По ту сторону
С момента возвращения из Греции прошло всего несколько дней, но суровая реальность настолько быстро возвращает тебя к рутинным проблемам и привычному образу жизни, что не успевшие закончиться две недели, кажутся затянувшимся сладким сном. Между тем, в рассказах об отдыхе и повседневных заботах ты часто возвращаешься к этим сладким воспоминаниям, тем самым продляя их недолгую жизнь в своей памяти. Как раз в Греции я прочитал книгу Леви, которую искал уже несколько лет, и пусть ее тема далека от путешествий и отдыха, цитата относительно человеческой памяти кажется мне здесь вполне уместной.
«Человеческая память - инструмент удивительный, но ненадежный. Эта затертая истина известна не только психологам, но и всем, кто способен анализировать поведение окружающих или свое собственное. Наши воспоминания не выбиты на камне; с годами они стираются, а часто и вовсе меняются, дополняются фрагментами постороннего опыта. … Ненадежность, свойственная нашим воспоминаниям, могла бы проясниться лишь в том случае, если бы мы узнали, на каком языке, с помощью каких знаков, на чем и чем эти воспоминания фиксируются, однако пока, к сожалению, мы далеки от этого знания. Нам известны некоторые механизмы, фальсифицирующие память при особых обстоятельствах, таких как травмы (причем не только черепно-мозговые), наложение других, «конкурирующих» воспоминаний, аномальные состояния сознания, подавление личности, вытеснение. Но даже в обычных условиях немногие воспоминания сохраняются в неизменном виде: большая их часть постепенно деградирует, теряет отчетливость в силу так называемой физиологической забывчивости. Возможно, в этом проявляется одна из величайших сил природы, превращающая порядок в беспорядок, молодость в старость, жизнь в смерть. Сохранить воспоминания живыми и свежими можно, если их «тренировать» (то есть часто к ним обращаться) - точно так же сохраняют подвижность постоянно тренируемые мышцы; правда, слишком часто воскрешаемые воспоминания, особенно в форме рассказа, рискуют благодаря многократным повторениям, закрепиться в стереотип, выкристаллизоваться в улучшенную, приукрашенную версию событий, которая, заместив первоначальные воспоминания, начнет жить собственной жизнью».
Именно поэтому в нашей памяти дольше всего живут самые яркие и необычные впечатления, рассказ о которых часто начинается с фразы: "Я никогда не забуду, как..."
Сказать, что в Афинах произошло нечто подобное я не осмелюсь, но город все же произвел на меня весьма однозначное впечатление: светлого, жаркого, шумного и, пожалуй, главное - живого. Как, наверное, и любой мегаполис, подчиненный законам глобализации, он круглые сутки находится в движении: будь то полная опасности ночь на площади Омония, многолюдный полдень в метро или пропитанный романтикой вечер на Плаке. Повсюду кипит жизнь и, когда немного привыкаешь к городу, и, никуда не спеша, можешь спокойно оглядеться и присмотреться к окружающим за чашечкой кофе у площади Монастираки, куда дорога приводила меня несколько раз, становится ясно, что вместе с жизнью кипит и греческая кровь. За две недели мне стало отчетливо ясно, что греческий народ является едва ли не главным украшением этой славной страны. Две черты греков сразу бросаются в глаза - их гостеприимство, лишенное восточной слащавости и преклонения, и их красота, на мой взгляд, чаще свойственная мужчинам, нежели женщинам. Здесь, правда, стоит отметить, что при встрече, действительно, красивой гречанки, кровь в твоих собственных жилах, моментально застывает.
Несмотря на немалое количество туристов, даже в самом центре города много греков, как молодых, разных и ярких, так и умудренных пожилых, разбавляющих разинувшую рты разношерстную людскую массу, своей неизменной экспрессивной жестикуляцией и горящими, целеустремленными взглядами. Между тем, пройдя по центру несколько кругов, замечаешь, что среди жителей Афин есть и иностранцы: каково было мое удивление, когда в городском саду я услышал русскую речь, содержание которой явно указывало на то, что ее носитель был далеко не туристом. Другой пример - итальянец, в первый раз повстречавшийся мне у Заппейон, а после по-братски обнимавший меня у Митрополичьего Собора в расспросах о посещении Акрополя и приглашениях отведать кулинарных изысков за его счет. Греческое гостеприимство, по-видимому, заразительно: по дороге к Акрополю я спросил дорогу у женщины, казавшейся мне гречанкой - оказалось, она из Америки, приехала с сыном, и теперь ждет его у подножия, готовая помочь мне советом. Путешествия всегда притягивали меня этой магией познания коротких отрывков, историй из жизни незнакомых тебе людей, будто, чуть приоткрыв дверь, тебе удается заглянуть в их дом.
К слову, дорога к Акрополю оказалось непростой, но после того, как полдня, величественно возвышающийся над городом он манил меня своей неприступностью, то и дело мелькая между крыш домов и развалин Агоры, я был полон решимости дойти до самого верха сквозь тернии ставших по велению ветров и ног миллионов посетителей скользкими камней. Безусловно, исписанные страницы школьных учебников и путеводителей делают свое дело: прикосновение к колонам Парфенона и взгляд на театр Диониса кажутся моментом истины. Еще два холма пока еще хранят для меня свою тайну, также умиротворенно замерев над городом и притягивая к себе словно магниты взгляды туристов и объективы фотоаппаратов: Филопаппоу и Ликавитус, увенчанные монументами и церквями.
Неотъемлемой частью города являются и его животные обитатели - голуби, ни чем не отличающиеся от наших, кошки, гуляющие повсюду и собаки, которых вы непременно найдете в соответствующих ошейниках у любой из достопримечательностей. Прогулка по центру Афин, раскинувшемуся по краям известного треугольника трех площадей, полна открытий, причем, как тех, что не отмечены на твоей карте, так и тех, встречи с которыми ты с трепетом ждешь, поворачивая на очередную узкую улочку или выбираясь из метро.
К слову, изначальная подготовка к поездке, составление планов и маршрутов, многим кажущаяся бессмысленной и излишней, на самом деле лишь разжигает аппетит и, на мой взгляд, наполняет все твои последующие действия неким смыслом, придает направление твоему движению. Начиная с долгого выбора отелей, поиска билетов на самолеты и паромы и заканчивая сверкой расписаний автобусов и метро - все подчинено одной лишь цели - потратить время с удовольствием в попытке охватить всеми способами как можно больше из того, что скрыто на твоем пути. Эта своеобразная подкованность освобождает тебя от необходимости в поиске подсказок и советов, наделяя тебя явным преимуществом по сравнению с другими туристами, с широко открытыми глазами ждущих дальнейших указаний. И каждый раз заканчивая день обдумыванием плана на следующий, ты снова и снова возвращаешься к трепетному состоянию ожидания какого-то нового действа или зрелища.
Безусловно, даже при отсутствии подготовки, греческое гостеприимство порой заставляет чувствовать себя окруженным заботой со всех сторон: все стараются помочь, дать как можно больше информации, сделать все возможное для твоего удобства. Так было с офисом, где кроме билетов на паромы я получил подробную карту порта, и с отелями, присылавшими огромные письма с маршрутами проезда и закрывавшими глаза на проблемы с кредиткой, и с простыми греками, подвозившими, помогавшими и попросту бывшими крайне доброжелательными.
На фоне этого большим удивлением для меня стал Пирей, где все будто создано во благо автомобилей. Двигаясь пешком, найти и без сложностей пройти к своему парому невозможно. Правда, зрелище, открывающееся с вертолетной площадки на крыше этого гиганта, с лихвой окупает недавние мучения. Уже на обратной дороге в Афины Пирей предстал передо мной в метафоричном образе сердца, разгоняющего кровь из паромов по жилам Греции - ее Эгейскому морю. Эти паромы, словно плавучие дома, открытые суровым ветрам и бороздящие морские просторы вбирают в себя выжимку из самых разных людей, путешествующих налегке или же с грузовиками и автобусами, часто с собаками или кошками, также как и в тавернах, устраивающих поединки в нарды или карты за столиками у бара. Словно продолжая традицию греческого гостеприимства, каждый паром провожают из порта и встречают незадолго до маяка чайки, плавно летящие вровень с ним, и мотыльки, вылетающие из морской темноты на свет его многочисленных огней.
После морского путешествия, смазанного беспокойным сном и несколькими бокалами вина, Крит встретил меня одним из своих величайших зрелищ, знаменующим начало нового дня - восходом. Словно в некоем священном действии пылающий шар, поднимаясь из воды, моментально наполняет своим мягким светом города и деревни, пробуждая к жизни их обитателей. Этот мягкий свет нежно обжигает твою кожу, предвещая новый день, полный новых ощущений и знакомств, моря и удивительной природы. Kalimera, произносимое всегда с улыбкой на лице - для греков и любого, кто пропустит сквозь себя их удивительный мир, это больше чем слово и пожелание доброго утра - это образ жизни.
С самых первых минут в порту и на автобусной станции Крит осторожно, будто чувствуя сковывающее тело покачивание, погружает тебя в таинство своей простой и самобытной жизни, уже намного позже раскрывающейся перед тобой во всей своей незамысловатости, колоритности и обаянии. А пока ты лишь изумленно смотришь из окон первого следующего на восток автобуса за тем, как на каждой остановке после короткого “Bagaj!”, выкрикнутого водителю, грузчик выбрасывает прямо на дорогу две связанных стопки газет и журналов. Как мне удалось убедиться позднее, продавцы бережно подбирают эти посылки и расставляют на полках своих магазинчиков.
Изъездив Крит вдоль и поперек, понимаешь, что это лишь частный случай органичного слияния двух начал: деревенского и городского, крестьянского и туристического, встречающегося на острове на каждом шагу. В то время как северное побережье усеяно очагами ночной жизни, скоплениями отелей, баров и магазинов, все, что находится между ними, центр и юг острова предстают перед тобой в своем первозданном виде, смешении природной и рукотворной красоты, чарующей, умиротворяющей и погружающей в раздумья о тех временах, когда и на месте нынешних мегаполисов люди зарабатывали на жизнь ручным трудом, разведением скота и земледелием. Здесь натуральное хозяйство, как мы привыкли его называть, повсюду: в маленьких деревеньках, ютящихся, словно на морских берегах, по краям усеянного ветряными мельницами плоскогорья Лассити, в рыбацких поселках, пропахших свежей рыбой и уединенных монастырях, взобравшихся на неприступные горные склоны.
Одинокие, будто заблудившиеся, туристические автобусы растворяются в равномерном течении здешней жизни: уюте таверн с домашними печами, больших греческих свадьбах, то и дело встречающихся в местных церквушках и монастырях, и отдаленных достопримечательностях, где твоим единственных проводником будет пожилой мужчина с фонариком, посвящающий тебя в тайны обросшей диким виноградом пещеры. Заезжая в деревню, будто внезапно вырастающую посреди пустынной дороги, ты чувствуешь, будто своим приездом нарушаешь воцарившийся здесь покой. Смуглые морщинистые старички, горцы и крестьяне, с палочками и дымящимися самокрутками тут и там ведут дискуссии за столиками посреди улиц, совсем рядом с ними играют дети, мужчины, вернувшиеся с поля, обедают со своими семьями. О приближении к такой деревне можно узнать лишь по звону колокольчиков пасущихся вокруг или же прямо на дороге коз и овец и по обязательно возвышающемуся над селением куполу церкви. Эти церквушки, будто разбросанные по земле одинокие обители, сопровождают тебя на всем твоем пути, оберегая от коварства горных дорог и приглашая перевести дух. Лишь только просьба закрывать за собой ворота при входе в церковный дворик на самой вершине холма напоминает о давнем присутствии здесь человека - настолько тихо вокруг и настолько захватывающим оказывается вид, открывающийся отсюда. Словно подчеркивая дикость и первозданность природы, всюду в воздухе парят орлы, мелькают над дорогой летучие мыши, жужжат возле цветов шершни и пчелы, шныряют между камней большие зеленые ящерицы, а в море, прямо у твоих ног плавают здоровые, размером не меньше стопы, рыбы.
Дух этой жизни сохраняется и в старой части городов, где также рядом с туристическими маршрутами стоят обветшавшие дома коренных жителей, сушится их белье, а на грядках растут свежие овощи. Этот дух наполняет воздух везде, где бы ты ни был. В отеле, где стоит только открыть деревянные, выкрашенные яркими красками, ставни, комната наполняется шумом моря, пением птиц и цикад, отдаленным блеянием барашков и звоном их колокольчиков, перемежающимся со звоном церковных колоколов. Стоит пройти лишь несколько сотен метров, как ты погружаешься в самый центр туристических страстей, кипящих в центре несоразмерно больших городов, таких как Ираклион, Сития, Хания, Агиос Николаос и Ретимно. Здесь снова окутывает тебя магия узких улочек, пестрящих тавернами и магазинами, где можно купить все, чем славится Эллада: оливковое масло, вино, монастырский мед, сыр и керамику. При въезде в город ты будто всем телом ощущаешь нарастающий с каждым метром ритм местной жизни и сам становишься ее участником, безуспешно пытающимся найти парковку среди хитросплетения крутых спусков, подъемов и улиц с односторонним движением. Как и в Афинах, центральные улицы и площади здесь полны не только туристов, но и местных, среди которых много русских. Каждый из городов, несмотря на это, замечателен своим собственным очарованием, будь то непрекращающееся воркование горлиц на берегах Вулисмени в Николаосе, подобие ривьеры на набережной Элунды, пение птиц в Ситии, захватывающий дух вид на Ханию с могил Венизелосов или игра на гитаре у крепости Калес в Ираклионе.
Но, где бы ты не находился, всегда будешь ты словно под опекой безграничного гостеприимства критян, находящего самые разные выражения, самое яркое из которых - непрекращающийся поток Ракии, которая здесь, кажется, льется рекой - ее приносят на десерт вместе с фруктами в каждой таверне и предлагают попробовать в магазинчиках и развалах у дороги. Вспоминается напутственная фраза официанта в одной из таверн: “My friend, if you start with Raki, finish with Raki”. Простые и добродушные люди, многие из которых летом работают и копят деньги на зиму, они всегда улыбаются вам и стараются помочь. Кажется, лучшего отношения быть не может, но, опознав в вас русских, они с радостью распахнут перед вами двери своих домов - единство религии, которую греки воспринимают очень серьезно, сильно сближает.
Доказательством почтительного отношения греков к христианской вере и набожности служит несметное количество монастырей, одни из которых, словно скалы возвышаются над равнинами, покрытыми коврами из оливковых рощ, виноградников, фруктовых и лавровых деревьев, другие, сами взобравшись на скалы, венчают их вершины. Каждый из них, являясь бесспорным произведением искусства, обладает собственным очарованием и скрытыми внутри монастырских стен собственным жизненным укладом, ремеслом, духом уединенности и единства с чем-то высшим, неосязаемым. Так, добираясь к любому из них долгими извилистыми дорогами, внутри, наконец, можно вдохнуть полной грудью воздух пропитанный запахом цветов и ладана, услышать звук службы, идущий прямо внутри скалы и в очередной раз удивиться собственному одиночеству в наслаждении этой красотой.
Пожалуй, именно крутые и извилистые пути к монастырям в первые дни пробудили во мне любовь к дорогам на Крите, закрепившуюся к концу в чистое восхищение. Именно там я до конца осознал, что же такое Gran Turismo в полном смысле этого понятия. Затяжные подъемы и спуски, серпантины, сужения в деревнях, внезапные обрывы асфальта на разворотах, слепые повороты и молниеносные, насколько возможно, обгоны - все это моментально влюбляет и требует соответствующей машины, жесткой, спортивной и, конечно, с открытым верхом. Первыми на ум пришли Mazda MX-5 и Porsche Boxter. Мой Peugeot 107 смотрелся здесь насмешкой над гениальным проектированием и потенциальным удовольствием, заложенным в каждом вираже, но даже с ним я смог сродниться, несмотря на его легкость, несущую опасность в заносах, постоянное стремление к отрыву от земли одного из колес, слабый движок и ватный руль. После нескольких дней забываешь о привычном московском дергании и постигаешь новую технику: спуски с постоянно выжатым сцеплением, ногой на тормозе и в любой момент готовой бросить в бой движок включенной третьей передачей, а также постоянную необходимость «продуваться» из-за стремительно меняющейся высоты. Ночью же, когда исчезает лишний страх и остается лишь только тот, которого достаточно на участок освещенный фарами, эти дороги предстают перед тобой в своем подлинном величии.
Другой неотъемлемой частью передвижения становится располагающий, но непоколебимый голос навигатора, который, то и дело, предлагает свернуть на несуществующую дорогу или предупреждает о превышении скорости, что невероятно на такой крохотной машинке. Собственно, неспособность движка на провокацию можно отнести скорее к плюсам, как и размер машины, по достоинству оцененный в городах, не говоря уже о том, насколько незаметным было потребление топлива. Несмотря на частые ошибки, игнорирование знаков и непонимание разницы между главной и второстепенной дорогами, навигатор, безусловно, сослужил мне немалую службу, пару раз, правда, отказывая из-за севшей батарейки в самый неподходящий момент - во время прогулок по городу, полному исторических мест, соборов и фонтанов, тем самым лишая всякой возможности найти путь к парковке. Город, кстати, быстро вырабатывает еще одну привычку: непрерывно смотреть в зеркала, поскольку мотоциклов и мопедов, кружащих вокруг тебя, там гораздо больше, чем машин. Вообще разнообразие транспорта поражает: в туристических районах в угоду развлечению полно квадроциклов и багги, в городах - мопедов и крохотных машин, на трассе - летающих на сумасшедшей скорости такси, а во всех остальных местах - дряхлых пикапов Hilux и Nissan, несущих свою крестьянскую службу.
Дороги, а в особенности национальная трасса, тянущаяся узкой полоской по северному побережью и в некоторых местах гордо именуемая автомагистралью, позволяют в полной мере ощутить масштабность острова, изменения природы в разных его концах и добраться до самых отдаленных мест, скрывающих бережно охраняемые развалины минойских поселений и дворцов или же островов, хранящих особые легенды и секреты. Одним из таких островов является крепость Спиналонга, в разные эпохи использовавшаяся в разных целях и достраивавшаяся в соответствии с ними. На этом острове, кажется, слышны шаги его древних обитателей, словно они искусно прячутся от тебя в лабиринтах между постройками. Доплыв туда на лодке, стоит остаться больше чем на полчаса, отведенные до следующего ее прибытия, чтобы обойдя крепость по кругу и разглядев ее бастионы, подняться потом на самый верх, чтобы ощутить всю грандиозность этого сооружения.
Удивительные, неземной красоты пляжи также далеки от туристических маршрутов, будь то Элафониси с его бродами, соединяющими покрытые ракушками, розовым песком и дюнами берега и косы, Ваи, поросшие пальмами, или Матала с поражающими воображение искусственными пещерами. Останавливаясь на каждом из них и наслаждаясь морем, будто очищающим и облагораживающим тебя, ты не перестаешь удивляться природной красоте этих мест, утопающих в запахе хвои и морской соли. Центр же острова таит в себе кроме известных и заполоненных туристами Кносса и Феста, пресноводное озеро Курна, отражающее в своей идеальной глади закат, приобретающий в горах некий мистический оттенок.
Стоит солнцу скрыться за горами, раскрасив в нежные цвета висящую над ними дымку, как тут же на остров опускается прохлада, пробуждая ночных жителей и наводняя посетителями таверны, предлагающие гостям богатые критские дары. В порту всегда можно выбрать свежую рыбу и морепродукты, приготовленные по местным рецептам, в центре острова насладиться парным мясом, приготовленном на углях, свежими овощами, на твоих глазах сорванных с соседней грядки, и домашним пьянящим вином. Сумерки быстро сменяются темнотой, открывая вид бесконечного, усеянного звездами неба, то и дело озаряемого вспышками падающих небесных тел. Незабываем вид этого неба, пересеченный пальмовыми листьями, если смотреть на него, покачиваясь на волнах в полном одиночестве и свете луны, наконец, добравшись до Ваи после насыщенного впечатлениями дня.
По прошествии нескольких дней по вечерам внезапно начинает накатывать грусть, природа которой долго остается для тебя загадкой. В борьбе с этой грустью удивительным свойством сближения людей открывается для тебя мобильная связь. Будто в поиске лекарства, начинаешь обращать внимание на мелкие проблемы, безуспешно пытаясь их разрешить. И только на Санторине я вдруг осознал истинную причину своей тоски: стоит тебе прикипеть к месту, давшему тебе приют, признать его своим домом, приготовив себе еду, как уже нужно собирать вещи и двигаться дальше.
Именно в таком беспокойном состоянии духа, сев на быстроходный катер, я отправился на Санторин. Этот остров безоговорочно поражает с первого взгляда на него, приковывая к окнам катера всех его пассажиров, пытающихся понять, объяснить, поверить в неземную красоту белоснежных городов, свисающих с разноцветных отвесных скал. И это ощущение неспособности осознать эту рукотворную, дерзкую красоту не покидает тебя на протяжении всего пребывания там, начиная от захватывающего дух подъема из порта на автобусе до прощального взгляда на Ойю с парома, несущего тебя в Афины. Уже наверху, прогулявшись по улочкам Фиры и съездив на красный пляж Акротири, ты все более отчетливо и необратимо ощущаешь, что все это умелая, даже спонтанная декорация, подчиненная единственной цели - туризму.
Для осознания этого, безусловно, нужно быть знакомым с историей возникновения самого острова и современной жизни на нем, которая насчитывает всего-то 60 лет, за которые безжизненный, изогнутый полумесяцем вокруг утихшего на время вулкана, клочок земли оброс домами и дорогами, превратившись в туристический аттракцион. Здесь нет понятия старого города - вместо него на дорогах изредка встречаются указатели на traditional settlement, а везде, где может хоть что-то расти, выращивается виноград, позже превращающийся в вино - еще одну часть местной легенды. Дороги, изобилующие крутыми спусками и подъемами по прямой, наполнены автобусами, а море внутри кальдеры - лодками, курсирующими между портами Санторина, Ферассии и Камени. Апофеозом этой туристической лихорадки является Ойя с ее выбеленными дорожками, дорогими ресторанами и люксовыми отелями с собственным портами.
Как мне кажется, только почувствовав и разглядев этот отчасти искусственный мир, можно в полной мере насладиться настоящим Санторином: запахом дождя на черном пляже, так неожиданно наполняющим легкие, когда ты выныриваешь из наполняющегося каплями моря, звуком гальки, уносимой волнами с белого пляжа на Акротири и главным зрелищем Санторина - закатом в Ойе. Зрелищем, ни с чем не сравнимым по своей силе и способности вызывать одинаковые эмоции у огромного количества людей. Только представьте себе несколько сотен человек, заполнивших все свободное пространство на отвесных краях города, крышах и мысах, наблюдающих за величественным действом погружения солнечного диска в морскую пучину. Кругом фотоаппараты со штативами, людские улыбки и разлегшиеся на белоснежных крышах рыжие собаки, также наблюдающие за неуклонным движением светила к горизонту. И вот, стоит краешку солнца окончательно исчезнуть за незримой полоской, разделяющей море и небеса, как толпа начинает ликовать, провожая день аплодисментами, радостными криками и свистом. Необъяснимое чувство радости захлестывает тебя изнутри, заставляя возвращаться сюда каждый новый день, словно под стать городу, облачаясь во все белое.
Чтобы до конца понять природу этого места, необходимо доплыть до вулкана, по дороге искупавшись в горячих источниках, где, спрыгнув с лодки, по мере приближения к Палеа Камени ты ощущаешь, как становится все более и более теплой вода. Сойдя с лодки на берег вулкана Неа Камени, непременно чувствуешь под ногами раскаленную почву - отчетливое свидетельство того, что дремлющий гигант готов напомнить о себе в любой момент. Так, сочетание безжизненной груды бывших когда-то потоками раскаленной лавы разноцветных камней, образующих скалистые холмы и глубокие впадины, запаха серы, струящейся прямо из-под камней возле кратера, и игры света и тени, образованной повисшими в небе облаками, делает твое присутствие здесь наполненным мистикой и ощущением собственного бессилия перед могуществом времени и природы.
На обратной дороге, поднимаясь из старого порта на осле или фуникулере, невольно задумываешься о противоречивости этого острова, и на ум приходят слова: «Господи, благослови эту землю и ее народ». Землю и народ, давно манивших меня и представших передо мной по большей части именно такими, какими я и ждал - захлестывающими с головой ощущением чего-то нового, неизведанного и требующего обязательного погружения в свой мир. Погружение, которое самому себе ты клятвенно обещаешь повторить, подставляя ладони приливающим волнам в своем священном ритуале прощания с морем.
«Человеческая память - инструмент удивительный, но ненадежный. Эта затертая истина известна не только психологам, но и всем, кто способен анализировать поведение окружающих или свое собственное. Наши воспоминания не выбиты на камне; с годами они стираются, а часто и вовсе меняются, дополняются фрагментами постороннего опыта. … Ненадежность, свойственная нашим воспоминаниям, могла бы проясниться лишь в том случае, если бы мы узнали, на каком языке, с помощью каких знаков, на чем и чем эти воспоминания фиксируются, однако пока, к сожалению, мы далеки от этого знания. Нам известны некоторые механизмы, фальсифицирующие память при особых обстоятельствах, таких как травмы (причем не только черепно-мозговые), наложение других, «конкурирующих» воспоминаний, аномальные состояния сознания, подавление личности, вытеснение. Но даже в обычных условиях немногие воспоминания сохраняются в неизменном виде: большая их часть постепенно деградирует, теряет отчетливость в силу так называемой физиологической забывчивости. Возможно, в этом проявляется одна из величайших сил природы, превращающая порядок в беспорядок, молодость в старость, жизнь в смерть. Сохранить воспоминания живыми и свежими можно, если их «тренировать» (то есть часто к ним обращаться) - точно так же сохраняют подвижность постоянно тренируемые мышцы; правда, слишком часто воскрешаемые воспоминания, особенно в форме рассказа, рискуют благодаря многократным повторениям, закрепиться в стереотип, выкристаллизоваться в улучшенную, приукрашенную версию событий, которая, заместив первоначальные воспоминания, начнет жить собственной жизнью».
Именно поэтому в нашей памяти дольше всего живут самые яркие и необычные впечатления, рассказ о которых часто начинается с фразы: "Я никогда не забуду, как..."
Сказать, что в Афинах произошло нечто подобное я не осмелюсь, но город все же произвел на меня весьма однозначное впечатление: светлого, жаркого, шумного и, пожалуй, главное - живого. Как, наверное, и любой мегаполис, подчиненный законам глобализации, он круглые сутки находится в движении: будь то полная опасности ночь на площади Омония, многолюдный полдень в метро или пропитанный романтикой вечер на Плаке. Повсюду кипит жизнь и, когда немного привыкаешь к городу, и, никуда не спеша, можешь спокойно оглядеться и присмотреться к окружающим за чашечкой кофе у площади Монастираки, куда дорога приводила меня несколько раз, становится ясно, что вместе с жизнью кипит и греческая кровь. За две недели мне стало отчетливо ясно, что греческий народ является едва ли не главным украшением этой славной страны. Две черты греков сразу бросаются в глаза - их гостеприимство, лишенное восточной слащавости и преклонения, и их красота, на мой взгляд, чаще свойственная мужчинам, нежели женщинам. Здесь, правда, стоит отметить, что при встрече, действительно, красивой гречанки, кровь в твоих собственных жилах, моментально застывает.
Несмотря на немалое количество туристов, даже в самом центре города много греков, как молодых, разных и ярких, так и умудренных пожилых, разбавляющих разинувшую рты разношерстную людскую массу, своей неизменной экспрессивной жестикуляцией и горящими, целеустремленными взглядами. Между тем, пройдя по центру несколько кругов, замечаешь, что среди жителей Афин есть и иностранцы: каково было мое удивление, когда в городском саду я услышал русскую речь, содержание которой явно указывало на то, что ее носитель был далеко не туристом. Другой пример - итальянец, в первый раз повстречавшийся мне у Заппейон, а после по-братски обнимавший меня у Митрополичьего Собора в расспросах о посещении Акрополя и приглашениях отведать кулинарных изысков за его счет. Греческое гостеприимство, по-видимому, заразительно: по дороге к Акрополю я спросил дорогу у женщины, казавшейся мне гречанкой - оказалось, она из Америки, приехала с сыном, и теперь ждет его у подножия, готовая помочь мне советом. Путешествия всегда притягивали меня этой магией познания коротких отрывков, историй из жизни незнакомых тебе людей, будто, чуть приоткрыв дверь, тебе удается заглянуть в их дом.
К слову, дорога к Акрополю оказалось непростой, но после того, как полдня, величественно возвышающийся над городом он манил меня своей неприступностью, то и дело мелькая между крыш домов и развалин Агоры, я был полон решимости дойти до самого верха сквозь тернии ставших по велению ветров и ног миллионов посетителей скользкими камней. Безусловно, исписанные страницы школьных учебников и путеводителей делают свое дело: прикосновение к колонам Парфенона и взгляд на театр Диониса кажутся моментом истины. Еще два холма пока еще хранят для меня свою тайну, также умиротворенно замерев над городом и притягивая к себе словно магниты взгляды туристов и объективы фотоаппаратов: Филопаппоу и Ликавитус, увенчанные монументами и церквями.
Неотъемлемой частью города являются и его животные обитатели - голуби, ни чем не отличающиеся от наших, кошки, гуляющие повсюду и собаки, которых вы непременно найдете в соответствующих ошейниках у любой из достопримечательностей. Прогулка по центру Афин, раскинувшемуся по краям известного треугольника трех площадей, полна открытий, причем, как тех, что не отмечены на твоей карте, так и тех, встречи с которыми ты с трепетом ждешь, поворачивая на очередную узкую улочку или выбираясь из метро.
К слову, изначальная подготовка к поездке, составление планов и маршрутов, многим кажущаяся бессмысленной и излишней, на самом деле лишь разжигает аппетит и, на мой взгляд, наполняет все твои последующие действия неким смыслом, придает направление твоему движению. Начиная с долгого выбора отелей, поиска билетов на самолеты и паромы и заканчивая сверкой расписаний автобусов и метро - все подчинено одной лишь цели - потратить время с удовольствием в попытке охватить всеми способами как можно больше из того, что скрыто на твоем пути. Эта своеобразная подкованность освобождает тебя от необходимости в поиске подсказок и советов, наделяя тебя явным преимуществом по сравнению с другими туристами, с широко открытыми глазами ждущих дальнейших указаний. И каждый раз заканчивая день обдумыванием плана на следующий, ты снова и снова возвращаешься к трепетному состоянию ожидания какого-то нового действа или зрелища.
Безусловно, даже при отсутствии подготовки, греческое гостеприимство порой заставляет чувствовать себя окруженным заботой со всех сторон: все стараются помочь, дать как можно больше информации, сделать все возможное для твоего удобства. Так было с офисом, где кроме билетов на паромы я получил подробную карту порта, и с отелями, присылавшими огромные письма с маршрутами проезда и закрывавшими глаза на проблемы с кредиткой, и с простыми греками, подвозившими, помогавшими и попросту бывшими крайне доброжелательными.
На фоне этого большим удивлением для меня стал Пирей, где все будто создано во благо автомобилей. Двигаясь пешком, найти и без сложностей пройти к своему парому невозможно. Правда, зрелище, открывающееся с вертолетной площадки на крыше этого гиганта, с лихвой окупает недавние мучения. Уже на обратной дороге в Афины Пирей предстал передо мной в метафоричном образе сердца, разгоняющего кровь из паромов по жилам Греции - ее Эгейскому морю. Эти паромы, словно плавучие дома, открытые суровым ветрам и бороздящие морские просторы вбирают в себя выжимку из самых разных людей, путешествующих налегке или же с грузовиками и автобусами, часто с собаками или кошками, также как и в тавернах, устраивающих поединки в нарды или карты за столиками у бара. Словно продолжая традицию греческого гостеприимства, каждый паром провожают из порта и встречают незадолго до маяка чайки, плавно летящие вровень с ним, и мотыльки, вылетающие из морской темноты на свет его многочисленных огней.
После морского путешествия, смазанного беспокойным сном и несколькими бокалами вина, Крит встретил меня одним из своих величайших зрелищ, знаменующим начало нового дня - восходом. Словно в некоем священном действии пылающий шар, поднимаясь из воды, моментально наполняет своим мягким светом города и деревни, пробуждая к жизни их обитателей. Этот мягкий свет нежно обжигает твою кожу, предвещая новый день, полный новых ощущений и знакомств, моря и удивительной природы. Kalimera, произносимое всегда с улыбкой на лице - для греков и любого, кто пропустит сквозь себя их удивительный мир, это больше чем слово и пожелание доброго утра - это образ жизни.
С самых первых минут в порту и на автобусной станции Крит осторожно, будто чувствуя сковывающее тело покачивание, погружает тебя в таинство своей простой и самобытной жизни, уже намного позже раскрывающейся перед тобой во всей своей незамысловатости, колоритности и обаянии. А пока ты лишь изумленно смотришь из окон первого следующего на восток автобуса за тем, как на каждой остановке после короткого “Bagaj!”, выкрикнутого водителю, грузчик выбрасывает прямо на дорогу две связанных стопки газет и журналов. Как мне удалось убедиться позднее, продавцы бережно подбирают эти посылки и расставляют на полках своих магазинчиков.
Изъездив Крит вдоль и поперек, понимаешь, что это лишь частный случай органичного слияния двух начал: деревенского и городского, крестьянского и туристического, встречающегося на острове на каждом шагу. В то время как северное побережье усеяно очагами ночной жизни, скоплениями отелей, баров и магазинов, все, что находится между ними, центр и юг острова предстают перед тобой в своем первозданном виде, смешении природной и рукотворной красоты, чарующей, умиротворяющей и погружающей в раздумья о тех временах, когда и на месте нынешних мегаполисов люди зарабатывали на жизнь ручным трудом, разведением скота и земледелием. Здесь натуральное хозяйство, как мы привыкли его называть, повсюду: в маленьких деревеньках, ютящихся, словно на морских берегах, по краям усеянного ветряными мельницами плоскогорья Лассити, в рыбацких поселках, пропахших свежей рыбой и уединенных монастырях, взобравшихся на неприступные горные склоны.
Одинокие, будто заблудившиеся, туристические автобусы растворяются в равномерном течении здешней жизни: уюте таверн с домашними печами, больших греческих свадьбах, то и дело встречающихся в местных церквушках и монастырях, и отдаленных достопримечательностях, где твоим единственных проводником будет пожилой мужчина с фонариком, посвящающий тебя в тайны обросшей диким виноградом пещеры. Заезжая в деревню, будто внезапно вырастающую посреди пустынной дороги, ты чувствуешь, будто своим приездом нарушаешь воцарившийся здесь покой. Смуглые морщинистые старички, горцы и крестьяне, с палочками и дымящимися самокрутками тут и там ведут дискуссии за столиками посреди улиц, совсем рядом с ними играют дети, мужчины, вернувшиеся с поля, обедают со своими семьями. О приближении к такой деревне можно узнать лишь по звону колокольчиков пасущихся вокруг или же прямо на дороге коз и овец и по обязательно возвышающемуся над селением куполу церкви. Эти церквушки, будто разбросанные по земле одинокие обители, сопровождают тебя на всем твоем пути, оберегая от коварства горных дорог и приглашая перевести дух. Лишь только просьба закрывать за собой ворота при входе в церковный дворик на самой вершине холма напоминает о давнем присутствии здесь человека - настолько тихо вокруг и настолько захватывающим оказывается вид, открывающийся отсюда. Словно подчеркивая дикость и первозданность природы, всюду в воздухе парят орлы, мелькают над дорогой летучие мыши, жужжат возле цветов шершни и пчелы, шныряют между камней большие зеленые ящерицы, а в море, прямо у твоих ног плавают здоровые, размером не меньше стопы, рыбы.
Дух этой жизни сохраняется и в старой части городов, где также рядом с туристическими маршрутами стоят обветшавшие дома коренных жителей, сушится их белье, а на грядках растут свежие овощи. Этот дух наполняет воздух везде, где бы ты ни был. В отеле, где стоит только открыть деревянные, выкрашенные яркими красками, ставни, комната наполняется шумом моря, пением птиц и цикад, отдаленным блеянием барашков и звоном их колокольчиков, перемежающимся со звоном церковных колоколов. Стоит пройти лишь несколько сотен метров, как ты погружаешься в самый центр туристических страстей, кипящих в центре несоразмерно больших городов, таких как Ираклион, Сития, Хания, Агиос Николаос и Ретимно. Здесь снова окутывает тебя магия узких улочек, пестрящих тавернами и магазинами, где можно купить все, чем славится Эллада: оливковое масло, вино, монастырский мед, сыр и керамику. При въезде в город ты будто всем телом ощущаешь нарастающий с каждым метром ритм местной жизни и сам становишься ее участником, безуспешно пытающимся найти парковку среди хитросплетения крутых спусков, подъемов и улиц с односторонним движением. Как и в Афинах, центральные улицы и площади здесь полны не только туристов, но и местных, среди которых много русских. Каждый из городов, несмотря на это, замечателен своим собственным очарованием, будь то непрекращающееся воркование горлиц на берегах Вулисмени в Николаосе, подобие ривьеры на набережной Элунды, пение птиц в Ситии, захватывающий дух вид на Ханию с могил Венизелосов или игра на гитаре у крепости Калес в Ираклионе.
Но, где бы ты не находился, всегда будешь ты словно под опекой безграничного гостеприимства критян, находящего самые разные выражения, самое яркое из которых - непрекращающийся поток Ракии, которая здесь, кажется, льется рекой - ее приносят на десерт вместе с фруктами в каждой таверне и предлагают попробовать в магазинчиках и развалах у дороги. Вспоминается напутственная фраза официанта в одной из таверн: “My friend, if you start with Raki, finish with Raki”. Простые и добродушные люди, многие из которых летом работают и копят деньги на зиму, они всегда улыбаются вам и стараются помочь. Кажется, лучшего отношения быть не может, но, опознав в вас русских, они с радостью распахнут перед вами двери своих домов - единство религии, которую греки воспринимают очень серьезно, сильно сближает.
Доказательством почтительного отношения греков к христианской вере и набожности служит несметное количество монастырей, одни из которых, словно скалы возвышаются над равнинами, покрытыми коврами из оливковых рощ, виноградников, фруктовых и лавровых деревьев, другие, сами взобравшись на скалы, венчают их вершины. Каждый из них, являясь бесспорным произведением искусства, обладает собственным очарованием и скрытыми внутри монастырских стен собственным жизненным укладом, ремеслом, духом уединенности и единства с чем-то высшим, неосязаемым. Так, добираясь к любому из них долгими извилистыми дорогами, внутри, наконец, можно вдохнуть полной грудью воздух пропитанный запахом цветов и ладана, услышать звук службы, идущий прямо внутри скалы и в очередной раз удивиться собственному одиночеству в наслаждении этой красотой.
Пожалуй, именно крутые и извилистые пути к монастырям в первые дни пробудили во мне любовь к дорогам на Крите, закрепившуюся к концу в чистое восхищение. Именно там я до конца осознал, что же такое Gran Turismo в полном смысле этого понятия. Затяжные подъемы и спуски, серпантины, сужения в деревнях, внезапные обрывы асфальта на разворотах, слепые повороты и молниеносные, насколько возможно, обгоны - все это моментально влюбляет и требует соответствующей машины, жесткой, спортивной и, конечно, с открытым верхом. Первыми на ум пришли Mazda MX-5 и Porsche Boxter. Мой Peugeot 107 смотрелся здесь насмешкой над гениальным проектированием и потенциальным удовольствием, заложенным в каждом вираже, но даже с ним я смог сродниться, несмотря на его легкость, несущую опасность в заносах, постоянное стремление к отрыву от земли одного из колес, слабый движок и ватный руль. После нескольких дней забываешь о привычном московском дергании и постигаешь новую технику: спуски с постоянно выжатым сцеплением, ногой на тормозе и в любой момент готовой бросить в бой движок включенной третьей передачей, а также постоянную необходимость «продуваться» из-за стремительно меняющейся высоты. Ночью же, когда исчезает лишний страх и остается лишь только тот, которого достаточно на участок освещенный фарами, эти дороги предстают перед тобой в своем подлинном величии.
Другой неотъемлемой частью передвижения становится располагающий, но непоколебимый голос навигатора, который, то и дело, предлагает свернуть на несуществующую дорогу или предупреждает о превышении скорости, что невероятно на такой крохотной машинке. Собственно, неспособность движка на провокацию можно отнести скорее к плюсам, как и размер машины, по достоинству оцененный в городах, не говоря уже о том, насколько незаметным было потребление топлива. Несмотря на частые ошибки, игнорирование знаков и непонимание разницы между главной и второстепенной дорогами, навигатор, безусловно, сослужил мне немалую службу, пару раз, правда, отказывая из-за севшей батарейки в самый неподходящий момент - во время прогулок по городу, полному исторических мест, соборов и фонтанов, тем самым лишая всякой возможности найти путь к парковке. Город, кстати, быстро вырабатывает еще одну привычку: непрерывно смотреть в зеркала, поскольку мотоциклов и мопедов, кружащих вокруг тебя, там гораздо больше, чем машин. Вообще разнообразие транспорта поражает: в туристических районах в угоду развлечению полно квадроциклов и багги, в городах - мопедов и крохотных машин, на трассе - летающих на сумасшедшей скорости такси, а во всех остальных местах - дряхлых пикапов Hilux и Nissan, несущих свою крестьянскую службу.
Дороги, а в особенности национальная трасса, тянущаяся узкой полоской по северному побережью и в некоторых местах гордо именуемая автомагистралью, позволяют в полной мере ощутить масштабность острова, изменения природы в разных его концах и добраться до самых отдаленных мест, скрывающих бережно охраняемые развалины минойских поселений и дворцов или же островов, хранящих особые легенды и секреты. Одним из таких островов является крепость Спиналонга, в разные эпохи использовавшаяся в разных целях и достраивавшаяся в соответствии с ними. На этом острове, кажется, слышны шаги его древних обитателей, словно они искусно прячутся от тебя в лабиринтах между постройками. Доплыв туда на лодке, стоит остаться больше чем на полчаса, отведенные до следующего ее прибытия, чтобы обойдя крепость по кругу и разглядев ее бастионы, подняться потом на самый верх, чтобы ощутить всю грандиозность этого сооружения.
Удивительные, неземной красоты пляжи также далеки от туристических маршрутов, будь то Элафониси с его бродами, соединяющими покрытые ракушками, розовым песком и дюнами берега и косы, Ваи, поросшие пальмами, или Матала с поражающими воображение искусственными пещерами. Останавливаясь на каждом из них и наслаждаясь морем, будто очищающим и облагораживающим тебя, ты не перестаешь удивляться природной красоте этих мест, утопающих в запахе хвои и морской соли. Центр же острова таит в себе кроме известных и заполоненных туристами Кносса и Феста, пресноводное озеро Курна, отражающее в своей идеальной глади закат, приобретающий в горах некий мистический оттенок.
Стоит солнцу скрыться за горами, раскрасив в нежные цвета висящую над ними дымку, как тут же на остров опускается прохлада, пробуждая ночных жителей и наводняя посетителями таверны, предлагающие гостям богатые критские дары. В порту всегда можно выбрать свежую рыбу и морепродукты, приготовленные по местным рецептам, в центре острова насладиться парным мясом, приготовленном на углях, свежими овощами, на твоих глазах сорванных с соседней грядки, и домашним пьянящим вином. Сумерки быстро сменяются темнотой, открывая вид бесконечного, усеянного звездами неба, то и дело озаряемого вспышками падающих небесных тел. Незабываем вид этого неба, пересеченный пальмовыми листьями, если смотреть на него, покачиваясь на волнах в полном одиночестве и свете луны, наконец, добравшись до Ваи после насыщенного впечатлениями дня.
По прошествии нескольких дней по вечерам внезапно начинает накатывать грусть, природа которой долго остается для тебя загадкой. В борьбе с этой грустью удивительным свойством сближения людей открывается для тебя мобильная связь. Будто в поиске лекарства, начинаешь обращать внимание на мелкие проблемы, безуспешно пытаясь их разрешить. И только на Санторине я вдруг осознал истинную причину своей тоски: стоит тебе прикипеть к месту, давшему тебе приют, признать его своим домом, приготовив себе еду, как уже нужно собирать вещи и двигаться дальше.
Именно в таком беспокойном состоянии духа, сев на быстроходный катер, я отправился на Санторин. Этот остров безоговорочно поражает с первого взгляда на него, приковывая к окнам катера всех его пассажиров, пытающихся понять, объяснить, поверить в неземную красоту белоснежных городов, свисающих с разноцветных отвесных скал. И это ощущение неспособности осознать эту рукотворную, дерзкую красоту не покидает тебя на протяжении всего пребывания там, начиная от захватывающего дух подъема из порта на автобусе до прощального взгляда на Ойю с парома, несущего тебя в Афины. Уже наверху, прогулявшись по улочкам Фиры и съездив на красный пляж Акротири, ты все более отчетливо и необратимо ощущаешь, что все это умелая, даже спонтанная декорация, подчиненная единственной цели - туризму.
Для осознания этого, безусловно, нужно быть знакомым с историей возникновения самого острова и современной жизни на нем, которая насчитывает всего-то 60 лет, за которые безжизненный, изогнутый полумесяцем вокруг утихшего на время вулкана, клочок земли оброс домами и дорогами, превратившись в туристический аттракцион. Здесь нет понятия старого города - вместо него на дорогах изредка встречаются указатели на traditional settlement, а везде, где может хоть что-то расти, выращивается виноград, позже превращающийся в вино - еще одну часть местной легенды. Дороги, изобилующие крутыми спусками и подъемами по прямой, наполнены автобусами, а море внутри кальдеры - лодками, курсирующими между портами Санторина, Ферассии и Камени. Апофеозом этой туристической лихорадки является Ойя с ее выбеленными дорожками, дорогими ресторанами и люксовыми отелями с собственным портами.
Как мне кажется, только почувствовав и разглядев этот отчасти искусственный мир, можно в полной мере насладиться настоящим Санторином: запахом дождя на черном пляже, так неожиданно наполняющим легкие, когда ты выныриваешь из наполняющегося каплями моря, звуком гальки, уносимой волнами с белого пляжа на Акротири и главным зрелищем Санторина - закатом в Ойе. Зрелищем, ни с чем не сравнимым по своей силе и способности вызывать одинаковые эмоции у огромного количества людей. Только представьте себе несколько сотен человек, заполнивших все свободное пространство на отвесных краях города, крышах и мысах, наблюдающих за величественным действом погружения солнечного диска в морскую пучину. Кругом фотоаппараты со штативами, людские улыбки и разлегшиеся на белоснежных крышах рыжие собаки, также наблюдающие за неуклонным движением светила к горизонту. И вот, стоит краешку солнца окончательно исчезнуть за незримой полоской, разделяющей море и небеса, как толпа начинает ликовать, провожая день аплодисментами, радостными криками и свистом. Необъяснимое чувство радости захлестывает тебя изнутри, заставляя возвращаться сюда каждый новый день, словно под стать городу, облачаясь во все белое.
Чтобы до конца понять природу этого места, необходимо доплыть до вулкана, по дороге искупавшись в горячих источниках, где, спрыгнув с лодки, по мере приближения к Палеа Камени ты ощущаешь, как становится все более и более теплой вода. Сойдя с лодки на берег вулкана Неа Камени, непременно чувствуешь под ногами раскаленную почву - отчетливое свидетельство того, что дремлющий гигант готов напомнить о себе в любой момент. Так, сочетание безжизненной груды бывших когда-то потоками раскаленной лавы разноцветных камней, образующих скалистые холмы и глубокие впадины, запаха серы, струящейся прямо из-под камней возле кратера, и игры света и тени, образованной повисшими в небе облаками, делает твое присутствие здесь наполненным мистикой и ощущением собственного бессилия перед могуществом времени и природы.
На обратной дороге, поднимаясь из старого порта на осле или фуникулере, невольно задумываешься о противоречивости этого острова, и на ум приходят слова: «Господи, благослови эту землю и ее народ». Землю и народ, давно манивших меня и представших передо мной по большей части именно такими, какими я и ждал - захлестывающими с головой ощущением чего-то нового, неизведанного и требующего обязательного погружения в свой мир. Погружение, которое самому себе ты клятвенно обещаешь повторить, подставляя ладони приливающим волнам в своем священном ритуале прощания с морем.