В книге Михаила Веллера "Слово и профессия" меня привлекли две цитаты. В них автор в высокомерной форме выражает своё отношение к довольно известным авторам. В принципе-то, жанр не нов. На этой ниве преуспели в своё время и Бунин, и, тем более, Набоков. Я бы оставил эти отрывки без внимания, если бы изложенное в них мнение не было мне по-своему очень понятно. Да и сам стиль изложения мне был очень знаком: в своё время я написал в очень похожем стиле эссе "
Во граде бесовском".
К самому Ричарду Баху, которого так заклеймил Веллер, у меня отношение не столь категоричное. Нельзя в его романах видеть лишь талант проповедника. Бах - замечательный рассказчик. Есть у него и очень проникновенные и глубокие, тонкие вещи. Как я уже когда-то говорил, каким бы примитивным философом не был он, но его этическая позиция писателя, довольно сложна и практически безупречна. Хотя со стереотипами надо бороться. И Веллер интуитивно неплохо улавливает эту наносную фальшь общественного мнения
"- А еще есть парафилософ для образованцев - Ричард Бах. Притчи для бедных умственно. Этот бродячий проповедник нового времени как раз удовлетворяет представлению толпы о том, каковой надлежит быть «вумной и хвилосовской прозе». Массокульт для желающих причислить себя тоже к интеллектуальной элите. А ведь таково большинство покупателей некоммерческой прозы."
Если отношение к Баху Веллера чересчур нетерпимо, то изложенное в другом месте мнение насчёт творчества Акунина ещё и недостаточно жёстко, на мой взгляд. Но он молодец, что не стесняется поднимать этот вопрос, и развеивать мифы. Однако, несмотря на его независимость от этакой цеховой солидарности, мне думается, что не пристало Веллеру брать такой высокомерный тон. Всё же это весьма поучительно: он совершает ту же самую ошибку (в более крупном масштабе, конечно), за которую корит читателей-псевдоинтеллектуалов. Всё же творчество самого Веллера местами простовато. Язык его небезгрешен, фразы местами получаются неидеальными. Во многих произведениях чувствуется какая-то нарочитая косность. Не пристала ему позиция воинствующего эстета.
Меня помимо всего прочего раздражает и чрезмерная эмоциональность Веллера. Вкупе с его запанибратскими неологизмами это создаёт ощущение базарного монолога. Если уж и крушить мифы, то надо это делать с холодной головой, пронзая ложь остриём интеллекта, как это делал Ницше.
"Борис Акунин -- блестящее подтверждение того, что «массово-интеллектуальный» читатель хотел бы читать бульварно-лубочные дюдики с «бла-ародными» героями, но, во-первых, чтоб это было хоть сколько-то прилично написано, а во-вторых, чтоб это было не зазорно, а присутствовал Знак качества. Об этом уже много писали.
Писали и о том, что если звезды зажигают, значит, это кому-то нужно.
Эраст Фандорин -- вот он, герой, о котором мечтала бедненькая девушка Настя из пьесы «На дне». На дне оказалась великая куча народу, а некоторые девушки насти выбились в критики и раздаватели литературных титулов. Мы и не заметили, как нас опустили -- на дно. А может, мы там всегда жили, просто воли вкусу не давали? Если угостить белку конфетой, она сначала развернет фантик. А вот к пустышке не притронется. Чует. Мы -- высокоразвитые -- живем не чутьем, а умом, и хаваем фантики только так.
Объясняем друг другу, что это такие воздушные конфеты. Диетические. От них не толстеют и не бывает кариеса.
Откровенная и нарочитая вторичность акунинских романов уподобляет их бутафорским фруктам. Но гурманов мало, а чего-то аппетитного засунуть в желудок охота всем. Какая разница, чем истекает Пьеро -- клюквенным соком или вишневым вареньем, как в нашем кино, или кетчупом, как в «ихнем».
«А пипл хавает!» -- гениально ответил Богдан Титомир."