Александр Сокуров. «В центре океана»
Эту небольшую книжку я недавно случайно заметила во время похода в книжный магазин на набережной Александра Невского. Внимание привлекло и название - «В центре океана», и оформление, но главное - имя автора. Оказалось, что это действительно тот самый режиссер Сокуров.
До этого я видела фильмы Сокурова о власти («Телец», «Молох»…) и не могу сказать, что стала поклонницей его творчества. Может быть, еще не доросла до такого философского кино, но ощущение во время просмотра было - «это не мое». Но тут, перелистав его сборник эссе и рассказов, решила прочитать, чтобы получше понять этого бесспорно талантливого человека.
К стыду своему, только сейчас я узнала, что эта книга, вышедшая в России 2011 году (в Италии она вышла еще в 2009) оценивается критиками на равных с произведениями таких известных авторов, как Захар Прилепин, Владимир Маканин, Гавриил Попов и архимандрит Тихон (Шевкунов) и даже претендовала на национальную литературную премию «Большая книга».
На самом деле, кроме эссе и рассказов в книге представлены сценарии, мемуары, дневниковые заметки, элегии и даже - лекция по философии.
На страницах книги можно встретиться с разными людьми - Александром Солженицыным, Борисом Ельциным, Ингмаром Бергманом, Андреем Тарковским, папой Римским Иоанном Павлом II, Сергеем Эйзенштейном… И эти свидетельства и мысли о них - драгоценны, но из того, что мне понравилось больше всего, отмечу кинематографический рассказ «Александра» о поездке матери солдата на Кавказ и «Японский дневник» Сокурова. С описаниями природы, людей, быта и с размышлениями о японцах. Например:
«Удивительно, с первых минут моего первого приезда в Японию я не испытывал чувства чужеродности, чужбины. Я пытался заставить себя изыскать, обнаружить экзотику в жизни этого народа. Но я был спокоен, как никогда и нигде ранее в мире. И ничего необычного вокруг не видел. И даже наоборот - все чаще и чаще замечал узнавание в жизни японцев того, что составляло и составляет часть и моей жизни, - ее принципов, правил, мотивов. Мир без агрессии, мир, где везде видны усилия рук, - это жизнь японского человека. Однако правда и то, что смерть тихо, в тени, но и здесь имеет свою власть. Правда и то, что, если этот народ привести в состояние натянутой струны, он станет этой струной, лезвием, пулей, мотором самолета, штыком. И в этом состоянии он будет столь же совершенен, последователен и един, как и в мирном проживании. Но слишком большой опыт длительного пребывания в напряжении опасен для народа, культуры его, характера».
«…Японцы живут не во времени - они живут в пространстве.
А где это японское пространство? Японское пространство не определяется географически - это определяемое чувственно пространство. Японцы обречены летать, плавать, для того чтобы прочувствовать другие миры. В этой обреченности на передвижение есть грусть, и она часть души этих людей. Грусть оттого, что по определению японские люди отделены от прочего мира и тем самым лишены возможности постоянно и без усилий посматривать на жизнь других народов, как в зеркало, глядя в которое можно было бы лучше понять самих себя… Приходится больше чувствовать и познавать себя не отраженно, а напрямую…
…Но японцы такие же изгои в этом мире, как и русские: слишком чужие для европейцев и прочих «цивилизованных» компаний. Чувствительны и сердечны мы. И даже традиционная японская скрытность добавляет отличия, как родимое пятно…
Японцы не азиаты. Это отдельно существующая раса. Самодостаточная жизнь и всеобщая ответственность за всё».
В «Японском дневнике» есть пронзительный момент, читая который, хочется воскликнуть вместе с Сокуровым: «Господи, в чем тайна Твоего Замысла?»
«Гармоничный мир… А верю ли я в существование Гармоничного Мира?
…И можно ли назвать гармоничным мир, в котором жизнь основана на неизбежности пожирания одного существа другим? Является ли безошибочным такое творение, где причинение боли и насилия сильным слабому есть норма? Лисица пожирает зайца… заяц в муках, в страшной боли кричит на весь лес, раздираемый живьем на куски сильными лисьими челюстями, и никто-никто не отзовется на стоны несчастного, и более того - вокруг, затаившись в траве и на ветках, малые и побольше ждут развязки, ждут, что останется для их трапезы, - ибо все будет съедено, подобрано до последней косточки теми, кто сам впоследствии будет столь же жестоко уничтожен… И все будут уничтожены и все умрут…
Какие жестокие поступки иногда совершают люди. Но сопоставимы ли человеческие преступления с предопределенным жестокосердием природного устройства?
Господи, в чем тайна Твоего Замысла, как долго будет продолжаться этот жестокий эксперимент?..
Если перед Тобой виноваты люди, то почему таким же проклятием Ты покрыл животинок бессловесных, всех летающих и ползающих, плавающих и произрастающих…»
И еще несколько цитат из других произведений, вошедших в сборник (определенно, сегодня мне хочется именно цитировать Сокурова, а не писать о нем):
О жестокости и насилии в кино
«Провокация жестокости в показе реального действия для меня всегда граничила с моральным преступлением. Всегда думаю: ведь среди людей, которые смотрят это, могут быть люди слабые.
Для меня в искусстве неприемлема эта провокация жестокосердия и эстетическая его канонизация. Говорят: какой образ, какая трагедия за этим угадывается!
Но одно дело прочесть об этом в пьесе Шекспира, а другое дело показать в кино.
… Я вижу в исторической перспективе от истоков до наших дней, как кинематограф по ступеням нисходит к рассудочному, системному жестокосердию. Кинематографисты приложили руку к вполне определенной материализовывающейся сегодня мрачной картине мира.
Как Наполеон, угробив сотни тысяч людей, почему-то стал великим человеком в памяти французов-потомков, как Ленин, подписавший приказы о публичном умерщвлении тысяч священников в христианской стране, провозглашен был «самым человечным человеком», так и деятели кино, приучая зрителя к картинам насилия, получают статус художников».
(РУКИ. Размышления о профессиональном развитии)
О фильме «Фауст», из дневников
«Фауст» - самостоятельное, самоопределяющееся в культуре произведение. Ни сюжет его, ни герои, ни конфликт - ничего не устарело, не стало современным маленьким камнем в большом основании.
Абсолютно страшное в своей ясности, простоте и предсказуемости произведение. Читаешь - и вздрагиваешь… Я, конечно, очень встревожен, очень обеспокоен этой работой. Она очень сложна.
Кажется: сделать ее - и больше ничего не делать.
Вообще…
Тетралогия уже точно завершена. «Молох» - «Телец» - «Солнце» - «Фауст».
Всё».
Искусствовед, историк культуры Паола Волкова пишет:
«Книгу Александра Сокурова «В центре океана», дорогой читатель, глядя на ночь читать не следует. Со дна души поднимаются и встают перед тобой вопросы, которые за повседневной рутинной жизнью тихо лежат на этом самом дне в полудохлой полудреме».
После прочтения «В центре океана» мне захотелось посмотреть «Фауста». А возможно и пересмотреть другие фильмы этого режиссера - теперь другими глазами. Понимая, какую ответственность чувствовал режиссер во время работы над ними. И как сильно болит его душа. Я рада, что встретила эту книгу и открыла для себя Сокурова-писателя и философа.
Книгу можно также почитать в сети на Либрусеке.