Кратко о перспективах
Наиболее тяжелое и горькое русское поражение при переходе из советского изоляционизма в демократию красных портянок - культурное. Неизбежный культурный коллапс, обусловленный бременем советского наследия, пребывавшей в состоянии ремиссии еще с военных лет страны, в конце восьмидесятых и начале девяностых показал себя во всей красе, и именно его российская власть не способна была вычислить по причине собственного сродства недугу. После случившегося рецидива вся перестроечная риторика вмиг стала жутко неуместной.
Культура власти - есть культура народа. И круг замыкается, не оставляя ни единого шанса на спасение тем, кто попал внутрь, будь ты хоть трижды против. Скорее даже, чем больше ты против, тем больше ты с народом. Взять хотя бы Валерию Ильиничну и попробовать ее примерить на Европу или Америку. Невписываемость просто до боли в зубах. Единственный возможный ее ареал обитания - диспозиция, собственное противопоставление России… однако, исключительно в рамках России.
Рассеянин - это моральный урод per se, с вогнутым чувством собственного достоинства у одних и с вывернутой по этой причине психикой у других. Первые, суть, вконец оскотинившийся пролетариат, причем неважно: панельных домов и утренних возлияний или кирпичных особняков и белоснежных дорожек на столах из красного дерева, вторые - озверевшие от произвола первых люди, яростно вцепившиеся в свою идентичность, но вынужденные ее бесславно терять в очередях Новинского бульвара.
А чуть ниже граница двух размывается, в лучшем случае сводясь к маркам пива и любимым крепким словцам. Но… никакой мысли, никакой надежды, никакого действия. Только картина маслом.
Пьет муниципальный депутат Янкаускас, журналист Кашин решает кто сегодня хуй, ему подсказывает из-за угла демократ Яшин, что это вообще-то в тюрьме называется «зашквар»; с дальней парты тянет пухлую ручку националиста Стасик Яковлев, зачем-то предпочитающий откликаться на «ортега», поправляя, что Илья Валерьевич вообще-то не лезет на баррикады и сливает протест, с галерки прилетает «открытка старику Линделе» (на ней изображен музилка из советского комикса), «Ахахахаха» - постит картинку с бурматовым Навальный, Янкаускас, тем временем, размышляет о том, как приятно пить пиво с похмелья с утра в институте из чашки [оставляя за кадром историю о том, как потрезву в свое время обещал оформить депутатский запрос на всех узников 6го мая, проживающих в Зюзино], ШТОА?! - не унимается Навальный, постя линк на очередную инициативу едра, на сцене появляется пряников, именует себя евросоциалистом, и предлагает всем участникам КС, а особенно навальному, в лучших традициях европейского социализма, скинуться на адвокатов для узников болотной, при этом настойчиво рекомендуя потенциальными узникам просить полит-убежища в той же Европе, его ретвиттит Кашин. Появляется Ольшанский и мечтательным голосом поэта серебряного века говорит нечто декадентское, - его никто не слушает, но все, на всякий случай, аплодируют, кашин делает ретвит. Тут вновь появляется ортега и утверждает, что кремлевского зигатроника «тесака» не надо было тогда сажать по 282-й. Некто Хорев, доселе неизвестный, «съебывает из «сраной рашки», на него направляются все говнометы российского сегмента твитера, потом появляется пухлый лик еще одного националиста-теоретика, Просвирнина: тот также припоминает Навальному тесака, что-то говорит о сливе протеста либералами и их нежелании идти с айфонами против дубинок, утверждает, что больше не хочет Собчак, на всякий случай всех провозглашает советскими и удаляется. Его ретвитят Ортега и Кашин. Янкаускас открывает коньяк. Занавес.