(no subject)
АКЦИЯ "ВОЗВРАЩЕНИЕ ИМЁН". Москва, Лубянка, 29 октября.
С 10 утра в сквере у Соловецкого камня - длинная живая очередь. По очереди люди подходят к микрофону, зачитывают по два имени репрессированных, оставляют цветы или свечу, уходят. Многие к указанным в списках именам добавляют от себя.
Мне достались Дмитрий Житкевич и Илларион Жолтун.
Мир их праху.Пусть простят страну, которая так и не покаялась
."Мой прадед. Василий Белик. Расстрелян в 38-м" (добавила я от себя).
Чуть поодаль, у устья Никольской, у печально известного "расстрельного дома" стояли люди с портретами. Спикер разъяснял необходимость открытия в этом доме (ныне - частном владении) музея. "Зачем вы это делаете? Какого...?!" - орал на пикетчиков упитанный человек с рыльцем в пушку. Ему не отвечали. "Жидовьё!!! - в ярости харкнул хряк и стремительно удалился. "Ничего удивительного, - усмехнулись пикетчики. - Дело-то это тяжёлое. Мы - привычные!"
Насчёт того, как это больно - умирать под расстрелом - представить сложно. А вот представить, как же это СТРАШНО - можно.
Подходят всё новые и новые. Очередь не редеет и не укорачивается.
Подходят всё новые.
Всё это похоже на эпический плач. И молитву. И на по-настоящему талантливую пьесу в жанре verbatim
С 10 утра в сквере у Соловецкого камня - длинная живая очередь. По очереди люди подходят к микрофону, зачитывают по два имени репрессированных, оставляют цветы или свечу, уходят. Многие к указанным в списках именам добавляют от себя.
Мне достались Дмитрий Житкевич и Илларион Жолтун.
Мир их праху.Пусть простят страну, которая так и не покаялась
."Мой прадед. Василий Белик. Расстрелян в 38-м" (добавила я от себя).
Чуть поодаль, у устья Никольской, у печально известного "расстрельного дома" стояли люди с портретами. Спикер разъяснял необходимость открытия в этом доме (ныне - частном владении) музея. "Зачем вы это делаете? Какого...?!" - орал на пикетчиков упитанный человек с рыльцем в пушку. Ему не отвечали. "Жидовьё!!! - в ярости харкнул хряк и стремительно удалился. "Ничего удивительного, - усмехнулись пикетчики. - Дело-то это тяжёлое. Мы - привычные!"
Насчёт того, как это больно - умирать под расстрелом - представить сложно. А вот представить, как же это СТРАШНО - можно.
Подходят всё новые и новые. Очередь не редеет и не укорачивается.
Подходят всё новые.
Всё это похоже на эпический плач. И молитву. И на по-настоящему талантливую пьесу в жанре verbatim