Анатолий Найман "Рассказы о Анне Ахматовой"
"Когда однажды кто-то из близких сказал, что у сына Ахматовой, Льва Гумилева, трудный характер, она ответила резко: "Не забывайте, что его с девяти лет не записывали ни в одну библиотеку как сына расстрелянного врага народа".
***
Внезапно прочитала книжку Анатолия Наймана "Рассказы о Анне Ахматовой". Книжку помню из детства, как она стояла на полке. Ничего не ожидала - отыскала на даче. Какая-то дурацкая книжка. Даже в названии ошибка - в современных переизданиях книжка уже называется "Рассказы ОБ Анне Ахматовой" Попала на какой-то отличный отрывок. А дальше читала с упоением неделю. С начала и до конца. Хотя были скучные или малопонятные для меня главы.
В книге много живой Ахматовой, настоящей. Много, конечно, и Наймана с его умением запомнить, пересказать, дорисовать. Найман не раздражал, кстати, в текстах. А где-то очень напоминал (простите) Довлатова. Читалось одно время. А Ахматова была близка, одинока, понятна, иронична. И много всяких деталей, которые делают ее понятней и ближе.
Пересказывать трудно. И не только из-за обилия деталей, действующих лиц и сюжетов. Но и потому, что моего культурного кода не хватило на эту книжку. Там за каждым поворотом - культурный слой. В котором надо находиться. С момента серебряного века и до смерти А.А., до 1964 года. От "Бродячей собаки" до постановлений Сталина о закрытии журналов.
В какой-то момент все лица смешались в одну толпу - Гумилев, Мандельштам, Гиппиус, Маяковский на углу Большой Морской, все. И осталась одна Ахматова.
Я бы перечитала потом. Если вдруг поумнею однажды.
***
Ахматова считала, что настоящему артисту, да и вообще стоящему человеку, не годится жить в роскоши. "Что это он фотографируется только рядом с дорогими вещами? - заметила она, рассматривая в журнале цветные фотографии Пикассо. - Как банкир".
***
Если не случалась встреча, случалась невстреча, обе были для нее одинаково реальны и заколдованы, вещественны и бесплотны.
***
Когда Анненский увлекался какой-то дамой, жена продавала очередную березовую рощу и отправляла его в Швейцарию, откуда он возвращался "исцеленный".
***
Она выделяла Хармса-прозаика: «Он был очень талантливый. Ему удавалось то, что почти никому не удается,- так называемая проза двадцатого века: когда описывают, скажем, как герой вышел на улицу и вдруг полетел по воздуху. Ни у кого он не летит, а у Хармса летит».
***
А уже к разговору о просчетах, действиях не вовремя, доле мгновения и тому подобном рассказала, как, когда Гумилев был в Африке, она почти безвыходно сидела дома и лишь однажды заночевала у подруги, В эту ночь он вернулся. Она, приехав наутро и увидев его, заговорила, застанная врасплох, что надо же такому случиться, первый раз за несколько месяцев спала не дома - и именно сегодня. Кажется, при этом присутствовал ее отец, и не то он, не то муж обронил, когда она замолчала: "Вот так все вы, бабы, и попадаетесь!"
***
"Когда Роман Якобсон прибыл в Москву в первый раз после смерти Сталина, он был уже мировой величиной, крупнейшим славистом. На аэродроме, у самолетного трапа, его встречала Академия наук, все очень торжественно. Вдруг сквозь заграждения прорвалась Лиля Брик и с криком "Рома, не выдавай!" побежала ему навстречу..." После паузы - с легким мстительным смешком: "Но Рома выдал". Имелась в виду вес эти годы скрываемая Бриками парижская любовь Маяковского и его стихи Татьяне Яковлевой".
#читаю2019