(no subject)
Ба перед смертью все время просила у мамы таблетку, чтобы ей опять стало хорошо.
- Как раньше, я хочу, чтобы стало, как раньше.
А как раньше быть не могло, потому что 85 лет, рак, стома и вообще.
Но Ба больше всего боялась остаться наедине с собой, поэтому, как могла заполняла пустоту. В основном котом и истериками, не зная, как ещё возможно заглушить этот вакуум.
Психиатр не помог. Ну то есть как, что-то выписал, но на регулярность приема особо не рассчитывал. Вообще в нашей ментальности людям старой закалки ходить к мозгоправу - это дать слабину.
Хотя дед мой, по-молодости сам пошел в психушку сдаваться, мол ломайте меня полностью, нет мОчи.
Сбежал оттуда через несколько дней. Ну потому что это был не акт добровольной капитуляции, а скорее демонстрационный ход. Он потом с таким же азартом церковь посещал и занимался самолечением по заветам газеты "ЗОЖ". Все с пламенным сердцем первого пионера.
Так вот Ба попила-попила таблеточки, да и перестала.
Уже в самом конце в ее глазах я периодами видела что-то звериное. Такая сумасшедшая чернота которая пугала, когда перед тобой не твой некогда близкий человек, но сущность. Потом она снова становилась собой.
И дальше точка-тире.
На похоронах мама кричала. Самый большой ее страх сбылся: ей некому больше доказывать, что она хорошая дочь. Она больше никогда не сможет заслужить любовь своей мамы. Всем было неловко.
Мама сказала мне:
- Ну вот пусть бы она жила, даже лежачая, пусть, а я бы за ней ухаживала.
А спросила маму, зачем ей герань в виде живого человека. Ведь она просила бога, чтобы бабе стало хорошо.
Теперь ей хорошо.
Мама рассказывает мне по телефону, что и где у нее болит. Вперемешку со словами любви она говорит, что ее бросили.
Больше всего она боится остаться наедине с собой.
Я слушаю.
Слушаю.
Слушаю.
Потому что, возможно, тоже очень боюсь остаться наедине с собой, а может потому, что мама это мама.
Мелкая щебечет в мессенджер, как волнистый попугайчик. Старший многословен, как анкета : да-нет. Все выросли, первый год, когда каждый живёт по-одному. Вообще каждый.
Странное время начинаний с чистого листа, когда больше половины книги уже прочитано.
- Как раньше, я хочу, чтобы стало, как раньше.
А как раньше быть не могло, потому что 85 лет, рак, стома и вообще.
Но Ба больше всего боялась остаться наедине с собой, поэтому, как могла заполняла пустоту. В основном котом и истериками, не зная, как ещё возможно заглушить этот вакуум.
Психиатр не помог. Ну то есть как, что-то выписал, но на регулярность приема особо не рассчитывал. Вообще в нашей ментальности людям старой закалки ходить к мозгоправу - это дать слабину.
Хотя дед мой, по-молодости сам пошел в психушку сдаваться, мол ломайте меня полностью, нет мОчи.
Сбежал оттуда через несколько дней. Ну потому что это был не акт добровольной капитуляции, а скорее демонстрационный ход. Он потом с таким же азартом церковь посещал и занимался самолечением по заветам газеты "ЗОЖ". Все с пламенным сердцем первого пионера.
Так вот Ба попила-попила таблеточки, да и перестала.
Уже в самом конце в ее глазах я периодами видела что-то звериное. Такая сумасшедшая чернота которая пугала, когда перед тобой не твой некогда близкий человек, но сущность. Потом она снова становилась собой.
И дальше точка-тире.
На похоронах мама кричала. Самый большой ее страх сбылся: ей некому больше доказывать, что она хорошая дочь. Она больше никогда не сможет заслужить любовь своей мамы. Всем было неловко.
Мама сказала мне:
- Ну вот пусть бы она жила, даже лежачая, пусть, а я бы за ней ухаживала.
А спросила маму, зачем ей герань в виде живого человека. Ведь она просила бога, чтобы бабе стало хорошо.
Теперь ей хорошо.
Мама рассказывает мне по телефону, что и где у нее болит. Вперемешку со словами любви она говорит, что ее бросили.
Больше всего она боится остаться наедине с собой.
Я слушаю.
Слушаю.
Слушаю.
Потому что, возможно, тоже очень боюсь остаться наедине с собой, а может потому, что мама это мама.
Мелкая щебечет в мессенджер, как волнистый попугайчик. Старший многословен, как анкета : да-нет. Все выросли, первый год, когда каждый живёт по-одному. Вообще каждый.
Странное время начинаний с чистого листа, когда больше половины книги уже прочитано.