Ревность.
Человек-мозаика, шалтай-болтай.
Все при мне: голова садовая, руки-крюки, ушки на макушке - хожу-брожу, шевелю поршнями. А пузо, гля, как у того арбуза!
Человек-поговорка, человек-эпитет. Плечи словно крылья, грудь колесом, ноги от ушей, одним словом - кипарис!
И все-то у меня на глазах написано, по губам читается, да что там - насквозь видно! Будто бы и нет меня совсем, одно выдает - трубы внутри огнём горят. Бегу от проблем - только пятки сверкают. И душа в них. В пятках. Ахиллес хренов, лишь бы задницу прикрыть.
Герой-любовник второго плана, а у самого, пардон, рыльце в пушку.
Язык мой - враг мой, чует моё сердце, доведёт когда-нибудь до Киева, подлец, да бросит на произвол. Эх. Пусть так, чем бубновый туз на спине.
Где вы люди? Где вы человеки?
Бред.
Волосы встают дыбом, кусаю локти, губы, зубы стучат на полке, а она все ползет и ползет, эта проклятая, черт бы её побрал, синяя-пресиняя борода.
Все при мне: голова садовая, руки-крюки, ушки на макушке - хожу-брожу, шевелю поршнями. А пузо, гля, как у того арбуза!
Человек-поговорка, человек-эпитет. Плечи словно крылья, грудь колесом, ноги от ушей, одним словом - кипарис!
И все-то у меня на глазах написано, по губам читается, да что там - насквозь видно! Будто бы и нет меня совсем, одно выдает - трубы внутри огнём горят. Бегу от проблем - только пятки сверкают. И душа в них. В пятках. Ахиллес хренов, лишь бы задницу прикрыть.
Герой-любовник второго плана, а у самого, пардон, рыльце в пушку.
Язык мой - враг мой, чует моё сердце, доведёт когда-нибудь до Киева, подлец, да бросит на произвол. Эх. Пусть так, чем бубновый туз на спине.
Где вы люди? Где вы человеки?
Бред.
Волосы встают дыбом, кусаю локти, губы, зубы стучат на полке, а она все ползет и ползет, эта проклятая, черт бы её побрал, синяя-пресиняя борода.