Русский император и трагедия первой мировой войны. Император командует русской армией.
Оригинал взят у gregonavt в Русский император и трагедия первой мировой войны. Император командует русской армией.
Из книги Анатолия Ивановича Уткина «Забытая трагедия. Россия в первой мировой войне».
Русский император и трагедия первой мировой войны. Император командует русской армией.
Начиная с 5 сентября, царь Николай, этот деликатный и внимательный человек, живет в скромном вагоне стоящего в тупике поезда, передоверяя основные военные решения подлинному таланту этих грустных дней - генералу Алексееву. Рядом губернский город Могилев, где в губернаторском доме жил столетием ранее наполеоновский маршал Даву; некоторые дома помнят полководцев Стефана Батория, где Петра Перового встречали с хлебом и солью и где Екатерина Вторая повстречалась с австрийским императором Иосифом Вторым. Николай Второй писал о прекрасном виде на Днепр и на окрестные дали» {Letters of the Tsar to the Tsaritsa, p. 74.}.
Теперь Бьюкенен уже не говорил царю лестных слов о русских и англичанах, как о грядущих хозяевах земли и моря. Напротив, обеспокоенные поражениями своего союзника, западные державы стали указывать на слабые места своего восточного партнера. Во время аудиенции 5 ноября 1915 г. речь шла о базовой некомпетентности русского экономического механизма.
Британский посол говорил царю, что «передаваемые ранеными солдатами рассказы о поражениях и колоссальных потерях, вызванные отсутствием снаряжения - следствие некомпетентности и коррупции чиновников - произвели большое впечатление и распространили недовольство» {Buchanan G. My Mission to Russia and Other Diplomatic Memories. Boston, 1923, vol. I, p. 250.} .
Царь Николай находился во власти надежд на организуемые приготовления, - он предпочитал говорить с солнечной стороне явлений. Он утверждал, что нация сохранила сплоченность, и у него «нет страха внутренних волнений». Раздраженный этим самоослеплением, Бьюкенен позволил себе довольно дерзкий вопрос о будущем: «Я слышал очень откровенные высказывания о невозможности сохранения того порядка вещей, который привел Россию на грань катастрофы». Осознает ли царь опасность для трона, будет ли он и в будущем защищать систему, которая в годину кризиса оказалась неспособной служить русским интересам?
Волнующий характер переживаемого момента, видимо, подействовал на императора Николая. Никогда не позволял он себе делиться сомнениями с иностранцем. Но Россия и Запад сплели свои судьбы, и, повинуясь, видимо, порыву, в редкий момент откровенных сомнений царь поделился с послом своими опасениями. «Если Россия потерпит внутренний крах, Германия воспользуется предоставившейся возможностью, чтобы постановить потерянное влияние - она будет пытаться посеять раздор между нами, восхваляя автократию в Петрограде и демократию в Лондоне». Как видим, опасения царя касаются опасности разлада союза России и Запада. Более жестокий оборот событий еще не приходил на ум императору Николаю.
Ритм жизни в ставке был размеренным и неспешным. Николай вставал в девять утра и отправлялся в вагон Алексеева, где начальник штаба докладывал ему об изменениях, происшедших за ночь - передвигал маленькие флажки на большой карте. Между одиннадцатью и часом он принимал иностранных послов, министров, советников - всех посетителей. Обед был простым: с обязательной рюмкой водки с предшествующими закусками; длился он примерно час. После обеда император возвращался в свой кабинет. В три пополудни подавали его «Роллс-Ройс», и он в компании четырех-пяти человек объезжал окрестности. Во время, двухчасовой поездки император останавливался для прогулок в лесу или по берегу реки. Ужин подавали в семь, по окончании которого Николай - страстный любитель прогулок на свежем воздухе - прогуливался снова. Если погода не сопутствовала, царь слушал музыку, смотрел кино, читал легкую (преимущественно английскую) литературу.
Царь находил свою походную кровать слишком жесткой, но тут же укорял себя - тысячи воинов спят прямо в поле на траве, в траншейной грязи. Все поведение монарха не слишком отличалось от привычек его ранних офицерских лет в Красном Селе {Бубнов А. В царской ставке: воспоминания адмирала Бубнова. Нью-Йорк, 1955, с. 179-181.} . В могилевской штаб-квартире не ощущалось страшного напряжения, характерного для штаб-квартиры Фалькенгайна или Людендорфа, где жестокое дело войны пронизывало воздух, где высшая сосредоточенность была условием жизни.
Император мог жить размеренной жизнью только потому, что ему в высшей степени повезло с выбором начальника штаба. Генерал от инфантерии Михаил Васильевич Алексеев вышел из гущи народа и своим продвижением был обязан исключительному трудолюбию и стратегическому таланту. Пятидесятисемилетний генерал знал одну страсть - защитить отечество, и он работал не покладая рук. Невысокого роста, худощавый, он держал в своей голове всю систему военной обороны России. В тяжелое время принял он командование: армия летом 1915 г. отступала на всех фронтах; упорно и методично Алексеев старался сохранить ее боевую мощь, готовил к новым боям в ожидании лучшего. Отступая в Польше и восточное, он не допустил нового Танненберга и сохранил мощь русской армии. Полный решимости восстановить место России в коалиции, противостоящей Центральным державам, он день за днем восстанавливал боевую силу русских дивизий. Он отошел от неимитируемых манер великого князя Николая Николаевича и практически перестал встречаться с сановитыми посетителями и иностранными гостями. Им владела одна страсть. Битвы 1915 г. унесли более двух с половиной миллионов людей, а пополнение едва превысило два миллиона {Россия в мировой войне 1914-1918 года (в цифрах). M., 1925, таблица 9.}. Но Россия больше не отступала.
Находившийся рядом генерал Лемке заносит в дневник: «Гигантская сила находилась в руках этого человека среднего роста, единственным желанием которого было служить отечеству умом и сердцем» {«Лемке M. 250 дней в царской ставке. Петроград, 1920, с. 142-149. [617].} . Временно замещавший его Гурко отмечает «необычайную скромность, доступность и простоту одаренного умного командира» {Gurko B. War and Revolution in Russia, 1914-1917. N.Y., 1919, p. 10-11} . Англичанин Нокс описывает Алексеева как человека «простых, непритязательных манер». У него не было харизматической ауры Николая Николаевича. Лишь демонстрируя свой стратегический талант, мог Алексеев подлинно впечатлить русского генерала и иностранного гостя {Knox A. Op. cit., vol. I, p. 331.} . Императрица также любила Алексеева - но лишь до того момента, когда он категорически отверг всякую возможность визита в ставку старца Григория.
Итак, императору Николаю по-своему нравилось его новое место. «Мой мозг отдыхает здесь - нет министров, нет беспокоящих вопросов, требующих осмысливания. Я полагаю, что это хорошо для меня» {Letters of the Tsar to the Tsaritsa, p. 315.} . Николай заверял императрицу, что его воля стала тверже и что он в ставке окреп. Умный Алексей создал такой распорядок и такие усладил, которые соответствовали наклонностям монарха. Ему нравилось принимать парады, рассматривать военные карты и иметь дело с дисциплинированными людьми. Он чувствовал себя комфортно на скромных церемониальных обедах, при раздаче наград, во время аудиенций.
Стоит ли делать какие-либо выводы? Мне думается, что читатель с лёгкостью их может сделать сам. Битвы 1915 года унесли жизни более двух миллионов русских солдат, а русский царь ведёт тихую размеренную жизнь в Ставке Верховного главнокомандующего, любит пешие прогулки и читает лёгкую английскую литературу, катается на роллс-ройсе....
Не надо говорить о царе плохо, не надо шельмовать и хулить его память, но всё-таки, наверное, пора бы уже перестать умиляться его человеческим качествам: любил жену, детей, знал пять иностранных языков, был набожным, мягким, интеллигентным.... Всё так, и слава Богу. Но нельзя забывать, что когда мы говорим о последнем Императоре России, мы говорим не о простом человеке, а о единоличном руководителе огромного государства, которое он своими решениями, своей некомпетентностью и своей слабостью оставил на грани исторической гибели. Давайте, наконец, признаем очевидное, что Николай Второй был очень хорошим человеком, но очень плохим правителем великой державы. И договоримся, что при всей его святости (он не избежал исторического счёта и сполна испил уготованную ему чашу страданий) России не нужен и недопустим руководитель хоть отдалённо похожий на святого, милого и набожного Николая Второго. Давайте помнить святого страстотерпца, почитать его, но давайте не будем гневить Бога и молить Его, чтобы нам был дарован новый Николай Второй! Для России слабый правитель, будь он хоть самым милым и мягким - это смерть. А Россия хочет жить, и она должна жить!
Из книги Анатолия Ивановича Уткина «Забытая трагедия. Россия в первой мировой войне».
Русский император и трагедия первой мировой войны. Император командует русской армией.
Начиная с 5 сентября, царь Николай, этот деликатный и внимательный человек, живет в скромном вагоне стоящего в тупике поезда, передоверяя основные военные решения подлинному таланту этих грустных дней - генералу Алексееву. Рядом губернский город Могилев, где в губернаторском доме жил столетием ранее наполеоновский маршал Даву; некоторые дома помнят полководцев Стефана Батория, где Петра Перового встречали с хлебом и солью и где Екатерина Вторая повстречалась с австрийским императором Иосифом Вторым. Николай Второй писал о прекрасном виде на Днепр и на окрестные дали» {Letters of the Tsar to the Tsaritsa, p. 74.}.
Теперь Бьюкенен уже не говорил царю лестных слов о русских и англичанах, как о грядущих хозяевах земли и моря. Напротив, обеспокоенные поражениями своего союзника, западные державы стали указывать на слабые места своего восточного партнера. Во время аудиенции 5 ноября 1915 г. речь шла о базовой некомпетентности русского экономического механизма.
Британский посол говорил царю, что «передаваемые ранеными солдатами рассказы о поражениях и колоссальных потерях, вызванные отсутствием снаряжения - следствие некомпетентности и коррупции чиновников - произвели большое впечатление и распространили недовольство» {Buchanan G. My Mission to Russia and Other Diplomatic Memories. Boston, 1923, vol. I, p. 250.} .
Царь Николай находился во власти надежд на организуемые приготовления, - он предпочитал говорить с солнечной стороне явлений. Он утверждал, что нация сохранила сплоченность, и у него «нет страха внутренних волнений». Раздраженный этим самоослеплением, Бьюкенен позволил себе довольно дерзкий вопрос о будущем: «Я слышал очень откровенные высказывания о невозможности сохранения того порядка вещей, который привел Россию на грань катастрофы». Осознает ли царь опасность для трона, будет ли он и в будущем защищать систему, которая в годину кризиса оказалась неспособной служить русским интересам?
Волнующий характер переживаемого момента, видимо, подействовал на императора Николая. Никогда не позволял он себе делиться сомнениями с иностранцем. Но Россия и Запад сплели свои судьбы, и, повинуясь, видимо, порыву, в редкий момент откровенных сомнений царь поделился с послом своими опасениями. «Если Россия потерпит внутренний крах, Германия воспользуется предоставившейся возможностью, чтобы постановить потерянное влияние - она будет пытаться посеять раздор между нами, восхваляя автократию в Петрограде и демократию в Лондоне». Как видим, опасения царя касаются опасности разлада союза России и Запада. Более жестокий оборот событий еще не приходил на ум императору Николаю.
Ритм жизни в ставке был размеренным и неспешным. Николай вставал в девять утра и отправлялся в вагон Алексеева, где начальник штаба докладывал ему об изменениях, происшедших за ночь - передвигал маленькие флажки на большой карте. Между одиннадцатью и часом он принимал иностранных послов, министров, советников - всех посетителей. Обед был простым: с обязательной рюмкой водки с предшествующими закусками; длился он примерно час. После обеда император возвращался в свой кабинет. В три пополудни подавали его «Роллс-Ройс», и он в компании четырех-пяти человек объезжал окрестности. Во время, двухчасовой поездки император останавливался для прогулок в лесу или по берегу реки. Ужин подавали в семь, по окончании которого Николай - страстный любитель прогулок на свежем воздухе - прогуливался снова. Если погода не сопутствовала, царь слушал музыку, смотрел кино, читал легкую (преимущественно английскую) литературу.
Царь находил свою походную кровать слишком жесткой, но тут же укорял себя - тысячи воинов спят прямо в поле на траве, в траншейной грязи. Все поведение монарха не слишком отличалось от привычек его ранних офицерских лет в Красном Селе {Бубнов А. В царской ставке: воспоминания адмирала Бубнова. Нью-Йорк, 1955, с. 179-181.} . В могилевской штаб-квартире не ощущалось страшного напряжения, характерного для штаб-квартиры Фалькенгайна или Людендорфа, где жестокое дело войны пронизывало воздух, где высшая сосредоточенность была условием жизни.
Император мог жить размеренной жизнью только потому, что ему в высшей степени повезло с выбором начальника штаба. Генерал от инфантерии Михаил Васильевич Алексеев вышел из гущи народа и своим продвижением был обязан исключительному трудолюбию и стратегическому таланту. Пятидесятисемилетний генерал знал одну страсть - защитить отечество, и он работал не покладая рук. Невысокого роста, худощавый, он держал в своей голове всю систему военной обороны России. В тяжелое время принял он командование: армия летом 1915 г. отступала на всех фронтах; упорно и методично Алексеев старался сохранить ее боевую мощь, готовил к новым боям в ожидании лучшего. Отступая в Польше и восточное, он не допустил нового Танненберга и сохранил мощь русской армии. Полный решимости восстановить место России в коалиции, противостоящей Центральным державам, он день за днем восстанавливал боевую силу русских дивизий. Он отошел от неимитируемых манер великого князя Николая Николаевича и практически перестал встречаться с сановитыми посетителями и иностранными гостями. Им владела одна страсть. Битвы 1915 г. унесли более двух с половиной миллионов людей, а пополнение едва превысило два миллиона {Россия в мировой войне 1914-1918 года (в цифрах). M., 1925, таблица 9.}. Но Россия больше не отступала.
Находившийся рядом генерал Лемке заносит в дневник: «Гигантская сила находилась в руках этого человека среднего роста, единственным желанием которого было служить отечеству умом и сердцем» {«Лемке M. 250 дней в царской ставке. Петроград, 1920, с. 142-149. [617].} . Временно замещавший его Гурко отмечает «необычайную скромность, доступность и простоту одаренного умного командира» {Gurko B. War and Revolution in Russia, 1914-1917. N.Y., 1919, p. 10-11} . Англичанин Нокс описывает Алексеева как человека «простых, непритязательных манер». У него не было харизматической ауры Николая Николаевича. Лишь демонстрируя свой стратегический талант, мог Алексеев подлинно впечатлить русского генерала и иностранного гостя {Knox A. Op. cit., vol. I, p. 331.} . Императрица также любила Алексеева - но лишь до того момента, когда он категорически отверг всякую возможность визита в ставку старца Григория.
Итак, императору Николаю по-своему нравилось его новое место. «Мой мозг отдыхает здесь - нет министров, нет беспокоящих вопросов, требующих осмысливания. Я полагаю, что это хорошо для меня» {Letters of the Tsar to the Tsaritsa, p. 315.} . Николай заверял императрицу, что его воля стала тверже и что он в ставке окреп. Умный Алексей создал такой распорядок и такие усладил, которые соответствовали наклонностям монарха. Ему нравилось принимать парады, рассматривать военные карты и иметь дело с дисциплинированными людьми. Он чувствовал себя комфортно на скромных церемониальных обедах, при раздаче наград, во время аудиенций.
Стоит ли делать какие-либо выводы? Мне думается, что читатель с лёгкостью их может сделать сам. Битвы 1915 года унесли жизни более двух миллионов русских солдат, а русский царь ведёт тихую размеренную жизнь в Ставке Верховного главнокомандующего, любит пешие прогулки и читает лёгкую английскую литературу, катается на роллс-ройсе....
Не надо говорить о царе плохо, не надо шельмовать и хулить его память, но всё-таки, наверное, пора бы уже перестать умиляться его человеческим качествам: любил жену, детей, знал пять иностранных языков, был набожным, мягким, интеллигентным.... Всё так, и слава Богу. Но нельзя забывать, что когда мы говорим о последнем Императоре России, мы говорим не о простом человеке, а о единоличном руководителе огромного государства, которое он своими решениями, своей некомпетентностью и своей слабостью оставил на грани исторической гибели. Давайте, наконец, признаем очевидное, что Николай Второй был очень хорошим человеком, но очень плохим правителем великой державы. И договоримся, что при всей его святости (он не избежал исторического счёта и сполна испил уготованную ему чашу страданий) России не нужен и недопустим руководитель хоть отдалённо похожий на святого, милого и набожного Николая Второго. Давайте помнить святого страстотерпца, почитать его, но давайте не будем гневить Бога и молить Его, чтобы нам был дарован новый Николай Второй! Для России слабый правитель, будь он хоть самым милым и мягким - это смерть. А Россия хочет жить, и она должна жить!