Судьба Беженца. По ту сторону зазеркалья (3, 4 часть)
Я нашла этот текст в Интернете. Пишет журналист Мовсун Гаджиев , который сдался в беженцы.
Часть 1 http://www.meydan.tv/ru/site/opinion/1008/Судьба-Беженца-По-ту-сторону-зазеркалья.htm
Часть 2 http://www.meydan.tv/ru/site/opinion/1080/Судьба-Беженца-По-ту-сторону-зазеркалья-(2-часть).htm
Часть 3 http://www.meydan.tv/ru/site/opinion/1170/Судьба-Беженца-По-ту-сторону-зазеркалья-(3-часть).htm
Часть 4 http://www.meydan.tv/ru/site/opinion/1353/Судьба-Беженца-По-ту-сторону-зазеркалья-(4-часть).htm
Ремарка по документам
Вообще, что касается документов - кроме меня и Еганы Амираслановой, которая дожидалась своей участи под Франкфуртом, никто свой паспорт миграционной службе не отдал. Причин несколько. Во-первых, никто, за исключением Еганы, не въехал в Германию по немецкой визе. У всех есть шенгенка - польская, венгерская, австрийская, латвийская. Дело в том, что у беженцев есть убежденность, что по предъявлении паспорта могут послать в эти страны, где уровень социалки и, самое главное, пособий для беженцев по сравнению с Германией гораздо хуже. В этом отношении моя ситуация у многих вызывает удивление - а чего в Финляндию то не поехал, там социалка лучше, отношение к беженцам гораздо гуманнее, да и позитив выдают гораздо чаще и быстрее. Ну не стану же я всем наперебой рассказывать про наш мега-журналистский проект. Поэтому приходится отчитываться - в Германии у меня полно друзей, а в Финляндии я никого не знаю, там бы завыл со скуки. К счастью, если многие мои земляки, даже если и не знакомы с английской поговоркой «если не хотите, чтобы вам врали, не задавайте лишних вопросов», в жизни ее придерживаются четко.
Они просто согласно кивают головою и меняют тему - у всех, конечно, хватает своих скелетов в шкафу. Есть и второй момент - многие уверены, что отдав свой паспорт, они упростят процедуру своей депортации в случае отказа от представления убежища ведь на получения политического убежища, видимо, кроме меня и Еганы практически никто не рассчитывает. Все ждут отказа и вопрос вот в чем - после негативного решения о представлении убежища в Германии депортируют или оставят жить по гуманным причинам. «Нет паспорта и нет депортации, откуда они знают кто ты такой, чтобы куда депортировать?». Кстати, к тому, что беженцы документов не отдают, привычны и немцы - к примеру, в моем аусвайсе, который я получу позднее, в графе «документы» автоматически поставили отметку - Шенгенская виза в Баку стоит от 1800 до 2200 манатов на одного человека, в том числе на детей. Это на кого нарвешься. Обычно в эту сумму входят и авиабилеты. Визы делают чаще всего через латвийское посольство - сотрудничество с посредниками в Баку уже налажено, и латыши прекрасно понимают, что, если перед ними и потенциальный беженец, то он вряд ли будет искать счастья в Латвии где уровень социалки очень низкий- скорее всего, он махнет или в Германию, или в Скандинавию. Поэтому и к ситуации относятся с пониманием. Кстати, в этом отношении латыши не уникальны. В ноябре вспыхнул дипломатический скандал между Германией и Италией. Когда у берегов итальянского острова Лампедуза высадилась очередная барка с беженцами, местные власти им доходчиво объяснили, что в Италии практически отсутствует социальная поддержка беженцев и посоветовали африканцам попытать счастья в Германии. Им объяснили, как добраться до заветной мечты и раздали на дорогу по 500 евро - так было дешевле откупиться. Сразу по прибытии на место, простодушные африканцы все так немцам и выложили. Возмущению Берлина не было передела.
Как бы там ни было, адрес рассмотрения просьбы о представлении политубежища до сих пор остается спорным. Дублинская конвенция в этом вопросе неоднозначна. С одной стороны, она предполагает ответственность страны, выдавшей визу, за судьбу беженца. Но есть еще один момент - беженец обязан искать убежище в первой безопасной стране. То есть, если вы с французской визой заехали в ЕС через Польшу, то непонятно, где просить убежища. Для себя беженцы эту проблему решили тем же способом, которым Александр разрубил Гордиев узел - как отмечалось выше, они просто не отдают паспорта и рассказывают легенду из-под копирки. «Убежали, ехали в фуре, через какие страны проезжали - не знаем, документы по дороге украли - потеряли». И хлобысть, все, попробуй человека куда-либо депортировать, раз не знаешь через какие безопасные страны он проехал. Осталось в этом ребусе разобраться лишь правительствам стран-участников Дублинской конвенции. В этом контексте, и моя ситуация неоднозначна - еще не известно, оставят в Германии или вышлют в Финляндию. Но я уже начитался на форумах о ситуации с беженцами в Стране Озер и особо не переживаю - это не будут ни Венгрия, ни Латвия.
Кстати, в весьма досадное положение в связи с визами попала семья из Баку. Эльданиз и Нармина решили сэкономить на 2000 манатах на человека. Семья из 7-ми человек - муж, его мать, жена, и трое детей. Они решили пойти легким путем. Сели в самолет Стамбул - Калининград, в расчете сойти в Стокгольме, где самолет делает пересадку, и сдаться шведским властям. Изначально план удался - они в самолет сели. Но перед вылетом турки разобрались, что пропустили людей даже без транзитной шенгенки и высадили их из самолета. Закатанная в стамбульском аэропорту жуткая женская истерика Нармины помогла мало. Им пришлось вылететь в Украину и подавать заявление там. Сразу после этого семья начала требовать своего перевода в третью безопасную страну естественно в Финляндию или в Норвегию со Швецией. На крайний случай прокатила бы и Германия. Была готова и легенда - мол, у азербайджанских властей рука длинная, нам звонят с угрозами и могут достать и в Украине. Единственный выход - это наш трансфер в безопасную европейскую страну. В подтверждения своих слов глава семейства утверждал что ему звонят угрозами из Баку. И неожиданно обвинил в передаче своих данных азербайджанским властям сотрудников местного Управления Верховного Комиссариата ООН по делам беженцев. Но с Полтора года прозябнув в Украине, где социалка практически отсутствует, семья вернулась в Турцию, надеясь в фурах добраться до Германии. Логика понятна - в Украине им даже не представили жилье, и семья сама снимала квартиру под Киевом. Но с турецкими партнерами возникли проблемы. Через некоторое время фура остановилась. Турки им сообщили, что они уже в Германии, могут пойти и сдастся полиции. Первое общение с местными жителями показало, что они стали жертвами аферы - их высадили, не доехав до немецкой границы, в Болгарии. Но семейство надежды не теряло. Они наняли вторую машину, в надежде все же добраться до немецкой мечты. Из этой машины их на границе вытащили румынские пограничники. Пришлось вернуться в Болгарию и сдаться там. В итоге, с учётом того, что полтора года в Украине пришлось жить за свой счёт, тратиться на катания по Турции и Восточной Европе, и тут скупой заплатил больше - проще было бы купить нормальные визы в Баку. Странно, что до такой истины, до которой не «доперли» в бакинской семье, где глава, ко всему прочему, еще и майор полиции, догадалась семья беженцев из Зенгилана. Они приехали по чешским визам. Кстати, зенгиланские беженцы отличались особым характером. Они, наверное, стали единственной азербайджанской семьей, превратившейся в изгоя среди остальных азербайджанских беженцев. Все началось с того, что глава семьи, Хагани не мог уследить за своей речью - он мог ляпнуть какую-то глупость, после которой собеседник терял интерес к беседе. Во-вторых, за короткое время он достал всех со «стрельбой» сигарет. Хагани никак не хотел понять, что Германия - это не Азербайджан, где пачка сигарет в среднем стоит 1 манат. А в лагере, где все жили на пособие 20 евро в неделю - 5 евро за пачку сигарет было особенно болезненно. Один-два раза это еще терпимо, но когда это происходит постоянно, то уже негатив выскакивает по любому. Каждую просьбу Хагани сопровождал заверениями о том, что «уже бросает курить». В итоге ему в лицо говорили, что он бросил не курить, а покупать сигареты. Особо пикантная ситуация возникла тогда, когда он со всеми членами семьи - женой и 2 детьми начал появляться в комнатах других азербайджанцев с предложениями купить драгоценности жены. По словам Хагани, у него не было денег на то чтобы сходит в магазин за продуктами. Золото у него, конечно же, никто брать не стал - но все ему отстегнули по 10-20 евро. Еще за 150 евро я у него купил ноутбук. На следующий день его сын носился с новым планшетом - он хвалился что, папа продал компьютер, собрал деньги и купил ему новый Galaxy TAB. После этого зенгиланцы стали окончательными изгоями - их стали открыто игнорировать, не приглашать на ежедневные вечерние посиделки, чай-домино-дурака, и даже в ежедневных походах в магазин пытались избавиться от их кампании.
Кстати, проблема сигарет начинает находить частичное решение. Во-первых, мы замечаем, что немцы - сотрудники лагеря которые получают неплохую зарплату, не покупают готовые пачки сигарет. Они берут табак и фильтры и сами забивают себе сигареты. В расчете получается 2 евро за пачку. В итоге все, кроме Хагани в свободное время коптят над машинками для изготовления сигарет. Есть и второй вариант - можно вместо сигарет купить сигареллы. Они стоят как в Баку - 2 евро за пачку. Но от сигарелл даже опытных курильщиков пробивает на кашель.
Особенно среди беженцев выделяется семья бинагадинцев. Вообще все азербайджанские беженцы на Родине были крутыми богачами. Гребли деньги лопатами. И приехали в Германию не от несчастной жизни, а потому что не могли найти 5-10 тысяч на лечение детей, супруги или себя любимого. Акиф не был простым миллионером из трущоб. Он был если и не королем, то важным вельможей уж точно. В Баку у него был трехэтажный особняк и несколько магазинов. Его старший сын в Берлине - генеральный менеджер в турецкой компании. Притом ради такого специалиста как он, турки отрывают друг другу ноги, родные братья между собою ссорятся. Акиф в Баку спокойно набивал морду останавливающему его гаишнику, и даже чуть не снес бульдозером дом соседей - беженцев из Джебраила, которые его доставали своими скандалами. Правда, общую картину портит его средний сын, который вместе с родителями также сдался в азюль - он в первый же день признался, что в Баку работал официантом, а в Берлине жарил донер. Да и элементарная одежда на Акифе мягко говоря, явно не служит подтверждением его слов - а в Азербайджане, как известно, в отличие от Германии по одежде и встречают, и обычно провожают. Симптоматично и поведение Акифа во время раздачи бесплатной ношенной одежды в лагере - такой жадности я не видел даже у африканцев и у арабов. Но это не мешает ему вечером за чаем продолжать рассказывать о своих богатствах в Баку и возможностях сына в Берлине. Слушать это порою нестерпимо, и мы часто просто прерываем игру и выходим курить.
Но аксакал есть аксакал, и никто ему не возражает.
В целом окружающая обстановка располагает к умеренности. Нихайм после Билифельда - это отпуск. Мы живем в бывшем детском лагере, который беженцы еще не успели превратить в хлев. Немецкая часть персонала - за редким исключением - очаровательные люди. Среди них выделяется Рози - всегда улыбчивая, готовая подсказать и помочь - она становится любимицей беженцев. Чего не скажешь о медсестре в лагере.
Эпопея с зубными болями Марьям продолжаются и в Нихайме. В первый же день я обращаюсь в медчасть - что-то надо делать с ребёнком. Но там мне объясняют, что, наверное, в скором времени нас ожидает трансфер, и проблему решат в новом месте. Мне дают обезболивающую таблетку. Но вечером, когда у ребенка начинаются боли, таблетка не помогает. Спасает охранник - у него есть таблетка. Более того, к утру выясняется, что медсестра мне вместо таблетки от боли дала лекарство от температуры. На следующий день я появляюсь в медчасти в дурном расположении духа. Медсестре я начинаю открыто угрожать - обращусь к омбудсмену по правам детей, руководству департамента по делам детей и вообще сейчас вызову полицию. Это помогает - мне тотчас же выписывают направление в больницу. Через час, с легкой руки местного врача проблема решается.
Проблемы также возникают с бывшими беженцами, которые работают в лагере. Больше всех лютуют сириец и иранский азербайджанец - они, к примеру, четко следят за тем, чтобы никто не курил на балконе. Иранец даже пытался утрамбовать семью Акифа в одну комнату сначала с македонцами, а потом с армянами. Затем наступает моя очередь - комнату я должен делить с компанией индусов. Но в трудные моменты у нас проявляется азербайджанское национальное единство. Мы вместе даем отпор администрации и выгоняем непрощенных гостей. И вообще в Нихайме мы живем отдельной жизнью - вместе ходим в столовую, вместе гуляем и вместе проводим вечера. Вечерние посиделки проходят в моей комнате, где собираются мужчины. Марьям в это время забирают женщины.
При лагере работает детский сад. Марьям до 4-х дня там. А для нас днем рядом футбольное поле и бильярдный зал. Общую милую картину дополняют и проживающая рядом община македонских цыган. Они занимают несколько комнат, но там им тесно - день они проводят в холле, сидя на ковре. Там они поют, слушают музыку, их дети играют. Общую картину портит только эксцессы с воровством в лагере - поймали одного шри-ланкийца, укравшийденьги у своих земляков, с которыми жил в одной комнате. К счастью для молодого человека, про «понятия» на этом острове не знают. Его за «крысятничество» не бьют, как бы это наверняка сделали выходцы из бывшего Союза, но сдают полиции. Ну и в своем ажуре грузины - в первые же выходные они совершают кражу со взломом местного продуктового магазина. В понедельник всех 11 грузин забирает полиция.
Правда, через пару дней и их, и шри-ланкийца возвращают в лагерь.
Но все хорошее имеет привычку заканчиваться. Притом обычно быстрее, чем плохое. Через три недели у нас трансфер. Нас с Марьям отправляют в город Боттроп. Земляки за меня рады. Они уже знают, что Боттроп находится в 10-ти километрах от Эссена, где есть несколько автомобильных рынков. «Приедешь, позвони в Баку, начинай гнать машин. По доходам тебе немцы позавидуют» - уверены они. Может быть, но алвер это не мое с детства. Оптимизма не добавляет и рассказ приятеля, который жил в Эссене. «Боттроп - это дыра дыры. Это бывший шахтерский город. Шахты закрываются, город вымирает» . В 9 утра мы все собираемся у выхода лагеря. Следуют дежурные слова и клятвы о вечной дружбе, обещания непременно звонить и заходить в гости. В последний день для Хагани и его семьи амнистия - - они тоже в общей тусовке. В скором времени нас сажают в такси и отправляют на новое место дислокации
Боттроп. Покинутый город
Первые справки про город, в котором мне придется жить определенное время, оптимизма не добавляют. Боттроп - это бывший шахтерский город. Со временем почти все шахты закрылись, а уголь стало выгоднее поставлять из Польши и России, чем добывать самим. Поэтому город приходит в запустение. По словам коллег, в Боттропе за пятьдесят тысяч евро можно купить очень даже приличную квартиру. К слову, позже знакомые турки в этом городе мне показали двухэтажный дом с участком, который стоил 70 тысяч евро.
В Боттроп нас привозят днем. Водитель такси оставляет меня и Марьям с вещами перед 4 этажным симпатичным зданием. Дальше - сами. Оказывается, что мы не одни. Из Шоппингена привезли иранцев и группу македонских цыган.
Везение такое, что мы попадаем в обеденный перерыв. Сотрудники социальной службы нам предлагают «погулять часок». Погулять удается удачно - в соседнем здании находится гипермаркет Кауфланд. Там распродажа, и всего за 20 евро мы покупаем большой чемодан. Через 2 дня эти чемоданы опять будут стоить 70 евро. В назначенное время, в 3 часа мы опять собираемся на четвертом этаже. Нас с Марьям первыми сажают на такси и отправляют в новое место жительства.
Через 10 минут я стою перед двухэтажным зданием. И понимаю, что мои предыдущие злоключения были если не белой, то уж точно серой полосой. Черная полоса только начинается. Это даже внешне убогое строение, которое чем-то напоминает старые бани в Баку. На нашу беду еще нет и хаусмастера - по-нашему - коменданта общежития. Но нетерпеливого ожидания нет - я понимаю что внутри меня ничего приятно не удивит. Около получаса мы вместе с таксистом стоим и ждем его во дворе. Появляются двое молодых людей спортивного телосложения. Обоих зовут Питер. Только один из них немец, а второй - серб, который немного говорит по-русски. Они и показывают нам нашу комнату.
Это коморка в 10 квадратных метров. Внутри 2 железных кровати, 2 металлических шкафов и стол. На окне висит какое-то тряпье. Убогость чувствуется тут во всем, и мне с трудом верится, что в ведущей экономике Европы есть еще такие строения. Кухня, душевая и туалет один на целый этаж.
К вечеру ощущение беды чувствуется сильнее. Стоит мне открыть дверь в коридор, как в нос бьет ужасное зловоние. Такого нет даже в квартирах законченных алкашей. Ощущение такое, будто прямо под носом канализация с пищевыми отходами. На дворе ноябрь месяц. Но я понимаю что даже если в комнате будем ходить в дубленках, окно в комнате, по крайней мере, днем я не закрою. К слову, с погодой нам везет. В этом году в Боттропе нет ни снегов, ни морозов. А температура за всю зиму даже ночью не опускается ниже пяти градусов. Хотя по рассказам знакомых, в предыдущую зиму было все. Так что, открытое окно практически ничем не мешает.
Кстати, источник химической атаки мне на следующий день раскрывает сосед Кирилл. Кирилл из России, приехал в Германию сдаваться по причине преследований на религиозной почве. И уже получил статус беженца. Правда, на религиозного фанатика он не похож. Адекватный молодой мужчина, с беременной супругой и с двумя детьми. Прибыв в Германию, он даже не ходит на церковные собрания. По словам Кирилла, неприятный запах в коридоре это результат гастрономических своеобразностей африканской кухни. «Ты понимаешь, когда жарят вместе перец, огурцы, чеснок и мясо, это не очень приятно пахнет». Оказывается, все это жарится в огромной сковородке, а мясо специально недожаривается. На следующий день остатки еды еще раз жарят и доедают. Притом именно жарят, а не греют. Так что молодая беженка с двумя детьми из экваториальной Африки - «любимица» всего общежития, вне зависимости от национальности остальных беженцев. К ароматам ее кухни прибавляется еще и запах одежды, которую все беженцы сушат в коридоре. То, что мы попали в прескверную ситуацию, понимает и Марьям. Ребенок обнимает меня за ноги и начинает плакать: «Папа поехали обратно в Нихейм. Я не хочу тут жить». В этот момент я начинаю завидовать женщинам - они могут выплакаться и сбросить камень с души. Нам, мужчинам, надо все вытерпеть.
В последующие месяцы Боттроп будет для ребенка синонимом ужаса. Окрик: «будешь себя плохо вести - вернемся жить в Боттроп» моментально прекращает любые ее шалости и истерики. Понятно, что ребенку тяжелее. Она, к примеру не понимает почему ее заперли в комнате и не выпускают в коридор. Объяснение «там грязно» мало помогает. Ей хочется побегать и побеситься с другими детьми, как это было в Минске или в Нихейме. Но коридор в боттропском хайме - это даже не коридор в билифельдском отеле. Так получилось, что кухня, душевая и туалет находятся в одном пятачке, двери открываются друг против друга. В туалет идем почти бегом - там есть форточка без стекла и пахнет терпимее, чем в коридоре. По коридору бегают тараканы. Это начинает понимать и Марьям. Как то я забыл за собою закрыть дверь в комнату. При выходе из туалета за дверью, перед кухней, я увидел Марьям. Ребенка вытошнило.
Ко мне заходят знакомиться соседи. Иранец Сам больше остальных готов помочь всегда и во всем. Он меня и успокаивает. «Ты не переживай. Пройдет пару недель, ко всему этому привыкнешь». Сам - перс из Исфахана, приехал тоже по религиозному вопросу (он перешел в христианство, а в Иране за это грозит смертная казнь). По-азербайджански не понимает, поэтому и рабочий язык в нашем общении - наш ломаный английский. До появления земляков, Сам и Кирилл поддерживают и помогают. Они показывают ближайшие магазины, учат меня через телефон подключить ноутбук к интернету.
Пользуясь выделенной линией в Минске, я вообще не мог представить себе, что есть такая техническая возможность. Приходится строить принципы жизни. Понятно, что о готовке в этой кухне не может быть и речи. Поэтому и едим в турецком кафе или в Макдональдсе. О сушке одежды в коридоре тоже думать не приходится = не хватало того, чтобы наша одежда пропахло вот всем ЭТИМ.
Круг общения, в основном, турки. Вообще, их в Боттропе много. Рассказывают, что именно турки, начиная с шестидесятых годов, сыграли большую роль в поднятии шахт и в машиностроении. Первое что меня впечатлило в общении с турками - любой из них, вне зависимости от того, родился ли он в Германии, или переехал из «мемлекет», свободно говорит по-турецки. Без всякого намека на акцент, от совсем еще малышей до стариков. К чувству уважения добавляется и определенный стыд - Марьям не может по-азербайджански сказать и двух слов, да и мне самому говорить и писать легче по-русски. Это почти тренд у азербайджанских детей, которые рождаются в странах СНГ или в Европе - редко кто из них говорит на родном языке. В Боттропе 4 мечети - для 120-тысячного города это даже много. И по пятницам они переполнены именно турками. В этом городе 8 азербайджанских семей. Из них только одна женщина ходит в мечеть. Я рассказываю это приятелю из Баку, и он закономерность с турецким подходом к собственному языку и национальному вопросу объясняет просто: «У них есть самосознание принадлежности к великой нации. У нас этого нет. Рыба гниет с головы, и нас еще очень сильно развращает правящий клан. Так что, в скором времени мы превратимся в цыган. Только с собственным государством».
Вскоре мы начинаем знакомиться с проживающими в городе азербайджанцами. Первыми у нас появляются Ильяс с супругою. Они приехали в Германию в 2004 году. И 9 лет жили на птичьих правах, числясь беженцами. Им помогла статья о гуманитарном беженстве, принятом в ФРГ. На основании этой статьи они и получили статус беженца. А первооткрывателями Боттропа стал,а семья врачей - Закир и Нигяр. Они уже получили ВНЖ, работают и теперь строят большой дом.
Но ключевая роль в маленькой азербайджанской общине принадлежит Эмину. Он бакинец, приехал в Германию лечить сына. Именно Эмин первым меня предупреждает - меньше всего тут можно полагаться на земляков. Азербайджанцы в Боттропе - по ментальности, это уже немцы, для которых человеческая проблема касается его самого и соответствующую государственную структуру. Эмин рассказывает, как ему своего больного ребенка приходилось таскать на руках в больницу - это прошло мимо боттропских азербайджанцев с собственными машинами. Зато все это не мешает нашим соотечественникам периодически устраивать посиделки и рассказывать друг другу, как они готовы в любую минуту прийти на помощь другим азербайджанцам. В дальнейшем я это испытываю и на себе - в конце января я мучаюсь от боли в ноге. Боли доходят до того что становиться трудно дышать, не говоря о том, чтобы встать и ходить. И рядом только пятилетний ребенок, который требует заботы и ухода. На помощь приходят только те же самые беженцы. Камиля забирает Марьям к себе, а Эмин помогает в общении с немецкими врачами. И вовремя - через час после того, как меня забирает в больницу скорая помощь, делают операцию - существовала опасность гангрены. Но даже больше чем мне, от национальной солидарности достается Камиле. Она приехала в Германию тоже для лечения - Камиля страдает мультисклерозом. У нее в голове 17 очагов, и только уколы ей помогают жить. Один укол в Баку стоит 300 манатов, эти уколы больной должен получить еженедельно. Семья уже продала одну квартиру и пустила ее на уколы в течение одного года и лечение в Иране. Иранские врачи помочь не смогли. Пришлось приехать в Германию. В лагере для беженцев в Шоппингене она получала всю необходимую помощь и уколы. Проблемы возникли в Боттропе. Социальная служба отказывается выделять ей лекарства. Несмотря на то, что, согласно законодательству, все беженцы имеют бесплатную медицинскую страховку и государство ответственно за их здоровье, Камиле заявляют, что на такое лечение могут рассчитывать только жители Германии. Рядом земляки - они советуют несчастной женщине не волноваться и во всем полагаться на них. Три месяца Камиля надеется и ждет - ведь ей обещали помочь. Через три месяца выясняется, что никто палец об палец не ударил - даже ее слова немецким врачам перевели неправильно, и в результате Камиле поставили совершенно другой диагноз. Приходится в срочном порядке нанять адвоката и начинать войну с социалкой. Только после этого ей проводят полное обследование и начинают хоть как то помогать. Услышав это, я понимаю, что на посиделки «местных» я ни ногой - слушать их рассказы будет выше моих сил. Особой колоритностью среди беженцев выделяется Низами. В самом начале появления в Боттропе, он тоже пытается «оттопырить пальцы» - зарабатывал в Баку полторы тысячи манат в месяц. Но довольно быстро он говорит правду - признается в том, что ни гроша не зарабатывал, а в последние годы его, супругу и сына содержал его отец. Деньги на Германию тоже дал частично он, а остальные пришлось взять в долг. Низами сходил на митинги, нарвался на то что его задерживали, правда, с желанным арестом не повезло - вместо этого его оштрафовали. Низами типичный представитель хитрого крестьянства. Про его жадность рассказывают интересные истории - к примеру, и в Билифельде, и в Шоппингене, где он сидел, Низами «кинул» соотечественников на пачку сигарет. Но с немцами ему не так везет. Во время раздачи бесплатной одежды, он собственноручно ножом порвал обувь себе и сыну, надеясь на более качественную одежду. Но получил использованную китайскую продукцию.
Многих впечатляет работа социальной службы Боттропа, которая занимается беженцами. Вообще, отношение немецкого социала к беженцам строится по принципу «че вы сюда приперлись, а раз уж приперлись, то терпите». Боттропская социалка «звездит» даже на фоне других. К примеру, бумагу, для постановки на учет у доктора «крайншайн», которая полагается всем беженцам, у ботроппской социалки приходится добиваться, обосновав, чем болеете. По закону эту бумагу вам должны просто прислать по почте. Особая ситуация и с пособиями для беженцев. С одним из наших соотечественников случилось интересная история. В 2010 году по всей Германии размер пособия установили в 370 евро на взрослого. Адиль об этом не знал и в течение года продолжал получать 183 евро. Когда узнал, попытался получить причитающиеся ему деньги. Но был послан далеко. Пришлось нанять адвоката и подать в суд на социалку. Это подействовало, и ему выплатили задолженность в размере 2000 евро. Про грубость сотрудников социалки ходят легенды. Ключевая фигура в этой структуре, некий Гробовский, по рассказам беженцев, уже один раз расплатился за свое поведение. Его ударил ножом беженец араб. По рассказам беженцев, отношение к себе можно улучшить, устроившись на социальную работу. Это, в основном, уборка улиц. За работу платят по полтора евро в час. В месяц это получается около 190 евро. Понятно, что мне это не светит даже при желании. На руках ребенок, которого не с кем оставить. Правда, многие беженцы предпочитают работать в «черную». Это работа у турок и у арабов. За нее платят по евро в час. Но тут есть свои моменты. Если полиция поймает на работе, то работодателю грозит штраф в размере пятидесяти тысяч евро. Неприятности будут и у беженца. Поэтому, на черную работу берут неохотно, а в Боттропе это чаще всего раздача флайеров. При проявлении интереса со стороны полиции, надо полагаться только на свои ноги, состязаясь в спринте со стражами порядка
Часть 1 http://www.meydan.tv/ru/site/opinion/1008/Судьба-Беженца-По-ту-сторону-зазеркалья.htm
Часть 2 http://www.meydan.tv/ru/site/opinion/1080/Судьба-Беженца-По-ту-сторону-зазеркалья-(2-часть).htm
Часть 3 http://www.meydan.tv/ru/site/opinion/1170/Судьба-Беженца-По-ту-сторону-зазеркалья-(3-часть).htm
Часть 4 http://www.meydan.tv/ru/site/opinion/1353/Судьба-Беженца-По-ту-сторону-зазеркалья-(4-часть).htm
Ремарка по документам
Вообще, что касается документов - кроме меня и Еганы Амираслановой, которая дожидалась своей участи под Франкфуртом, никто свой паспорт миграционной службе не отдал. Причин несколько. Во-первых, никто, за исключением Еганы, не въехал в Германию по немецкой визе. У всех есть шенгенка - польская, венгерская, австрийская, латвийская. Дело в том, что у беженцев есть убежденность, что по предъявлении паспорта могут послать в эти страны, где уровень социалки и, самое главное, пособий для беженцев по сравнению с Германией гораздо хуже. В этом отношении моя ситуация у многих вызывает удивление - а чего в Финляндию то не поехал, там социалка лучше, отношение к беженцам гораздо гуманнее, да и позитив выдают гораздо чаще и быстрее. Ну не стану же я всем наперебой рассказывать про наш мега-журналистский проект. Поэтому приходится отчитываться - в Германии у меня полно друзей, а в Финляндии я никого не знаю, там бы завыл со скуки. К счастью, если многие мои земляки, даже если и не знакомы с английской поговоркой «если не хотите, чтобы вам врали, не задавайте лишних вопросов», в жизни ее придерживаются четко.
Они просто согласно кивают головою и меняют тему - у всех, конечно, хватает своих скелетов в шкафу. Есть и второй момент - многие уверены, что отдав свой паспорт, они упростят процедуру своей депортации в случае отказа от представления убежища ведь на получения политического убежища, видимо, кроме меня и Еганы практически никто не рассчитывает. Все ждут отказа и вопрос вот в чем - после негативного решения о представлении убежища в Германии депортируют или оставят жить по гуманным причинам. «Нет паспорта и нет депортации, откуда они знают кто ты такой, чтобы куда депортировать?». Кстати, к тому, что беженцы документов не отдают, привычны и немцы - к примеру, в моем аусвайсе, который я получу позднее, в графе «документы» автоматически поставили отметку - Шенгенская виза в Баку стоит от 1800 до 2200 манатов на одного человека, в том числе на детей. Это на кого нарвешься. Обычно в эту сумму входят и авиабилеты. Визы делают чаще всего через латвийское посольство - сотрудничество с посредниками в Баку уже налажено, и латыши прекрасно понимают, что, если перед ними и потенциальный беженец, то он вряд ли будет искать счастья в Латвии где уровень социалки очень низкий- скорее всего, он махнет или в Германию, или в Скандинавию. Поэтому и к ситуации относятся с пониманием. Кстати, в этом отношении латыши не уникальны. В ноябре вспыхнул дипломатический скандал между Германией и Италией. Когда у берегов итальянского острова Лампедуза высадилась очередная барка с беженцами, местные власти им доходчиво объяснили, что в Италии практически отсутствует социальная поддержка беженцев и посоветовали африканцам попытать счастья в Германии. Им объяснили, как добраться до заветной мечты и раздали на дорогу по 500 евро - так было дешевле откупиться. Сразу по прибытии на место, простодушные африканцы все так немцам и выложили. Возмущению Берлина не было передела.
Как бы там ни было, адрес рассмотрения просьбы о представлении политубежища до сих пор остается спорным. Дублинская конвенция в этом вопросе неоднозначна. С одной стороны, она предполагает ответственность страны, выдавшей визу, за судьбу беженца. Но есть еще один момент - беженец обязан искать убежище в первой безопасной стране. То есть, если вы с французской визой заехали в ЕС через Польшу, то непонятно, где просить убежища. Для себя беженцы эту проблему решили тем же способом, которым Александр разрубил Гордиев узел - как отмечалось выше, они просто не отдают паспорта и рассказывают легенду из-под копирки. «Убежали, ехали в фуре, через какие страны проезжали - не знаем, документы по дороге украли - потеряли». И хлобысть, все, попробуй человека куда-либо депортировать, раз не знаешь через какие безопасные страны он проехал. Осталось в этом ребусе разобраться лишь правительствам стран-участников Дублинской конвенции. В этом контексте, и моя ситуация неоднозначна - еще не известно, оставят в Германии или вышлют в Финляндию. Но я уже начитался на форумах о ситуации с беженцами в Стране Озер и особо не переживаю - это не будут ни Венгрия, ни Латвия.
Кстати, в весьма досадное положение в связи с визами попала семья из Баку. Эльданиз и Нармина решили сэкономить на 2000 манатах на человека. Семья из 7-ми человек - муж, его мать, жена, и трое детей. Они решили пойти легким путем. Сели в самолет Стамбул - Калининград, в расчете сойти в Стокгольме, где самолет делает пересадку, и сдаться шведским властям. Изначально план удался - они в самолет сели. Но перед вылетом турки разобрались, что пропустили людей даже без транзитной шенгенки и высадили их из самолета. Закатанная в стамбульском аэропорту жуткая женская истерика Нармины помогла мало. Им пришлось вылететь в Украину и подавать заявление там. Сразу после этого семья начала требовать своего перевода в третью безопасную страну естественно в Финляндию или в Норвегию со Швецией. На крайний случай прокатила бы и Германия. Была готова и легенда - мол, у азербайджанских властей рука длинная, нам звонят с угрозами и могут достать и в Украине. Единственный выход - это наш трансфер в безопасную европейскую страну. В подтверждения своих слов глава семейства утверждал что ему звонят угрозами из Баку. И неожиданно обвинил в передаче своих данных азербайджанским властям сотрудников местного Управления Верховного Комиссариата ООН по делам беженцев. Но с Полтора года прозябнув в Украине, где социалка практически отсутствует, семья вернулась в Турцию, надеясь в фурах добраться до Германии. Логика понятна - в Украине им даже не представили жилье, и семья сама снимала квартиру под Киевом. Но с турецкими партнерами возникли проблемы. Через некоторое время фура остановилась. Турки им сообщили, что они уже в Германии, могут пойти и сдастся полиции. Первое общение с местными жителями показало, что они стали жертвами аферы - их высадили, не доехав до немецкой границы, в Болгарии. Но семейство надежды не теряло. Они наняли вторую машину, в надежде все же добраться до немецкой мечты. Из этой машины их на границе вытащили румынские пограничники. Пришлось вернуться в Болгарию и сдаться там. В итоге, с учётом того, что полтора года в Украине пришлось жить за свой счёт, тратиться на катания по Турции и Восточной Европе, и тут скупой заплатил больше - проще было бы купить нормальные визы в Баку. Странно, что до такой истины, до которой не «доперли» в бакинской семье, где глава, ко всему прочему, еще и майор полиции, догадалась семья беженцев из Зенгилана. Они приехали по чешским визам. Кстати, зенгиланские беженцы отличались особым характером. Они, наверное, стали единственной азербайджанской семьей, превратившейся в изгоя среди остальных азербайджанских беженцев. Все началось с того, что глава семьи, Хагани не мог уследить за своей речью - он мог ляпнуть какую-то глупость, после которой собеседник терял интерес к беседе. Во-вторых, за короткое время он достал всех со «стрельбой» сигарет. Хагани никак не хотел понять, что Германия - это не Азербайджан, где пачка сигарет в среднем стоит 1 манат. А в лагере, где все жили на пособие 20 евро в неделю - 5 евро за пачку сигарет было особенно болезненно. Один-два раза это еще терпимо, но когда это происходит постоянно, то уже негатив выскакивает по любому. Каждую просьбу Хагани сопровождал заверениями о том, что «уже бросает курить». В итоге ему в лицо говорили, что он бросил не курить, а покупать сигареты. Особо пикантная ситуация возникла тогда, когда он со всеми членами семьи - женой и 2 детьми начал появляться в комнатах других азербайджанцев с предложениями купить драгоценности жены. По словам Хагани, у него не было денег на то чтобы сходит в магазин за продуктами. Золото у него, конечно же, никто брать не стал - но все ему отстегнули по 10-20 евро. Еще за 150 евро я у него купил ноутбук. На следующий день его сын носился с новым планшетом - он хвалился что, папа продал компьютер, собрал деньги и купил ему новый Galaxy TAB. После этого зенгиланцы стали окончательными изгоями - их стали открыто игнорировать, не приглашать на ежедневные вечерние посиделки, чай-домино-дурака, и даже в ежедневных походах в магазин пытались избавиться от их кампании.
Кстати, проблема сигарет начинает находить частичное решение. Во-первых, мы замечаем, что немцы - сотрудники лагеря которые получают неплохую зарплату, не покупают готовые пачки сигарет. Они берут табак и фильтры и сами забивают себе сигареты. В расчете получается 2 евро за пачку. В итоге все, кроме Хагани в свободное время коптят над машинками для изготовления сигарет. Есть и второй вариант - можно вместо сигарет купить сигареллы. Они стоят как в Баку - 2 евро за пачку. Но от сигарелл даже опытных курильщиков пробивает на кашель.
Особенно среди беженцев выделяется семья бинагадинцев. Вообще все азербайджанские беженцы на Родине были крутыми богачами. Гребли деньги лопатами. И приехали в Германию не от несчастной жизни, а потому что не могли найти 5-10 тысяч на лечение детей, супруги или себя любимого. Акиф не был простым миллионером из трущоб. Он был если и не королем, то важным вельможей уж точно. В Баку у него был трехэтажный особняк и несколько магазинов. Его старший сын в Берлине - генеральный менеджер в турецкой компании. Притом ради такого специалиста как он, турки отрывают друг другу ноги, родные братья между собою ссорятся. Акиф в Баку спокойно набивал морду останавливающему его гаишнику, и даже чуть не снес бульдозером дом соседей - беженцев из Джебраила, которые его доставали своими скандалами. Правда, общую картину портит его средний сын, который вместе с родителями также сдался в азюль - он в первый же день признался, что в Баку работал официантом, а в Берлине жарил донер. Да и элементарная одежда на Акифе мягко говоря, явно не служит подтверждением его слов - а в Азербайджане, как известно, в отличие от Германии по одежде и встречают, и обычно провожают. Симптоматично и поведение Акифа во время раздачи бесплатной ношенной одежды в лагере - такой жадности я не видел даже у африканцев и у арабов. Но это не мешает ему вечером за чаем продолжать рассказывать о своих богатствах в Баку и возможностях сына в Берлине. Слушать это порою нестерпимо, и мы часто просто прерываем игру и выходим курить.
Но аксакал есть аксакал, и никто ему не возражает.
В целом окружающая обстановка располагает к умеренности. Нихайм после Билифельда - это отпуск. Мы живем в бывшем детском лагере, который беженцы еще не успели превратить в хлев. Немецкая часть персонала - за редким исключением - очаровательные люди. Среди них выделяется Рози - всегда улыбчивая, готовая подсказать и помочь - она становится любимицей беженцев. Чего не скажешь о медсестре в лагере.
Эпопея с зубными болями Марьям продолжаются и в Нихайме. В первый же день я обращаюсь в медчасть - что-то надо делать с ребёнком. Но там мне объясняют, что, наверное, в скором времени нас ожидает трансфер, и проблему решат в новом месте. Мне дают обезболивающую таблетку. Но вечером, когда у ребенка начинаются боли, таблетка не помогает. Спасает охранник - у него есть таблетка. Более того, к утру выясняется, что медсестра мне вместо таблетки от боли дала лекарство от температуры. На следующий день я появляюсь в медчасти в дурном расположении духа. Медсестре я начинаю открыто угрожать - обращусь к омбудсмену по правам детей, руководству департамента по делам детей и вообще сейчас вызову полицию. Это помогает - мне тотчас же выписывают направление в больницу. Через час, с легкой руки местного врача проблема решается.
Проблемы также возникают с бывшими беженцами, которые работают в лагере. Больше всех лютуют сириец и иранский азербайджанец - они, к примеру, четко следят за тем, чтобы никто не курил на балконе. Иранец даже пытался утрамбовать семью Акифа в одну комнату сначала с македонцами, а потом с армянами. Затем наступает моя очередь - комнату я должен делить с компанией индусов. Но в трудные моменты у нас проявляется азербайджанское национальное единство. Мы вместе даем отпор администрации и выгоняем непрощенных гостей. И вообще в Нихайме мы живем отдельной жизнью - вместе ходим в столовую, вместе гуляем и вместе проводим вечера. Вечерние посиделки проходят в моей комнате, где собираются мужчины. Марьям в это время забирают женщины.
При лагере работает детский сад. Марьям до 4-х дня там. А для нас днем рядом футбольное поле и бильярдный зал. Общую милую картину дополняют и проживающая рядом община македонских цыган. Они занимают несколько комнат, но там им тесно - день они проводят в холле, сидя на ковре. Там они поют, слушают музыку, их дети играют. Общую картину портит только эксцессы с воровством в лагере - поймали одного шри-ланкийца, укравшийденьги у своих земляков, с которыми жил в одной комнате. К счастью для молодого человека, про «понятия» на этом острове не знают. Его за «крысятничество» не бьют, как бы это наверняка сделали выходцы из бывшего Союза, но сдают полиции. Ну и в своем ажуре грузины - в первые же выходные они совершают кражу со взломом местного продуктового магазина. В понедельник всех 11 грузин забирает полиция.
Правда, через пару дней и их, и шри-ланкийца возвращают в лагерь.
Но все хорошее имеет привычку заканчиваться. Притом обычно быстрее, чем плохое. Через три недели у нас трансфер. Нас с Марьям отправляют в город Боттроп. Земляки за меня рады. Они уже знают, что Боттроп находится в 10-ти километрах от Эссена, где есть несколько автомобильных рынков. «Приедешь, позвони в Баку, начинай гнать машин. По доходам тебе немцы позавидуют» - уверены они. Может быть, но алвер это не мое с детства. Оптимизма не добавляет и рассказ приятеля, который жил в Эссене. «Боттроп - это дыра дыры. Это бывший шахтерский город. Шахты закрываются, город вымирает» . В 9 утра мы все собираемся у выхода лагеря. Следуют дежурные слова и клятвы о вечной дружбе, обещания непременно звонить и заходить в гости. В последний день для Хагани и его семьи амнистия - - они тоже в общей тусовке. В скором времени нас сажают в такси и отправляют на новое место дислокации
Боттроп. Покинутый город
Первые справки про город, в котором мне придется жить определенное время, оптимизма не добавляют. Боттроп - это бывший шахтерский город. Со временем почти все шахты закрылись, а уголь стало выгоднее поставлять из Польши и России, чем добывать самим. Поэтому город приходит в запустение. По словам коллег, в Боттропе за пятьдесят тысяч евро можно купить очень даже приличную квартиру. К слову, позже знакомые турки в этом городе мне показали двухэтажный дом с участком, который стоил 70 тысяч евро.
В Боттроп нас привозят днем. Водитель такси оставляет меня и Марьям с вещами перед 4 этажным симпатичным зданием. Дальше - сами. Оказывается, что мы не одни. Из Шоппингена привезли иранцев и группу македонских цыган.
Везение такое, что мы попадаем в обеденный перерыв. Сотрудники социальной службы нам предлагают «погулять часок». Погулять удается удачно - в соседнем здании находится гипермаркет Кауфланд. Там распродажа, и всего за 20 евро мы покупаем большой чемодан. Через 2 дня эти чемоданы опять будут стоить 70 евро. В назначенное время, в 3 часа мы опять собираемся на четвертом этаже. Нас с Марьям первыми сажают на такси и отправляют в новое место жительства.
Через 10 минут я стою перед двухэтажным зданием. И понимаю, что мои предыдущие злоключения были если не белой, то уж точно серой полосой. Черная полоса только начинается. Это даже внешне убогое строение, которое чем-то напоминает старые бани в Баку. На нашу беду еще нет и хаусмастера - по-нашему - коменданта общежития. Но нетерпеливого ожидания нет - я понимаю что внутри меня ничего приятно не удивит. Около получаса мы вместе с таксистом стоим и ждем его во дворе. Появляются двое молодых людей спортивного телосложения. Обоих зовут Питер. Только один из них немец, а второй - серб, который немного говорит по-русски. Они и показывают нам нашу комнату.
Это коморка в 10 квадратных метров. Внутри 2 железных кровати, 2 металлических шкафов и стол. На окне висит какое-то тряпье. Убогость чувствуется тут во всем, и мне с трудом верится, что в ведущей экономике Европы есть еще такие строения. Кухня, душевая и туалет один на целый этаж.
К вечеру ощущение беды чувствуется сильнее. Стоит мне открыть дверь в коридор, как в нос бьет ужасное зловоние. Такого нет даже в квартирах законченных алкашей. Ощущение такое, будто прямо под носом канализация с пищевыми отходами. На дворе ноябрь месяц. Но я понимаю что даже если в комнате будем ходить в дубленках, окно в комнате, по крайней мере, днем я не закрою. К слову, с погодой нам везет. В этом году в Боттропе нет ни снегов, ни морозов. А температура за всю зиму даже ночью не опускается ниже пяти градусов. Хотя по рассказам знакомых, в предыдущую зиму было все. Так что, открытое окно практически ничем не мешает.
Кстати, источник химической атаки мне на следующий день раскрывает сосед Кирилл. Кирилл из России, приехал в Германию сдаваться по причине преследований на религиозной почве. И уже получил статус беженца. Правда, на религиозного фанатика он не похож. Адекватный молодой мужчина, с беременной супругой и с двумя детьми. Прибыв в Германию, он даже не ходит на церковные собрания. По словам Кирилла, неприятный запах в коридоре это результат гастрономических своеобразностей африканской кухни. «Ты понимаешь, когда жарят вместе перец, огурцы, чеснок и мясо, это не очень приятно пахнет». Оказывается, все это жарится в огромной сковородке, а мясо специально недожаривается. На следующий день остатки еды еще раз жарят и доедают. Притом именно жарят, а не греют. Так что молодая беженка с двумя детьми из экваториальной Африки - «любимица» всего общежития, вне зависимости от национальности остальных беженцев. К ароматам ее кухни прибавляется еще и запах одежды, которую все беженцы сушат в коридоре. То, что мы попали в прескверную ситуацию, понимает и Марьям. Ребенок обнимает меня за ноги и начинает плакать: «Папа поехали обратно в Нихейм. Я не хочу тут жить». В этот момент я начинаю завидовать женщинам - они могут выплакаться и сбросить камень с души. Нам, мужчинам, надо все вытерпеть.
В последующие месяцы Боттроп будет для ребенка синонимом ужаса. Окрик: «будешь себя плохо вести - вернемся жить в Боттроп» моментально прекращает любые ее шалости и истерики. Понятно, что ребенку тяжелее. Она, к примеру не понимает почему ее заперли в комнате и не выпускают в коридор. Объяснение «там грязно» мало помогает. Ей хочется побегать и побеситься с другими детьми, как это было в Минске или в Нихейме. Но коридор в боттропском хайме - это даже не коридор в билифельдском отеле. Так получилось, что кухня, душевая и туалет находятся в одном пятачке, двери открываются друг против друга. В туалет идем почти бегом - там есть форточка без стекла и пахнет терпимее, чем в коридоре. По коридору бегают тараканы. Это начинает понимать и Марьям. Как то я забыл за собою закрыть дверь в комнату. При выходе из туалета за дверью, перед кухней, я увидел Марьям. Ребенка вытошнило.
Ко мне заходят знакомиться соседи. Иранец Сам больше остальных готов помочь всегда и во всем. Он меня и успокаивает. «Ты не переживай. Пройдет пару недель, ко всему этому привыкнешь». Сам - перс из Исфахана, приехал тоже по религиозному вопросу (он перешел в христианство, а в Иране за это грозит смертная казнь). По-азербайджански не понимает, поэтому и рабочий язык в нашем общении - наш ломаный английский. До появления земляков, Сам и Кирилл поддерживают и помогают. Они показывают ближайшие магазины, учат меня через телефон подключить ноутбук к интернету.
Пользуясь выделенной линией в Минске, я вообще не мог представить себе, что есть такая техническая возможность. Приходится строить принципы жизни. Понятно, что о готовке в этой кухне не может быть и речи. Поэтому и едим в турецком кафе или в Макдональдсе. О сушке одежды в коридоре тоже думать не приходится = не хватало того, чтобы наша одежда пропахло вот всем ЭТИМ.
Круг общения, в основном, турки. Вообще, их в Боттропе много. Рассказывают, что именно турки, начиная с шестидесятых годов, сыграли большую роль в поднятии шахт и в машиностроении. Первое что меня впечатлило в общении с турками - любой из них, вне зависимости от того, родился ли он в Германии, или переехал из «мемлекет», свободно говорит по-турецки. Без всякого намека на акцент, от совсем еще малышей до стариков. К чувству уважения добавляется и определенный стыд - Марьям не может по-азербайджански сказать и двух слов, да и мне самому говорить и писать легче по-русски. Это почти тренд у азербайджанских детей, которые рождаются в странах СНГ или в Европе - редко кто из них говорит на родном языке. В Боттропе 4 мечети - для 120-тысячного города это даже много. И по пятницам они переполнены именно турками. В этом городе 8 азербайджанских семей. Из них только одна женщина ходит в мечеть. Я рассказываю это приятелю из Баку, и он закономерность с турецким подходом к собственному языку и национальному вопросу объясняет просто: «У них есть самосознание принадлежности к великой нации. У нас этого нет. Рыба гниет с головы, и нас еще очень сильно развращает правящий клан. Так что, в скором времени мы превратимся в цыган. Только с собственным государством».
Вскоре мы начинаем знакомиться с проживающими в городе азербайджанцами. Первыми у нас появляются Ильяс с супругою. Они приехали в Германию в 2004 году. И 9 лет жили на птичьих правах, числясь беженцами. Им помогла статья о гуманитарном беженстве, принятом в ФРГ. На основании этой статьи они и получили статус беженца. А первооткрывателями Боттропа стал,а семья врачей - Закир и Нигяр. Они уже получили ВНЖ, работают и теперь строят большой дом.
Но ключевая роль в маленькой азербайджанской общине принадлежит Эмину. Он бакинец, приехал в Германию лечить сына. Именно Эмин первым меня предупреждает - меньше всего тут можно полагаться на земляков. Азербайджанцы в Боттропе - по ментальности, это уже немцы, для которых человеческая проблема касается его самого и соответствующую государственную структуру. Эмин рассказывает, как ему своего больного ребенка приходилось таскать на руках в больницу - это прошло мимо боттропских азербайджанцев с собственными машинами. Зато все это не мешает нашим соотечественникам периодически устраивать посиделки и рассказывать друг другу, как они готовы в любую минуту прийти на помощь другим азербайджанцам. В дальнейшем я это испытываю и на себе - в конце января я мучаюсь от боли в ноге. Боли доходят до того что становиться трудно дышать, не говоря о том, чтобы встать и ходить. И рядом только пятилетний ребенок, который требует заботы и ухода. На помощь приходят только те же самые беженцы. Камиля забирает Марьям к себе, а Эмин помогает в общении с немецкими врачами. И вовремя - через час после того, как меня забирает в больницу скорая помощь, делают операцию - существовала опасность гангрены. Но даже больше чем мне, от национальной солидарности достается Камиле. Она приехала в Германию тоже для лечения - Камиля страдает мультисклерозом. У нее в голове 17 очагов, и только уколы ей помогают жить. Один укол в Баку стоит 300 манатов, эти уколы больной должен получить еженедельно. Семья уже продала одну квартиру и пустила ее на уколы в течение одного года и лечение в Иране. Иранские врачи помочь не смогли. Пришлось приехать в Германию. В лагере для беженцев в Шоппингене она получала всю необходимую помощь и уколы. Проблемы возникли в Боттропе. Социальная служба отказывается выделять ей лекарства. Несмотря на то, что, согласно законодательству, все беженцы имеют бесплатную медицинскую страховку и государство ответственно за их здоровье, Камиле заявляют, что на такое лечение могут рассчитывать только жители Германии. Рядом земляки - они советуют несчастной женщине не волноваться и во всем полагаться на них. Три месяца Камиля надеется и ждет - ведь ей обещали помочь. Через три месяца выясняется, что никто палец об палец не ударил - даже ее слова немецким врачам перевели неправильно, и в результате Камиле поставили совершенно другой диагноз. Приходится в срочном порядке нанять адвоката и начинать войну с социалкой. Только после этого ей проводят полное обследование и начинают хоть как то помогать. Услышав это, я понимаю, что на посиделки «местных» я ни ногой - слушать их рассказы будет выше моих сил. Особой колоритностью среди беженцев выделяется Низами. В самом начале появления в Боттропе, он тоже пытается «оттопырить пальцы» - зарабатывал в Баку полторы тысячи манат в месяц. Но довольно быстро он говорит правду - признается в том, что ни гроша не зарабатывал, а в последние годы его, супругу и сына содержал его отец. Деньги на Германию тоже дал частично он, а остальные пришлось взять в долг. Низами сходил на митинги, нарвался на то что его задерживали, правда, с желанным арестом не повезло - вместо этого его оштрафовали. Низами типичный представитель хитрого крестьянства. Про его жадность рассказывают интересные истории - к примеру, и в Билифельде, и в Шоппингене, где он сидел, Низами «кинул» соотечественников на пачку сигарет. Но с немцами ему не так везет. Во время раздачи бесплатной одежды, он собственноручно ножом порвал обувь себе и сыну, надеясь на более качественную одежду. Но получил использованную китайскую продукцию.
Многих впечатляет работа социальной службы Боттропа, которая занимается беженцами. Вообще, отношение немецкого социала к беженцам строится по принципу «че вы сюда приперлись, а раз уж приперлись, то терпите». Боттропская социалка «звездит» даже на фоне других. К примеру, бумагу, для постановки на учет у доктора «крайншайн», которая полагается всем беженцам, у ботроппской социалки приходится добиваться, обосновав, чем болеете. По закону эту бумагу вам должны просто прислать по почте. Особая ситуация и с пособиями для беженцев. С одним из наших соотечественников случилось интересная история. В 2010 году по всей Германии размер пособия установили в 370 евро на взрослого. Адиль об этом не знал и в течение года продолжал получать 183 евро. Когда узнал, попытался получить причитающиеся ему деньги. Но был послан далеко. Пришлось нанять адвоката и подать в суд на социалку. Это подействовало, и ему выплатили задолженность в размере 2000 евро. Про грубость сотрудников социалки ходят легенды. Ключевая фигура в этой структуре, некий Гробовский, по рассказам беженцев, уже один раз расплатился за свое поведение. Его ударил ножом беженец араб. По рассказам беженцев, отношение к себе можно улучшить, устроившись на социальную работу. Это, в основном, уборка улиц. За работу платят по полтора евро в час. В месяц это получается около 190 евро. Понятно, что мне это не светит даже при желании. На руках ребенок, которого не с кем оставить. Правда, многие беженцы предпочитают работать в «черную». Это работа у турок и у арабов. За нее платят по евро в час. Но тут есть свои моменты. Если полиция поймает на работе, то работодателю грозит штраф в размере пятидесяти тысяч евро. Неприятности будут и у беженца. Поэтому, на черную работу берут неохотно, а в Боттропе это чаще всего раздача флайеров. При проявлении интереса со стороны полиции, надо полагаться только на свои ноги, состязаясь в спринте со стражами порядка