Бигова: природа психанула
На ком-то природа, может, и отдыхает, но на Бигова - психанула. Потом объясню, с чего это я.
Бигова, на первый взгляд, просто тихое приморское местечко, каких, по счастью, пока хватает на белом свете.
Укромный закуток, потайной кармашек Черногории. О нём хоть и знают, но не особо пользуются этим знанием. Резон у непользователей один: «А чего там делать-то?»
(Вот на этой прекрасной картинке - три убеждённых бездельника. Слева-направо - Никулин, Моргунов и Вицин. То есть я, Лёха и Даша. которые идут с причала на берег, чтоб ничего не делать, только поужинать.)
Непользователи, в принципе, правы: ни шопинга, ни ассортимента приморских развлечений. На причале нет электричества, да и водой не заправиться. Здесь мало кто задерживается. (Одна лишь «Арктика» торчит на якоре посреди воды, как несдающийся врагу гордый «Варяг», как затёртый во льдах «Челюскин»; уж который год торчит, хотя её хозяева - явные непользователи Бигова, потому-то их на борту никогда не видно, "Арктика" безлюдна.)
Вот она, "Арктика".
Редкие птицы (те, которые регулярные пользователи Бигова) уж небось знают, чем и как надо пользоваться в Бигова. Я не про Волочкову, которую пару лет назад мы тут засекли; она порскнула мимо босиком и в парео под наше "улюлю", порскнули за нею по пятам волочковские дочка и мама - вот и весь "транзит глории мунди". С тех пор знаменитость в Бигова не показывается.
На территории чуть больше среднестатистической детской площадки никаких особых дел не наворочаешь, так что деловые и деловитые отсекаются сразу. Зато всякий невротик мгновенно распознаёт свою усыпальницу: ровно тут можно наконец остановиться, замереть и в особой местной тишине услышать робкий шорох заново отрастающих нервных клеток.
Нервные клетки наконец-то восстанавливаются, они латаные-перелатаные, кованые-жёваные, им давно пора. Их не остановят никакие местные сплетни:
- Тут на днях ребята мурену видели. Вот прямо тут, у пристани. Небольшая, метра на полтора.
(Ох, напугали! Ну и что? Сама ж как-то раз едва не облобызалась с муреной в Красном море - и ничего никому за это не было, ни мне ни ей, всем же места хватит в нашем удивительном, непостижимом мире!) Тут по берегу полным-полно морских ежей - так что ж, теперь ещё и их бояться?
В Бигова и впрямь время от времени видно мурену. Где угодно. Например, недавно она вдруг вылезла из капитана Лёхи.
Был поздний вечер, наша лодка опустела: команда ушаркала ужинать, на самом первом снимке видно, как они ушаркивают по пристани к излюбленному нами ресторанчику. Он открытый, с шершавыми каменными стенами, на которых вперемежку с рыбачьей сеткой понавешано всякого.
Все ушли, я повисла на леере, мигала в воду на отражения звёзд и думала всё об одном-единственном - ну-как-же-хорошо-как-же-тихо.
Палуба качалась-баюкала, вода тихонько поплёскивала.
Экипаж бузил на берегу.
Я всё думала про своё как-же-хорошо-как-тихо, об этом никогда не надоедает думать, как вдруг с пристани через леер переступила решительная тень.
На палубу плюхнулась мурена-оборотень. Свирепая рыба без чешуи. Она-то в природе и так без чешуи, а тут ещё и в дредах, и в оранжевых шортах, и в жёлтой майке с надписью Chelyabinsk.
Плюхнулась и стала огнедышать, клацая страшными зубами в восемь рядов. И всё это при луне.
- Всё, Лен. Я сказал, всё! Этот раз - последний. Не перебивай! И больше я никого из вас никогда не увижу. Это - всё!!!
Мурена сделал паузу, чтоб сверкнуть оком и хлестнуть по палубе двухметровым хвостом.
- Лёшенька - ..?
- Всё! Больше не хочу видеть ни Фила, ни Дашки. Мы теперь - враги до посинения. Я их теперь терпеть не могу. Я их… Ну а ты ж без них сюда не приедешь. Чего с тобой говорить...
- Лёш?
Мурена-Лёха сделала резкий бросок в мою сторону:
- Отвечай не раздумывая: ты как относишься к Михаилу Боярскому?
- Хорошо!
Мне раздумий не надо: в этого артиста я была влюблена весь мой седьмой класс, это солидный возраст любви, надо помнить и чтить.
Мурена моментально испарилась, остался один лишь Лёха. Он вздыхал, качал головой, чуть не плакал и кротко жаловался, что там, в ресторане на берегу, злые мои родственники, оказывается, не любят Михаила Боярского… Сидят, пьют, едят и не любят.
- Они говорят, у него голос козлиный! Ещё говорят, что под шляпой он развёл тысячу чертей, - горевал Лёха. - Если б ещё и ты была за них, я б тогда не знаю, что б дальше вообще...
Как легко из человека делают мурену. Как легко из мурены делают человека. И то и другое - "сделано в Бигова". И с чего бы это?
Тихий закрытый заливчик, идеально овальные берега, выхода в открытое море не видно, крошечная пристань, рядом пляжик метров в семь длиной, над ним пять с половиной местных домов ярусами карабкаются в крутую горку - вот и вся Бигова…
Ах идеальные-овальные? Так нате нам всем вид сверху. Наш приятель и родственник по имени Этот - специально заснял Бигова, когда парИл над ним в маленькой самолётке. Вот оно как выглядит на самом-то деле, если смотреть на него отстранённо и объективно. То есть сверху.
Видали когда-нибудь квадратный залив природного происхождения? - Вот он:
Возмутительно.
Как же это? Ну как?
Ведь на самом-то деле в природе должно быть так, как, допустим, в Которе и всех прочих приличных местах земли и моря. Овально и закруглённо, материя тяготеет прочь от углов, тут всё должно быть плавно, иррационально, извилисто.
Хотя б вот так:
- Не знаю, - равнодушно пожал плечом Этот, - Что видно было из самолётки, то и снял.
Можно подумать, полжизни провёл, фотографируя сверху квадратные водоёмы естественного происхождения. Да и вообще, как же раздражают люди, которые упорно ничему не удивляются. Ну давай, удивись же, ты! Убудет с тебя, что ли, если хоть раз вместе со мной удивишься - как нормальный человек?! А?!!
- Да ладно, мам, - вмешалась Даша. - Я себе называю это «природа психанула». Психанула, да и сделала по-психованному. А что, она же тоже живая, значит, право имеет. Бывает.
Природа психанула, устав от «естественных природных форм», репетирует понемногу, прежде чем сделать что-нибудь посерьёзнее - например, планету-додекаэдр, вокруг которой пустить вращаться солёные огурцы, нас с вами и всё остальное впридачу.
Теперь ясно, откуда тут мурены, Михаилы Боярские и Лёха-оборотень. Бывали с Лёхой и другие странности - и всякий раз неизменно здесь, у маленькой биговской пристани.
Квадратное Бигова и его (её?) заветный ресторанчик - ловушка для сообщества анонимных невротиков. Мы умели тут застревать так, что даже самый стойкий официант не выдерживал:
- Может, вы теперь, наконец, ничего больше не хотите?
- Ну как же, как же, - оживлялись мы, - Нам ещё двести этой вильямовки-шекспировки, да по пиву, да ещё сейчас чего-нибудь придумаем. Да «Князя Милоша» пожалуйста, самую большую!
Он убегал, потом появлялся со страдающим и решительным лицом и графином вильямовки (местный сорт грушевой такой граппы):
- Вот что, забирайте это к себе на борт, там пейте.
- А если тууут? - обижались мы.
- А тут уже третий час ночи, - говорил мушкарец, еле сдерживая слёзы. - Мне спать хочется. Очень. Мне ресторан закрывать пора. И вообще завтра на работу к восьми.
- Друууг, - тянули мы, - Ну что ж ты раньше не сказаал? Прости-прости, друг, ухооодим.
С борта мы сигали в чёрную прохладную воду, потом на палубе допивали свою вильямовку и хватались за гитару.
Пели разное, лично я всякий раз старалась подстроиться в терцию. Чтоб было хоть какое-то двухголосье. Получалось через раз да на десятый, наши музыкальные инсинуации отражались от неподвижной воды, улетали в космос. Получалось громко, хотя за прочие составляющие качества поручиться не могу. Объективности не хватает.
- Welcome to the Hotel California! Such a lovely place , - надрывались Лёха, Этот и я с ними. В терцию.
- Добро пожаловать в отель «Калифорния»! Какое-приятное-место, какое-приятное место, - "синхронила" Даша. Как суфлёр из будки.
За три года никто из соседей ни разу не дал нам в глаз и не вручил хоть какую-то ноту протеста.
На этот раз поутру нарисовался наш сосед по пристани, с той лодки, что была полным-полна лондонцами:
- Welcome to the Hotel California! Such a lovely place - пропел он вместо приветствия. И добавил уже в прозе: - Мне вчера так хотелось подойти, подсказать точный текст, вы там не все куплеты помните. А сегодня - всё, мы уходим. Прямо сейчас.
Они отшвартовались и ушли, хохоча и скандируя нам на прощание всё то же. Мы махали друг другу всеми руками.
А ближе к вечеру из Бигова ушли и мы. Но не просто так, а с некоторой маленькой помпой.
- Вы случайно не видели мой саронг? - спросила Настя, всматриваясь в густую толщу воды.
- Вроде нет. А что?
- Ну, значит, он там. На дне.
С одной стороны - ну подумаешь, саронг, растудыть его в Меконг. Тряпка и тряпка. А с другой - летом порядочной девушке без саронга из дому неприлично. (Это примерно как ковер для татаро-монгола - и попона коню, и скатерть-самобранка, и постель, и воздух, и хлеб, и жена, и крыша над головой.) Берёшь саронг и ни в чём себе не отказываешь: хоть на голову намотай, хоть под себя стели, хоть чадру, а хоть сарафан - всегда выходит красота и польза. К тому же, после купания им хорошо вытираться (замечательно впитывает).
Мы дружно вгляделись в толщу - всё так и есть.
Настин саронг покоился у края пристани, над ним - метра четыре воды.
- Тут четыре с половиной, - уточнил Лёха. - Но, извиняюсь, мне ж нырять бесполезно. Сами ж видите, какой я.
Чего ему извиняться, мы ж понимаем: с куда бОльшим успехом можно научить нырять двуспальный надувной матрас.
Остальные извиняться не стали, потому что давно друг с другом знакомы и точно знаем: нету средь нас ни одного ловца жемчуга. Хотя некоторые из нас иной раз ныряют, чо уж там, но нырнуть не значит добраться до дна.
По Бигова прошло лёгкое шевеление, и вскоре к нам пришёл Синиша - лицом и статью с Гойко Митича, владелец ровно того ресторана, где мы норовим до утра дуть вильямовку и откуда нас фиг выгонишь.
Суровый, собранный, с ластами, верхней частью гидрокостюма и аквалангом, избыточной красоты мужчина погрузился на дно ещё у самого берега, эффектно и значительно. Словно бы не человек, но субмарина, обполз по дну пристань, вынырнул у нашего борта, вручил Насте добычу и уплыл на берег…
- Неудобно как-то чо-та. Напрягли человека , - сказали мы.
- Чего неудобного-то, - отмахнулся Лёха, - Так-то Синиша с этим аквалангом по-любому всякую ночь тут рыбу ловит - ту, которую с утра мы жрём в ресторане. Ему не привыкать. Да и чо, вообще-то, в Бигова делать-то?
Делать в Бигова - нечего. Впрочем, я повторяюсь.
Мы уже совсем было стали отшвартовываться, когда Настю озарило:
- Каак? Мы уже уходим?
- Ну, да. Пора. Саронг же достали.
- Я хочу - здесь.
- Что здесь?
- Быыыть… Долго хочу тут быть. Всегда... Не понимаю, зачем вообще отсюда уходить? Куда?
- Нам надо в город Бар, - подсказал Лёха. - Там у тебя завтра экзамен. По теории и практике морского дела.
Настя промолчала. Но в особой биговской тишине отчётливо прозвучал её неозвученный и непечатный ответ.
Экзамен, кстати, она сдала.
Одним яхтенным капитаном стало больше.
Саронг - высох.
Все мы вернулись в Москву.
А Бигова - осталась… осталось?… Остался?…
Квадратным.
Бигова, на первый взгляд, просто тихое приморское местечко, каких, по счастью, пока хватает на белом свете.
Укромный закуток, потайной кармашек Черногории. О нём хоть и знают, но не особо пользуются этим знанием. Резон у непользователей один: «А чего там делать-то?»
(Вот на этой прекрасной картинке - три убеждённых бездельника. Слева-направо - Никулин, Моргунов и Вицин. То есть я, Лёха и Даша. которые идут с причала на берег, чтоб ничего не делать, только поужинать.)
Непользователи, в принципе, правы: ни шопинга, ни ассортимента приморских развлечений. На причале нет электричества, да и водой не заправиться. Здесь мало кто задерживается. (Одна лишь «Арктика» торчит на якоре посреди воды, как несдающийся врагу гордый «Варяг», как затёртый во льдах «Челюскин»; уж который год торчит, хотя её хозяева - явные непользователи Бигова, потому-то их на борту никогда не видно, "Арктика" безлюдна.)
Вот она, "Арктика".
Редкие птицы (те, которые регулярные пользователи Бигова) уж небось знают, чем и как надо пользоваться в Бигова. Я не про Волочкову, которую пару лет назад мы тут засекли; она порскнула мимо босиком и в парео под наше "улюлю", порскнули за нею по пятам волочковские дочка и мама - вот и весь "транзит глории мунди". С тех пор знаменитость в Бигова не показывается.
На территории чуть больше среднестатистической детской площадки никаких особых дел не наворочаешь, так что деловые и деловитые отсекаются сразу. Зато всякий невротик мгновенно распознаёт свою усыпальницу: ровно тут можно наконец остановиться, замереть и в особой местной тишине услышать робкий шорох заново отрастающих нервных клеток.
Нервные клетки наконец-то восстанавливаются, они латаные-перелатаные, кованые-жёваные, им давно пора. Их не остановят никакие местные сплетни:
- Тут на днях ребята мурену видели. Вот прямо тут, у пристани. Небольшая, метра на полтора.
(Ох, напугали! Ну и что? Сама ж как-то раз едва не облобызалась с муреной в Красном море - и ничего никому за это не было, ни мне ни ей, всем же места хватит в нашем удивительном, непостижимом мире!) Тут по берегу полным-полно морских ежей - так что ж, теперь ещё и их бояться?
В Бигова и впрямь время от времени видно мурену. Где угодно. Например, недавно она вдруг вылезла из капитана Лёхи.
Был поздний вечер, наша лодка опустела: команда ушаркала ужинать, на самом первом снимке видно, как они ушаркивают по пристани к излюбленному нами ресторанчику. Он открытый, с шершавыми каменными стенами, на которых вперемежку с рыбачьей сеткой понавешано всякого.
Все ушли, я повисла на леере, мигала в воду на отражения звёзд и думала всё об одном-единственном - ну-как-же-хорошо-как-же-тихо.
Палуба качалась-баюкала, вода тихонько поплёскивала.
Экипаж бузил на берегу.
Я всё думала про своё как-же-хорошо-как-тихо, об этом никогда не надоедает думать, как вдруг с пристани через леер переступила решительная тень.
На палубу плюхнулась мурена-оборотень. Свирепая рыба без чешуи. Она-то в природе и так без чешуи, а тут ещё и в дредах, и в оранжевых шортах, и в жёлтой майке с надписью Chelyabinsk.
Плюхнулась и стала огнедышать, клацая страшными зубами в восемь рядов. И всё это при луне.
- Всё, Лен. Я сказал, всё! Этот раз - последний. Не перебивай! И больше я никого из вас никогда не увижу. Это - всё!!!
Мурена сделал паузу, чтоб сверкнуть оком и хлестнуть по палубе двухметровым хвостом.
- Лёшенька - ..?
- Всё! Больше не хочу видеть ни Фила, ни Дашки. Мы теперь - враги до посинения. Я их теперь терпеть не могу. Я их… Ну а ты ж без них сюда не приедешь. Чего с тобой говорить...
- Лёш?
Мурена-Лёха сделала резкий бросок в мою сторону:
- Отвечай не раздумывая: ты как относишься к Михаилу Боярскому?
- Хорошо!
Мне раздумий не надо: в этого артиста я была влюблена весь мой седьмой класс, это солидный возраст любви, надо помнить и чтить.
Мурена моментально испарилась, остался один лишь Лёха. Он вздыхал, качал головой, чуть не плакал и кротко жаловался, что там, в ресторане на берегу, злые мои родственники, оказывается, не любят Михаила Боярского… Сидят, пьют, едят и не любят.
- Они говорят, у него голос козлиный! Ещё говорят, что под шляпой он развёл тысячу чертей, - горевал Лёха. - Если б ещё и ты была за них, я б тогда не знаю, что б дальше вообще...
Как легко из человека делают мурену. Как легко из мурены делают человека. И то и другое - "сделано в Бигова". И с чего бы это?
Тихий закрытый заливчик, идеально овальные берега, выхода в открытое море не видно, крошечная пристань, рядом пляжик метров в семь длиной, над ним пять с половиной местных домов ярусами карабкаются в крутую горку - вот и вся Бигова…
Ах идеальные-овальные? Так нате нам всем вид сверху. Наш приятель и родственник по имени Этот - специально заснял Бигова, когда парИл над ним в маленькой самолётке. Вот оно как выглядит на самом-то деле, если смотреть на него отстранённо и объективно. То есть сверху.
Видали когда-нибудь квадратный залив природного происхождения? - Вот он:
Возмутительно.
Как же это? Ну как?
Ведь на самом-то деле в природе должно быть так, как, допустим, в Которе и всех прочих приличных местах земли и моря. Овально и закруглённо, материя тяготеет прочь от углов, тут всё должно быть плавно, иррационально, извилисто.
Хотя б вот так:
- Не знаю, - равнодушно пожал плечом Этот, - Что видно было из самолётки, то и снял.
Можно подумать, полжизни провёл, фотографируя сверху квадратные водоёмы естественного происхождения. Да и вообще, как же раздражают люди, которые упорно ничему не удивляются. Ну давай, удивись же, ты! Убудет с тебя, что ли, если хоть раз вместе со мной удивишься - как нормальный человек?! А?!!
- Да ладно, мам, - вмешалась Даша. - Я себе называю это «природа психанула». Психанула, да и сделала по-психованному. А что, она же тоже живая, значит, право имеет. Бывает.
Природа психанула, устав от «естественных природных форм», репетирует понемногу, прежде чем сделать что-нибудь посерьёзнее - например, планету-додекаэдр, вокруг которой пустить вращаться солёные огурцы, нас с вами и всё остальное впридачу.
Теперь ясно, откуда тут мурены, Михаилы Боярские и Лёха-оборотень. Бывали с Лёхой и другие странности - и всякий раз неизменно здесь, у маленькой биговской пристани.
Квадратное Бигова и его (её?) заветный ресторанчик - ловушка для сообщества анонимных невротиков. Мы умели тут застревать так, что даже самый стойкий официант не выдерживал:
- Может, вы теперь, наконец, ничего больше не хотите?
- Ну как же, как же, - оживлялись мы, - Нам ещё двести этой вильямовки-шекспировки, да по пиву, да ещё сейчас чего-нибудь придумаем. Да «Князя Милоша» пожалуйста, самую большую!
Он убегал, потом появлялся со страдающим и решительным лицом и графином вильямовки (местный сорт грушевой такой граппы):
- Вот что, забирайте это к себе на борт, там пейте.
- А если тууут? - обижались мы.
- А тут уже третий час ночи, - говорил мушкарец, еле сдерживая слёзы. - Мне спать хочется. Очень. Мне ресторан закрывать пора. И вообще завтра на работу к восьми.
- Друууг, - тянули мы, - Ну что ж ты раньше не сказаал? Прости-прости, друг, ухооодим.
С борта мы сигали в чёрную прохладную воду, потом на палубе допивали свою вильямовку и хватались за гитару.
Пели разное, лично я всякий раз старалась подстроиться в терцию. Чтоб было хоть какое-то двухголосье. Получалось через раз да на десятый, наши музыкальные инсинуации отражались от неподвижной воды, улетали в космос. Получалось громко, хотя за прочие составляющие качества поручиться не могу. Объективности не хватает.
- Welcome to the Hotel California! Such a lovely place , - надрывались Лёха, Этот и я с ними. В терцию.
- Добро пожаловать в отель «Калифорния»! Какое-приятное-место, какое-приятное место, - "синхронила" Даша. Как суфлёр из будки.
За три года никто из соседей ни разу не дал нам в глаз и не вручил хоть какую-то ноту протеста.
На этот раз поутру нарисовался наш сосед по пристани, с той лодки, что была полным-полна лондонцами:
- Welcome to the Hotel California! Such a lovely place - пропел он вместо приветствия. И добавил уже в прозе: - Мне вчера так хотелось подойти, подсказать точный текст, вы там не все куплеты помните. А сегодня - всё, мы уходим. Прямо сейчас.
Они отшвартовались и ушли, хохоча и скандируя нам на прощание всё то же. Мы махали друг другу всеми руками.
А ближе к вечеру из Бигова ушли и мы. Но не просто так, а с некоторой маленькой помпой.
- Вы случайно не видели мой саронг? - спросила Настя, всматриваясь в густую толщу воды.
- Вроде нет. А что?
- Ну, значит, он там. На дне.
С одной стороны - ну подумаешь, саронг, растудыть его в Меконг. Тряпка и тряпка. А с другой - летом порядочной девушке без саронга из дому неприлично. (Это примерно как ковер для татаро-монгола - и попона коню, и скатерть-самобранка, и постель, и воздух, и хлеб, и жена, и крыша над головой.) Берёшь саронг и ни в чём себе не отказываешь: хоть на голову намотай, хоть под себя стели, хоть чадру, а хоть сарафан - всегда выходит красота и польза. К тому же, после купания им хорошо вытираться (замечательно впитывает).
Мы дружно вгляделись в толщу - всё так и есть.
Настин саронг покоился у края пристани, над ним - метра четыре воды.
- Тут четыре с половиной, - уточнил Лёха. - Но, извиняюсь, мне ж нырять бесполезно. Сами ж видите, какой я.
Чего ему извиняться, мы ж понимаем: с куда бОльшим успехом можно научить нырять двуспальный надувной матрас.
Остальные извиняться не стали, потому что давно друг с другом знакомы и точно знаем: нету средь нас ни одного ловца жемчуга. Хотя некоторые из нас иной раз ныряют, чо уж там, но нырнуть не значит добраться до дна.
По Бигова прошло лёгкое шевеление, и вскоре к нам пришёл Синиша - лицом и статью с Гойко Митича, владелец ровно того ресторана, где мы норовим до утра дуть вильямовку и откуда нас фиг выгонишь.
Суровый, собранный, с ластами, верхней частью гидрокостюма и аквалангом, избыточной красоты мужчина погрузился на дно ещё у самого берега, эффектно и значительно. Словно бы не человек, но субмарина, обполз по дну пристань, вынырнул у нашего борта, вручил Насте добычу и уплыл на берег…
- Неудобно как-то чо-та. Напрягли человека , - сказали мы.
- Чего неудобного-то, - отмахнулся Лёха, - Так-то Синиша с этим аквалангом по-любому всякую ночь тут рыбу ловит - ту, которую с утра мы жрём в ресторане. Ему не привыкать. Да и чо, вообще-то, в Бигова делать-то?
Делать в Бигова - нечего. Впрочем, я повторяюсь.
Мы уже совсем было стали отшвартовываться, когда Настю озарило:
- Каак? Мы уже уходим?
- Ну, да. Пора. Саронг же достали.
- Я хочу - здесь.
- Что здесь?
- Быыыть… Долго хочу тут быть. Всегда... Не понимаю, зачем вообще отсюда уходить? Куда?
- Нам надо в город Бар, - подсказал Лёха. - Там у тебя завтра экзамен. По теории и практике морского дела.
Настя промолчала. Но в особой биговской тишине отчётливо прозвучал её неозвученный и непечатный ответ.
Экзамен, кстати, она сдала.
Одним яхтенным капитаном стало больше.
Саронг - высох.
Все мы вернулись в Москву.
А Бигова - осталась… осталось?… Остался?…
Квадратным.