Бойцы вспоминают
***На правах застольного армейского трепа после надцатой.
...Даже при моей болтливости об этом я еще не рассказывал. Во всяком случае - письменно.
В детстве я боялся погибнуть в Афгане.
Не то, чтобы для этого были какие-то особые предпосылки, но я знал, что я - мальчик. То есть меня ждет армия. А страна уже много лет воюет. Значит, придется и мне. Не спрашивайте почему. Патамушта.
Даже в романтическом возрасте я вполне трезво оценивал свои шансы и физические кондиции. Бег - на четверку. Силовая - на четверку. Координация движений на три с минусом (книжный мальчик). В драках спасали только килограммы и способность звереть, но это плюс, который скорее минус. Короче, для великого воина набор талантов сомнительный. Но я точно знал, что если попросят добровольцев сделать шаг вперед, я его сделаю. Долго объяснять почему. Патамушта….
И так окажусь в каком-нибудь самом не подходящем для меня месте, где что-то придется ведь больше некому и сам вызвался. И кончится это плохо, ибо не в кино.
Я в красках (воображения хватало) представлял себя отнюдь не героически помирающим где-нибудь среди камней и песка, потому что не увернулся, не успел, не хватило сил. И мне очень это не нравилось. Мне хотелось жить долго, мирно и без всяких подвигов. Но такого варианта при имеющихся исходных не просматривалось. Ну - детство же.
А потом была приписная комиссия, и я… попросился во флот.
Военком аж обомлел. Редко кто просился послужить три года вместо двух возможных.
- Почему? - спрашивает.
Не знаю, что он надеялся услышать. Может, что я всегда мечтал о море. Может - традиция семейная. Или что на гражданке хочу в загранку ходить, а для этого невредно начать со срочной в ВМФ. Не знаю…
Я сказал правду:
- Хочу во флот, чтобы не попасть в Афганистан. Боюсь, что меня там убьют.
Военком промолчал. А вот в школе потом поднялся шорох.
На заседании комитета комсомола школьный парторг Елена Падловна заинтересовалась моим моральным обликом. Что это, мол, за комсомолец, который отказывается служить в армии? И потребовала рассмотрения личного дела.
К Падловне, несмотря на ее возраст и вес, я пиитета не испытывал. Считал ее злой дурой и отвечал спокойно: «В армии служить не отказываюсь - не надо «ля-ля». А если в Афганистан не хочу и боюсь смерти, так это мое право».
-…А если Родина прикажет? - гнула Падловна
- А тут неуместно сослагательное наклонение. Есть приказ - это одно. Нет приказа - я себе не враг.
Падловна кричала про интернациональный долг и тех, кто хочет спрятаться за чужими спинами. Я пояснял, что долг - долгом, но не хотеть идти на войну - это нормально. И одно дело - когда выбора нет, а другое, когда тебя спрашивают: «Где хочешь служить?». Вот меня спросили, и я - как положено комсомольцу - ответил правду…
Тут Падловна совсем побагровела, назвала меня трусом и предложила проголосовать за исключение из комитета комсомола (я отвечал за трудовой сектор - субботники, сбор макулатуры и т.п.).
«За» проголосовали двое - Падловна и я. Остальные были против. Тем дело и закончилось.
Из комсомола я вышел года через три - уже в институте и по собственному желанию. Мимо Афганистана просквозил без всякого морфлота - к моему призыву в армию контингент из ДРА уже вывели.
Так что детские страхи оказались пустыми.
Но я и сейчас помню, как страшно признаться, что тебе страшно.
По мне так ничего страшнее и нет.
На этом, пожалуй, все.
Старший лейтенант Касавченко доклад окончил.