Как это было/будет. Талантливые люди и любимая родина.
В июле 1929 года М.А. Булгаков обращается к «Генеральному Секретарю партии И.В. Сталину, Председателю Ц. И. Комитета М.И. Калинину, Начальнику Главискусства А.И. Свидерскому, Алексею Максимовичу Горькому» с ЗАЯВЛЕНИЕМ, в котором пишет, что - «не будучи в силах более существовать, затравленный, зная, что ни печататься, ни ставиться более в пределах СССР» ему нельзя, и «доведенный до нервного расстройства», он обращается ко всем вышепоименованным лицам (а по существу, конечно, к Сталину) с просьбой - «ОБ ИЗГНАНИИ МЕНЯ ЗА ПРЕДЕЛЫ СССР ВМЕСТЕ С ЖЕНОЮ МОЕЙ Л.Е. БУЛГАКОВОЙ, которая к прошению этому присоединяется».
28 марта 1930 года Булгаков, не дождавшись никакого ответа на свое «Заявление», пишет душераздирающее послание «Правительству СССР» (по существу, конечно, Сталину), в котором пишет:
- Я обращаюсь к гуманности советской власти и прошу меня, писателя, который не может быть полезен у себя, в отечестве, великодушно отпустить на свободу.
14 апреля - то есть через две недели, после того как он отправил это письмо, - застрелился Маяковский.
«Я прошу принять во внимание, что невозможность писать равносильна для меня погребению заживо», - писал в своем письме Булгаков.
То же самое - слово в слово - год спустя напишет ему Замятин: ...приговоренный к высшей мере наказания - автор настоящего письма обращается к Вам с просьбой о замене этой меры другою.
Невозможность писать и печататься для художника - смерть. Альтернатива этой высшей мере наказания» может быть только одна: высылка за границу.
Из другого письма:
Если меня не назначат режиссёром, я прошусь на штатную должность статиста. Если и статистом нельзя - я прошусь на должность рабочего сцены.
Если же и это невозможно, я прошу Советское Правительство поступить со мной, как оно найдет нужным, но как-нибудь поступить, потому что у меня, драматурга, написавшего 5 пьес, известного в СССР и за границей, налицо, В ДАННЫЙ МОМЕНТ, - нищета, улица и гибель.
Писатель Михаил Булгаков умирал тяжело и мучительно. В последние дни, в первых числах марта 1940 года, в бреду, одолеваемый кошмарами и манией преследования - что вот сейчас, прямо сейчас в квартиру ворвутся какие-то неизвестные люди, схватят его и уволокут - не то в больницу, не то в тюрьму, - он метался на постели и просил прощения у тех, кого обидел, к кому был невнимателен или жесток. Он звал свою первую жену, Татьяну, чтобы покаяться перед ней за то, что много лет назад предал ее и бросил, объяснялся в любви своей третьей жене, Елене, ни словом не вспоминал жену вторую, Любовь, и горестно вопрошал, обращаясь ко всем сразу и ни к кому конкретно: «За что меня били?.. За что жали?.. Я хотел жить и работать в своем углу… Я никому не делал зла…»
28 марта 1930 года Булгаков, не дождавшись никакого ответа на свое «Заявление», пишет душераздирающее послание «Правительству СССР» (по существу, конечно, Сталину), в котором пишет:
- Я обращаюсь к гуманности советской власти и прошу меня, писателя, который не может быть полезен у себя, в отечестве, великодушно отпустить на свободу.
14 апреля - то есть через две недели, после того как он отправил это письмо, - застрелился Маяковский.
«Я прошу принять во внимание, что невозможность писать равносильна для меня погребению заживо», - писал в своем письме Булгаков.
То же самое - слово в слово - год спустя напишет ему Замятин: ...приговоренный к высшей мере наказания - автор настоящего письма обращается к Вам с просьбой о замене этой меры другою.
Невозможность писать и печататься для художника - смерть. Альтернатива этой высшей мере наказания» может быть только одна: высылка за границу.
Из другого письма:
Если меня не назначат режиссёром, я прошусь на штатную должность статиста. Если и статистом нельзя - я прошусь на должность рабочего сцены.
Если же и это невозможно, я прошу Советское Правительство поступить со мной, как оно найдет нужным, но как-нибудь поступить, потому что у меня, драматурга, написавшего 5 пьес, известного в СССР и за границей, налицо, В ДАННЫЙ МОМЕНТ, - нищета, улица и гибель.
Писатель Михаил Булгаков умирал тяжело и мучительно. В последние дни, в первых числах марта 1940 года, в бреду, одолеваемый кошмарами и манией преследования - что вот сейчас, прямо сейчас в квартиру ворвутся какие-то неизвестные люди, схватят его и уволокут - не то в больницу, не то в тюрьму, - он метался на постели и просил прощения у тех, кого обидел, к кому был невнимателен или жесток. Он звал свою первую жену, Татьяну, чтобы покаяться перед ней за то, что много лет назад предал ее и бросил, объяснялся в любви своей третьей жене, Елене, ни словом не вспоминал жену вторую, Любовь, и горестно вопрошал, обращаясь ко всем сразу и ни к кому конкретно: «За что меня били?.. За что жали?.. Я хотел жить и работать в своем углу… Я никому не делал зла…»