История одного аванса
«Боже… что ж это, вчера было-то?» - примерно так прозвучал вопрос, который Мокробородов задал себе после пробуждения. Он попытался встать, но почувствовал глухую боль в области затылка. Мокробородов решил более ей не шевелить. Испытывая жажду, стыд и боль он лежал, оглядывая серые незнакомые стены. Он пытался восстановить события. Те, что происходили вчера. Мокробородов еще не знал, что искать воспоминания надо не во вчера, а как минимум в поза- позавчера. Привычка же беседовать с самим с собой вырабатывалась годами.
Мокробородов был одинок, потому что из людей симпатизировал только мизантропам. Остальных терпел, когда был трезв. Ну, не уютно было с ними! Не о чем было поговорить! Происходили недопонимания и конфузы. В воодушевленном виде Мокробородов, наоборот, тянулся ко всем без исключения. Когда в рот Мокробородову попадало 200 грамм...
...мирно посапывающий в глубинах подсознания Цицирон, вдруг просыпался и требовал полемики. По какому вопросу? Да какая разница! Интересовал диспут как таковой. Речи Мокробородова обычно никто не перебивал, потому как от 200 до 500 гр они были блистательны. Однако, вскоре повисала угрюмая пауза - осмысление. И эта пауза имела название 600 грамм.
После 700 Мокробородова уже не беспокоили какие-то там слова. "К чему слова?" - вопрошал он.
После 700 он смотрел вдаль и отсутствовал вопреки. За столом он сидел, причем ровно, но вопреки. Тело на стуле, а самого нет. Глаза, соответственно, стеклянные. Это продолжалось недолго. Мокробородов принадлежал к той категории сп(и)ртсменов, которые работают на износ. Вот он и повышал. До 800. В этом состоянии он чудесным образом улавливал все, что говорил собеседник. Но в ответ ему выкрикивал обидные слова. Непечатаемые. Самого его этот симптом обычно не смущал и Мокробородов упорно шел ввысь…
Состояние "+1000" Мокробородов считал мистическим. В нем он действовал по наитию как сомнамбула, всегда верно и точно. Он, конечно, знал, что в противостоянии сознания и спирта обычно побеждала печень, но, видите ли, в этом состоянии он мог, наконец, отдохнуть. Отдохнуть по-человечески. Побыть самим собой. Прояснить ситуацию. Да, и вообще, в эти замечательные мгновения Мокробородов совершил столько значимых поступков в жизни! Сделал предложение, женился, родился, развелся. В нем же он: плакал навзрыд, однажды перешел море, дарил девушкам цветы, бил морды, весело, по-настоящему, смеялся. В общем, жил человек. По-людски, от души!
Рекордов Мокробородов не бил, но этот этиловый спорт, требовал постоянных тренировок, требующих регулярной смены ингредиентов. Это было не обязательно конечно, но желательно. И если соблюдать правила, дорогой вид спирта получался, думал Мокробородов. Поэтому он принял волевое мужское решение, которому не изменял никогда. Решил он - никогда не пить! Не пить слабоалкогольные напитки. Пить только крепкие. И очень крепкие.
***
Однажды, а это «однажды» обычно случалось в преддверии радостного дня получки, в сознании Мокробородова произошел взрыв. Нечто вроде вспышки озарения. Тут же это было истолковано как знак свыше. Уж очень ему захотелось выпить. В день аванса само собой хочется выпить, сами понимаете. Порывшись в кармане, Мокробородов зашел в первую попавшуюся "наливаечную".
- Водки, - заказал он хриплым голосом.
Накатив дебютные 100, Мокробородов понял, что преследовало его весь этот долгий путь от зарплаты к авансу. Это было скрытое под налетом серой повседневности острое желание нажраться. В голове бегущей строкой пронеслось "нувот-Ы-хорошо". Правда, пока Мокробородов еще ощущал некий дискомфорт. Совесть...
-Да, тфу, бля - ответил ей Мокробородов через несколько минут томления, - тьфу на тебя! Я что, а свои кровные? Да, ёп! И потом, праздник ведь. Этот, как его? Новый год, бля! По малазийскому календарю. Скоро. В Бангладеше. А я за братство народов, да-а! И за братство. И за народы. И за Бангладеш...
Мокробородов любил шутить сам с собой и смеяться своим шуткам. Поэтому он довольно закурил и, что называется в предвкушении, пошел в контору получать долгожданный аванс.
Приятное чувство полного кармана облагораживает человека. Но этот аванс почему-то не разбудил смежных чувств. Мокробородов знал одно - аванс волшебный. И стоит при нем подумать о чем-то, как он мгновенно метафизическим образом испаряется. Причем, не доходя до кассы. В кармане. Поэтому про аванс он старался не думать. Пока он его ощущал во внутреннем кармане пиджака. Целую пачку зеленых. Купюрами по 200 сум.
Другие размышления беспокоили его. Кое-что об истинном Дао. Этот злободневный, как он считал вопрос - терзал. Требовал обсуждения. СЕГОДНЯ. НЕМЕДЛЕННО. СЕЙЧАС ЖЕ. Мокробородов знал, что делать в таких случаях и направился в столовую при конторе.
Здесь всегда были знакомые: два режиссера, поэт, философ-досократик и другие представители смежных профессий. Многие с красными лицами кучковались у барной стойки. Мокробородов с бросился навстречу диалогу. Еще через мгновение он был замечен на столе.
- Вот мы здесь пьем, да, - Мокробородов громко обращался к публике с импровизированного постамента,- а между тем, qui, так сказать, в чем она, истинность-то Дао-то, а-а? - Слезы блестели в глазах у Мокробородова.- А-а-а, вот и я не знаю! И отчасти ведь пью... поэтому...
Спустя некоторое время Мокробородов сидел понуро.+ 700. Уже не было нерешенных проблем с Дао, не было и самого Дао. Но это не смущало. Но когда Мокробородов вдруг увидел, что нет водки и сигарет, тут он вновь восстал.
- Нехрашо-о-о...
Спустя некоторое время Мокробородов решил проветриться. Местом проветривания он избрал такси. Так с ветерком он помчался навстречу судьбе. По радио захрипел Высоцкий и Мокробородов открыл форточку, вытащил туда довольную харю и заорал на весь проспект: "Ну, сколько раз меня из пропасти вытаскивала, у-у-ух, скалолазка моя, э-э-эх, неласковая..." Потом его видели на стадионе "Пахтакор". Потом на ипподроме. Потом на массиве Высоковольтный. В итоге он оказался на улице Катартал. Но, потом он снова уехал на стадион "Пахтакор". Зачем?! Этого теперь уже никто не узнает, даже сам Мокробородов. Есть предположение, что где-то он занимал, а где-то отдавал долги.
Когда уже вечер клонился к ночи, Мокробородов клонился домой. Он еще не знал, что сегодня домой не суждено было попасть. Аванса в кармане он уже не ощущал. И не потому, что он волшебным образом исчез из кармана. А потому, что он уже не ощущал самого кармана. Более того, он не ощущал и пиджака. Впрочем, пиджака на нем уже не было. Наверно, остался забытым. На стадионе "Пахтакор". + 1000. Мистика. Мокробородов доверился ногам. И пока те шли домой, он позволил себе вздремнуть.
Человек - существо удивительное. Понимание этого навеял сон за миг до пробуждения аккурат перед входом в открытую летнюю кафешку с пугающим фантомом, э-э, мигающим фонтаном. И дискотекой. Здесь пахло пивом. Морем пива. Дешевого пива. На вывеске перед входом Мокробородов стал читать. Вернее, он стал складывать плавающие перед глазами буквы в слова. Делал он это достаточно долго, но в итоге осилил:
- КЛА-ФЕ-ЛИН... - отозвался он. Потом подумал и ответил:
- Хм, вы-зов-при-нят.
Чтобы приземлиться на стуле возле барной стойки, Мокробородов отметил на глаз траекторию пути. Потом он просто наклонил туловище вперед, и оно потащило за собой ноги в нужном ему направлении. Он зажмурился и словно аэроплан пикировал на стул. Посадка прошла более-менее, но его тряхануло. Взболтав содержимое желудка, Мокробородов получил результат в виде мутного тумана перед глазами. Чтобы рассеять туман пришлось закрыть глаза и… досмотреть сон.
Через минуту, или сколько там, он вновь открыл глаза. Мутнота рассеивалась, но туман все еще был. "Как в Лондоне" подумал Мокробородов. "А х..ли Лондон?!" - последовала вторая мысль. "Смог, бля". На этой мысли Мокробородов закончил ассоциативный ряд. Вдруг из туманной мутноты просочилась барменша. Видимо она подумала, что клиент шевелил губами, чтобы заказать. Это была симпатичная девушка с большими формами и спереди и сзади, а к ее левому нагрудному карману был прикреплен бейджик, уставившись в который Мокробородов прочитал: «Оля К. - официант, бармен».
- Коля, - сказал Мокробородов, - здравствуй...
Приветствия было достаточно, чтобы Оля телепатически догадалась что требуется. Сто подали в пластмассовом китайском стаканчике из-под водки. Мокробородов поднес его к глазам, чтобы разобрать надпись. На стаканчике были какие-то китайские иероглифы.
- ВЫ-ПЕЙ-МЕ-НЯ! - вслух прочел Мокробородов и, не заставив себя долго ждать. Выпил и закусил любезно предоставленной редькой.
- Ещё-ё-ё, - на выдохе он вновь обратиться к Оле.
На следующем стаканчике Мокробородов разобрал надпись: «Осторожно, ЯД!»
Но Мокробородов выпил и закусил редькой.
Третий стаканчик затрясся в руке и Мокробородов не стал любопытствовать. Просто выпил. А вот закусить редькой уже не смог. Голова потеряла устойчивость и свесилась к мошонке. Пластмассовый стаканчик выпал из ватных рук и разбился.
Через N-ое количество времени на помощь пришла официант Оля:
- Вам плохо?
- Храшоооо... - Ответил Мокробородов. - А я где?
- Как где? - удивилась Оля. - В кафе «Лина»...
Обычный человек на этом эпизоде и закончил бы свой день. Да и здравый смысл подсказывал, надо сейчас же, сию минуту собрать волю в кулак, встать и пойти домой. Конечно, вероятность попадания домой, даже если бы он сейчас встал и отправился домой, была равна нулю. Тем не менее, это подсказывал здравый смысл.
Встань и иди, сетовал здравый смысл, как-нибудь по стеночке, от дерева к дереву, на которых ты еще в молодости оставил зарубки, интуитивно, на четвереньках доползи до двери дома, найди в кармане ключ, и, да, будет трудно, но найди его и, да, будет еще труднее, но вставь его в замок. Потом отопри дверь, запри дверь и упади в кровать. ВСЁ!
- Нет, бля - опротестовал Мокробородов, - я еще не... - он слез со стула и раскачиваясь двинулся к фонтану, - …не танцевал!
Ученые давно установили, что какой бы расы или вероисповедания, какой бы статус индивид ни занимал в обществе, и в какой бы стране он ни жил при наступлении белой горячки ко всем без исключения приходят одни и те же зеленые человечки. Пришли они и в кафе "Лина". За Мокробородовым. Они его окружили. Они смеялись над ним. Они терзали его непонятными вопросами. Они обзывались, пинались, пытались куда-то затащить. Когда один из них хватанул за шиворот, второй больно ткнул в печень, а четвертый ударил документом по голове, Мокробородов сказал "ЭЭЙБЛЯВЫЧЁНАХ", что означало, все, ребят, мол, терпение лопнуло. Насилия Мокробородов не любил. И поэтому решил не сдаваться без боя. Без мордобоя.
Собравшись силами, он вырвался из цепких рук и пошел в контрнаступление. Сделав, обманное футбольное движение левой ногой, Мокробородов пнул в пах правой одному из зазевавшихся зеленых. Кое-кому он сжал рукой горло. Кого-то умудрился укусить за палец. И все это оказалось большой ошибкой. Зеленые человечки тут же рассвирепели и повалили его наземь как особо-опасного. Буйного. Наземь оказалось с асфальтной поверхностью. Мокробородов отключился.
Придти в себя вновь помог спирт. Нашатырный. Мокробородову помогли открыть веко. Перед глазом замаячило что-то блестящее на зеленом фоне. Сосредоточившись и, наконец, поняв, что он рассмотрел, Мокробородов ухмыльнулся - это была кокарда милиционера. Зелеными человечками оказались сержанты милиции Жавлон и Мавлон Жандармбековы и Жора Волобуев. В зеленом был и лейтенант Денис Черепахин. Теперь Жора, раскрыв пальцами веко потерпевшего, буравил глазами зрачок.
- Я не желаю тебе зла, - на всякий случай молвил Мокробородов, - но кто мой адвокат?
- Конь в пальто, - ответил сержант Волобуев. - Ты зачем лейтенанта Черепахина в пах ногой, а? У него же жена молодая, гнида!
Хм, - подумал Мокробородов, - молодая, а гнида. И вдруг ему стало ужасно жалко. Просто жалко. Всех. Особенно лейтенанта. Жалость навалилась и выдавила непереносимое чувство стыда. За всех. За себя, за лейтенанта и уже за гниду. Захотелось просто провалиться сквозь землю. Но не так-то просто это было сделать в отделении милиции. Мешал протокол. Единственным выходом оставалось просто уйти в себя.
- Простите, граждане милиционеры, не нужно мне адвоката,- сказал на прощанье Мокробородов, - я... ухожу...
- И куда ты намылился? - буркнул было сержант, но Мокробородов закрыл глаз. И сразу провалился в далеко-далеко. В собственное небытие. И даже нашатырный спирт не мог его оттуда вернуть. Безжизненное тело отвезли. В медвытрезвитель.
Из себя Мокробородов не показывался два дня. И когда его помятое самосознание, словно жалкая шелудивая псина с поджатым хвостом, показалась от туда, из собственного прекрасного далека, оно потребовало ответа на два вопроса: «Где ты, Мокробородов?» и «А что вчера было-то, а?». Мокробородов принял вертикальное положение, сев на кушетку. Почесав щетину, он сказал не своим голосом:
- О-о-ай... Ёёёёё... майн Гот..., что ж это вчера было-то, а?
У Мокробородова была отличная память, поэтому, ударившись в мучительные воспоминания, он вспомнил все. В деталях. Удар был таким сильным, что Мокробородов сравнил его с ударом резиновой дубинкой по голове. И после этого больного, но спасительного удара Мокробородов трагично и торжественно произнес:
- Все! Зарекаюсь! Больше ни-ни-никогда!!!
И, правда, до следующего аванса Мокробородов не пил.
Мокробородов был одинок, потому что из людей симпатизировал только мизантропам. Остальных терпел, когда был трезв. Ну, не уютно было с ними! Не о чем было поговорить! Происходили недопонимания и конфузы. В воодушевленном виде Мокробородов, наоборот, тянулся ко всем без исключения. Когда в рот Мокробородову попадало 200 грамм...
...мирно посапывающий в глубинах подсознания Цицирон, вдруг просыпался и требовал полемики. По какому вопросу? Да какая разница! Интересовал диспут как таковой. Речи Мокробородова обычно никто не перебивал, потому как от 200 до 500 гр они были блистательны. Однако, вскоре повисала угрюмая пауза - осмысление. И эта пауза имела название 600 грамм.
После 700 Мокробородова уже не беспокоили какие-то там слова. "К чему слова?" - вопрошал он.
После 700 он смотрел вдаль и отсутствовал вопреки. За столом он сидел, причем ровно, но вопреки. Тело на стуле, а самого нет. Глаза, соответственно, стеклянные. Это продолжалось недолго. Мокробородов принадлежал к той категории сп(и)ртсменов, которые работают на износ. Вот он и повышал. До 800. В этом состоянии он чудесным образом улавливал все, что говорил собеседник. Но в ответ ему выкрикивал обидные слова. Непечатаемые. Самого его этот симптом обычно не смущал и Мокробородов упорно шел ввысь…
Состояние "+1000" Мокробородов считал мистическим. В нем он действовал по наитию как сомнамбула, всегда верно и точно. Он, конечно, знал, что в противостоянии сознания и спирта обычно побеждала печень, но, видите ли, в этом состоянии он мог, наконец, отдохнуть. Отдохнуть по-человечески. Побыть самим собой. Прояснить ситуацию. Да, и вообще, в эти замечательные мгновения Мокробородов совершил столько значимых поступков в жизни! Сделал предложение, женился, родился, развелся. В нем же он: плакал навзрыд, однажды перешел море, дарил девушкам цветы, бил морды, весело, по-настоящему, смеялся. В общем, жил человек. По-людски, от души!
Рекордов Мокробородов не бил, но этот этиловый спорт, требовал постоянных тренировок, требующих регулярной смены ингредиентов. Это было не обязательно конечно, но желательно. И если соблюдать правила, дорогой вид спирта получался, думал Мокробородов. Поэтому он принял волевое мужское решение, которому не изменял никогда. Решил он - никогда не пить! Не пить слабоалкогольные напитки. Пить только крепкие. И очень крепкие.
***
Однажды, а это «однажды» обычно случалось в преддверии радостного дня получки, в сознании Мокробородова произошел взрыв. Нечто вроде вспышки озарения. Тут же это было истолковано как знак свыше. Уж очень ему захотелось выпить. В день аванса само собой хочется выпить, сами понимаете. Порывшись в кармане, Мокробородов зашел в первую попавшуюся "наливаечную".
- Водки, - заказал он хриплым голосом.
Накатив дебютные 100, Мокробородов понял, что преследовало его весь этот долгий путь от зарплаты к авансу. Это было скрытое под налетом серой повседневности острое желание нажраться. В голове бегущей строкой пронеслось "нувот-Ы-хорошо". Правда, пока Мокробородов еще ощущал некий дискомфорт. Совесть...
-Да, тфу, бля - ответил ей Мокробородов через несколько минут томления, - тьфу на тебя! Я что, а свои кровные? Да, ёп! И потом, праздник ведь. Этот, как его? Новый год, бля! По малазийскому календарю. Скоро. В Бангладеше. А я за братство народов, да-а! И за братство. И за народы. И за Бангладеш...
Мокробородов любил шутить сам с собой и смеяться своим шуткам. Поэтому он довольно закурил и, что называется в предвкушении, пошел в контору получать долгожданный аванс.
Приятное чувство полного кармана облагораживает человека. Но этот аванс почему-то не разбудил смежных чувств. Мокробородов знал одно - аванс волшебный. И стоит при нем подумать о чем-то, как он мгновенно метафизическим образом испаряется. Причем, не доходя до кассы. В кармане. Поэтому про аванс он старался не думать. Пока он его ощущал во внутреннем кармане пиджака. Целую пачку зеленых. Купюрами по 200 сум.
Другие размышления беспокоили его. Кое-что об истинном Дао. Этот злободневный, как он считал вопрос - терзал. Требовал обсуждения. СЕГОДНЯ. НЕМЕДЛЕННО. СЕЙЧАС ЖЕ. Мокробородов знал, что делать в таких случаях и направился в столовую при конторе.
Здесь всегда были знакомые: два режиссера, поэт, философ-досократик и другие представители смежных профессий. Многие с красными лицами кучковались у барной стойки. Мокробородов с бросился навстречу диалогу. Еще через мгновение он был замечен на столе.
- Вот мы здесь пьем, да, - Мокробородов громко обращался к публике с импровизированного постамента,- а между тем, qui, так сказать, в чем она, истинность-то Дао-то, а-а? - Слезы блестели в глазах у Мокробородова.- А-а-а, вот и я не знаю! И отчасти ведь пью... поэтому...
Спустя некоторое время Мокробородов сидел понуро.+ 700. Уже не было нерешенных проблем с Дао, не было и самого Дао. Но это не смущало. Но когда Мокробородов вдруг увидел, что нет водки и сигарет, тут он вновь восстал.
- Нехрашо-о-о...
Спустя некоторое время Мокробородов решил проветриться. Местом проветривания он избрал такси. Так с ветерком он помчался навстречу судьбе. По радио захрипел Высоцкий и Мокробородов открыл форточку, вытащил туда довольную харю и заорал на весь проспект: "Ну, сколько раз меня из пропасти вытаскивала, у-у-ух, скалолазка моя, э-э-эх, неласковая..." Потом его видели на стадионе "Пахтакор". Потом на ипподроме. Потом на массиве Высоковольтный. В итоге он оказался на улице Катартал. Но, потом он снова уехал на стадион "Пахтакор". Зачем?! Этого теперь уже никто не узнает, даже сам Мокробородов. Есть предположение, что где-то он занимал, а где-то отдавал долги.
Когда уже вечер клонился к ночи, Мокробородов клонился домой. Он еще не знал, что сегодня домой не суждено было попасть. Аванса в кармане он уже не ощущал. И не потому, что он волшебным образом исчез из кармана. А потому, что он уже не ощущал самого кармана. Более того, он не ощущал и пиджака. Впрочем, пиджака на нем уже не было. Наверно, остался забытым. На стадионе "Пахтакор". + 1000. Мистика. Мокробородов доверился ногам. И пока те шли домой, он позволил себе вздремнуть.
Человек - существо удивительное. Понимание этого навеял сон за миг до пробуждения аккурат перед входом в открытую летнюю кафешку с пугающим фантомом, э-э, мигающим фонтаном. И дискотекой. Здесь пахло пивом. Морем пива. Дешевого пива. На вывеске перед входом Мокробородов стал читать. Вернее, он стал складывать плавающие перед глазами буквы в слова. Делал он это достаточно долго, но в итоге осилил:
- КЛА-ФЕ-ЛИН... - отозвался он. Потом подумал и ответил:
- Хм, вы-зов-при-нят.
Чтобы приземлиться на стуле возле барной стойки, Мокробородов отметил на глаз траекторию пути. Потом он просто наклонил туловище вперед, и оно потащило за собой ноги в нужном ему направлении. Он зажмурился и словно аэроплан пикировал на стул. Посадка прошла более-менее, но его тряхануло. Взболтав содержимое желудка, Мокробородов получил результат в виде мутного тумана перед глазами. Чтобы рассеять туман пришлось закрыть глаза и… досмотреть сон.
Через минуту, или сколько там, он вновь открыл глаза. Мутнота рассеивалась, но туман все еще был. "Как в Лондоне" подумал Мокробородов. "А х..ли Лондон?!" - последовала вторая мысль. "Смог, бля". На этой мысли Мокробородов закончил ассоциативный ряд. Вдруг из туманной мутноты просочилась барменша. Видимо она подумала, что клиент шевелил губами, чтобы заказать. Это была симпатичная девушка с большими формами и спереди и сзади, а к ее левому нагрудному карману был прикреплен бейджик, уставившись в который Мокробородов прочитал: «Оля К. - официант, бармен».
- Коля, - сказал Мокробородов, - здравствуй...
Приветствия было достаточно, чтобы Оля телепатически догадалась что требуется. Сто подали в пластмассовом китайском стаканчике из-под водки. Мокробородов поднес его к глазам, чтобы разобрать надпись. На стаканчике были какие-то китайские иероглифы.
- ВЫ-ПЕЙ-МЕ-НЯ! - вслух прочел Мокробородов и, не заставив себя долго ждать. Выпил и закусил любезно предоставленной редькой.
- Ещё-ё-ё, - на выдохе он вновь обратиться к Оле.
На следующем стаканчике Мокробородов разобрал надпись: «Осторожно, ЯД!»
Но Мокробородов выпил и закусил редькой.
Третий стаканчик затрясся в руке и Мокробородов не стал любопытствовать. Просто выпил. А вот закусить редькой уже не смог. Голова потеряла устойчивость и свесилась к мошонке. Пластмассовый стаканчик выпал из ватных рук и разбился.
Через N-ое количество времени на помощь пришла официант Оля:
- Вам плохо?
- Храшоооо... - Ответил Мокробородов. - А я где?
- Как где? - удивилась Оля. - В кафе «Лина»...
Обычный человек на этом эпизоде и закончил бы свой день. Да и здравый смысл подсказывал, надо сейчас же, сию минуту собрать волю в кулак, встать и пойти домой. Конечно, вероятность попадания домой, даже если бы он сейчас встал и отправился домой, была равна нулю. Тем не менее, это подсказывал здравый смысл.
Встань и иди, сетовал здравый смысл, как-нибудь по стеночке, от дерева к дереву, на которых ты еще в молодости оставил зарубки, интуитивно, на четвереньках доползи до двери дома, найди в кармане ключ, и, да, будет трудно, но найди его и, да, будет еще труднее, но вставь его в замок. Потом отопри дверь, запри дверь и упади в кровать. ВСЁ!
- Нет, бля - опротестовал Мокробородов, - я еще не... - он слез со стула и раскачиваясь двинулся к фонтану, - …не танцевал!
Ученые давно установили, что какой бы расы или вероисповедания, какой бы статус индивид ни занимал в обществе, и в какой бы стране он ни жил при наступлении белой горячки ко всем без исключения приходят одни и те же зеленые человечки. Пришли они и в кафе "Лина". За Мокробородовым. Они его окружили. Они смеялись над ним. Они терзали его непонятными вопросами. Они обзывались, пинались, пытались куда-то затащить. Когда один из них хватанул за шиворот, второй больно ткнул в печень, а четвертый ударил документом по голове, Мокробородов сказал "ЭЭЙБЛЯВЫЧЁНАХ", что означало, все, ребят, мол, терпение лопнуло. Насилия Мокробородов не любил. И поэтому решил не сдаваться без боя. Без мордобоя.
Собравшись силами, он вырвался из цепких рук и пошел в контрнаступление. Сделав, обманное футбольное движение левой ногой, Мокробородов пнул в пах правой одному из зазевавшихся зеленых. Кое-кому он сжал рукой горло. Кого-то умудрился укусить за палец. И все это оказалось большой ошибкой. Зеленые человечки тут же рассвирепели и повалили его наземь как особо-опасного. Буйного. Наземь оказалось с асфальтной поверхностью. Мокробородов отключился.
Придти в себя вновь помог спирт. Нашатырный. Мокробородову помогли открыть веко. Перед глазом замаячило что-то блестящее на зеленом фоне. Сосредоточившись и, наконец, поняв, что он рассмотрел, Мокробородов ухмыльнулся - это была кокарда милиционера. Зелеными человечками оказались сержанты милиции Жавлон и Мавлон Жандармбековы и Жора Волобуев. В зеленом был и лейтенант Денис Черепахин. Теперь Жора, раскрыв пальцами веко потерпевшего, буравил глазами зрачок.
- Я не желаю тебе зла, - на всякий случай молвил Мокробородов, - но кто мой адвокат?
- Конь в пальто, - ответил сержант Волобуев. - Ты зачем лейтенанта Черепахина в пах ногой, а? У него же жена молодая, гнида!
Хм, - подумал Мокробородов, - молодая, а гнида. И вдруг ему стало ужасно жалко. Просто жалко. Всех. Особенно лейтенанта. Жалость навалилась и выдавила непереносимое чувство стыда. За всех. За себя, за лейтенанта и уже за гниду. Захотелось просто провалиться сквозь землю. Но не так-то просто это было сделать в отделении милиции. Мешал протокол. Единственным выходом оставалось просто уйти в себя.
- Простите, граждане милиционеры, не нужно мне адвоката,- сказал на прощанье Мокробородов, - я... ухожу...
- И куда ты намылился? - буркнул было сержант, но Мокробородов закрыл глаз. И сразу провалился в далеко-далеко. В собственное небытие. И даже нашатырный спирт не мог его оттуда вернуть. Безжизненное тело отвезли. В медвытрезвитель.
Из себя Мокробородов не показывался два дня. И когда его помятое самосознание, словно жалкая шелудивая псина с поджатым хвостом, показалась от туда, из собственного прекрасного далека, оно потребовало ответа на два вопроса: «Где ты, Мокробородов?» и «А что вчера было-то, а?». Мокробородов принял вертикальное положение, сев на кушетку. Почесав щетину, он сказал не своим голосом:
- О-о-ай... Ёёёёё... майн Гот..., что ж это вчера было-то, а?
У Мокробородова была отличная память, поэтому, ударившись в мучительные воспоминания, он вспомнил все. В деталях. Удар был таким сильным, что Мокробородов сравнил его с ударом резиновой дубинкой по голове. И после этого больного, но спасительного удара Мокробородов трагично и торжественно произнес:
- Все! Зарекаюсь! Больше ни-ни-никогда!!!
И, правда, до следующего аванса Мокробородов не пил.