- Гоха взял медок, мама, дай блинок! - кричит нечаянный поэт Гоха.
В тон ему кричит из туалета Яся:
- Приходите в туалет те, кто хочет, и кто нет!
Гоша, проникнувшись агитацией, садится на горшок. И тут звонит телефон. А в трубке - никакой романтики и розовых соплей - моя юность, Захар. Оттуда, с Ланского шоссе, с общажной кухни, с разговоров у окна, с уверенности - все будет хорошо. У Захара тогда были мелко-вьющиеся длинные (но покороче, чем у Леонтьева) волосы и ярко-синий взгляд. Взгляд остался, разве что потускнел. А вот про ту прическу Захар сейчас может вспоминать разве что во сне, и то икая от недоумения: это правда было?
Захар звонит два раза в год. На мой ДР. И на ДР моей сестры. Эта привычка у него с тех самых времен - когда мы жили вместе.
- Инку дай! - говорит.
- Как дать? - спрашиваю. - Она в Твери.
- Сослана?
- Ну...
Всего-то одно "ну" - и уже нет той легкости и той студенческой уверенности "все будет хорошо". Безоглядной уверенности.
- Мама мой Гохе попу! Мама мой Гохе попу!
Я держу трубку около уха, приподняв плечо. Льется вода. Захар все понимает.
- Попа чистая у Гохи! В попе нет микробов! Нет микробов в попе! - распевает Гоха.
- Жизнь кипит, - больше себе, чем мне говорит Захар.
Юность прошла. Остались только наши телефонные номера и ощущение, что пока мы рядом, на расстоянии звонка - мы те же.
- Скинь мне Инкин новый телефон, ладно?
И через минуту:
- Не отвечает Инка.
***
А за кадром все те же пляски:
- Попа чистая у Гохи! Нет микробов в попе! Нет микробов!
А в голове -
мой рассказ про Инну. И про то, как мне повезло, что у меня есть сестра. С днем рождения, сестренка!