшимся на те или иные части ее тела. Женя продолжала практиковать нимфо-йогу, во все горло распевать “Шансы! Шансы! Шансы-хы!”, в гардеробе ее завелись ослепительные вещицы, как мантры твердила она названия брендов премиум класса, ткани запестрели эксцентричные принты, блестели шелка, которым позавидовали бы тропические птицы, поистине созерцать Женю стало невозможно так, чтобы не ослепнуть или не пожелать себе ослепнуть.
Но Жене казалось этого мало, при том что инвестиционная стоимость бюста все возрастала, а дивидендов больше не становилось, пришлось проявить бешеную энергию, разгребая препоны, она удачно выгребла из письменного стола в кабинете гордого орла изрядную пачку ассигнаций, получила в качестве компенсации морального ущерба согласие орла молчать о данном инциденте, и понеслась в Лондон на матч Челси, ловить более крупную рыбу.
К тому времени она уже смело ездила на подаренном каким-то прижимистым персонажем опеле на тренинги Елены Кузеевой, которой безоговорочно верила, и училась разговаривать с мужчинами. Она сменила имя на Рожену и завела личную мечту - обзавестись маленьким домиком в Ноттинг Хилле и с помощью зеркала в позолоченной раме делать собственные автопортреты.
Надлежаще ослепительного налета дороговизны было не отрастить с помощью всех практик мира, но тут Женины сиськи все-таки пошли в разнос и пустились во все тяжкие. Обычные девушки получили на матче Челси приглашение чего-нибудь выпить от мальчиков из Сити, но не такова была Женя! Проворно взяла она в оборот молодого симпатичного олигарха, произвела его в свои домашние животные, дав ему прозвище Бурундук, а сама принялась ходить по магазинам с его банковской картой. Кроме того, даже когда Бурундук установил на карте лимит трат, Женя-Рожена не растерялась и начала расплачиваться за вещи, а затем носить их обратно в магазин и получать деньги наличными - это выходила уйма денег! Правда, Бурундук периодически артачился, но Женя не лезла за словом в карман и упрекала его в жестокости, нечуткости и разных прочих грехах, отчего он впадал в еще большее уныние, которого было не развеять даже непропеченному пирогу с капустой, самоотверженно состряпанному Женей на праздничный ужин.
С тех пор как Женя переименовалась в Рожену, она стала не просто ослепительна, смотреть на нее стало опасно для зрения и здоровья вообще, такое направление приняла ее красота. Она жестоко отомстила снявшему ее с довольствия Бурундуку, сообщила обо всем его грязном белье куда следует и куда не следует тоже сообщила. Мужчины теперь знали, что с этой женщиной возможна только абсолютная порядочность, то есть денег ей надлежало давать неиссякаемые суммы и прощать за любые faux pas, потому что такова цена этого огромного, томящегося в трикотаже XS бюста, понимать надо.
Вот на этом этапе на ней и мог бы жениться отцветший Энтони Пэтч, польстившись на экстравагантность и некоторую начитанность, но у Энтони Пэтчей в те года были более важные занятия. Они рефлексировали о своих несостоявшихся карьерах и надеялись удачно жениться на мощных инициативных бизнес-леди, поэтому пути их с Роженой так и не встретились, да и возраст у нее уже подходил к критическому даже для постаревшего лузера, уже ее колени все меньше походили на раковины, икры круглились не так правильно, да и в целом цена сисек падала, а конкуренция росла.
Поздним вечером, возвращаясь c очередного бесперспективного свидания Рожена в штиблетах от Гуччи вышагивала по Москве, тяжело дыша нетренированными легкими и дребезжащей от ромовых баб из Волконского диафрагмой. Сорвался с крючка бойфренд, дававший денег больше, чем Рожене могло примечтаться, и возивший на личном самолетике. Сейчас же Рожена была вынуждена уворачиваться от встречных прохожих на Тверской, для каждого при этом находить определение. «Фу какая вы жирная!» «Какой отвратительный ватник!» «А ну дай пройти, ебаный в жопу петух!»
И в этот-то тяжелейший момент трудоемкой Рожениной жизни чей-то старческий голос совсем близко над ухом пропел: «На лужайке среди яблонь ублажу тебя я вмиг, так нам повелел сам дьявол, ждет тебя лихой старик!»
У Рожены открылось второе дыхание, страшное по силе и убедительное по содержанию. Чтобы попасть в Нору Блаженства (так назывались владения лихого старика), она в кратчайшие сроки совершила сто семнадцать поездок на авто из своего уютного, но крочешного гнездышка, откуда перетащила постепенно в Нору все свои вещи. Так как вещи не помещались, в Норе пришлось спилить пару колонн и выкинуть дорогую кровать в стиле хай-тек. Ослепленные зеленоватым отливом Жениных волос, элегантно гармонировавшим с серьезными бриллиантами и сине-оранжевым пиджаком, безропотоно переоборудовали Нору по ее вкусу любимая Кузьминична, крутейший электрик, владеющий китайским батлер и даже один опрометчивый архитектор.
Правда, из Рожены ей пришлось переименоваться в Нору, так как еще в 2015 году при заселении Норы блаженства совет жильцов, состоящий в основном из кротов и лисиц, постановил пунктом 5 раздела 2, что «дверь квартирs в элитном владении, известная как «Нора Блаженства» может быть открыта лишь женщинам по имени Нора». А уж в 25-м году ситуация стала еще драматичнее.
Став Норой из норы, бывшая Женя наконец-то надела на себя все лучшее сразу и вспыхнула волшебным, дотоле невиданным сиянием. Водоворот из фуксиевых сумочек, розовых пальто, синих плиссированных юбок и горчичного цвета блузок, украшенных наивиповейшими цветочками, кружился и кружился вокруг пришедшей к успеху адептши нимфо-йоги. Артистически наивная, стояла она посреди своей новой жизни в алых митенках и мятых шелковых сине-желтых брюках, выкрикивая нечленораздельности. «Совет не нужен!» «Вы ничего не понимаете в стиле!» «Мы не лохи, мы покупаем вещи для радости!» И упоенно делала фото, поймав свое отражение в каждом зеркале.
Ослепленные сиянием, рыдали обжигающе горячими слезами посетители инстаграма Жени-Рожены-Норы, проклинали судьбу и одновременно вожделели все новых и новых автопортретов, а затем опять проклинали судьбу. Вертелась перед зеркалом и изгибалась во всевозможных, дозволенных нимфо-йогой ракурсах обитательша Норы Блаженства, ощущая, что вот оно, блаженство. Где-то там постигшие ее ослепительную красоту агонизировали, быть может, даже умирали, и можно было забыть и чужие виллы на Сардинии, и вечеринки, где правили бал неослепительные, не по праву продвинувшиеся в свете особы, собственные голодные глаза и заискивающе-подобострастный голосок, выпрашивающий милости у тех, кто... Да что там, у тех, кто теперь плагиаторствует, выдавая Норины достижения за свои!
И Нора продолжила кружиться, завела себе даже Нору Блаженства-2 с целой бандой гагаузов, зажигавших там денно и нощно, полиуретановая лепнина отваливалась от потолка на красноватую паркетную доску, зеленые стены поражали своей артишоковой свежестью...
И тут чья-то жестокая рука дала ей пощечину. Простая артистка из Грбово Жека открыла глаза - она летела с горки на роликах. " Сейчас будет больно" зажмурилась было она и въехала в гору метлахской плитки.
Гагаузы, грузившие плитку, заругались по-гагаузьи, и какая-то тетка с кудлатой башкой и в черепаховых очках вылетела из подьезда. Две Жеки смотрели друг на друга замерев на паузе. "Ах ты старая п…" - тут плитка осыпалась и благородно скрыла под завесой пыли некрасивую сцену драки. Гагаузы молчали. Улица молчала. Город молчал. Только митенка парила в воздухе. Прощальным лепестком сакуры она упала на помятый цветок Гуччи.