Геродот "История" (продолжение)
Кинофильмы
«Сумерки». Отрывок:
Были
у Фанеса сыновья, оставленные отцом в Египте. Этих-то сыновей наемники
привели в стан, поставили между двумя войсками чашу для смешения вина и
затем на виду у отца закололи их над чашей одного за другим. Покончив с
ними, наемники влили в чашу вина с водой, а затем жадно выпили кровь и
ринулись в бой. После жаркой битвы, когда с обеих сторон пало много
воинов, египтяне обратились в бегство.
Фильм по мотивам историй об Остапе Бендере:
После
Протея, рассказывали жрецы, царская власть перешла к Рампсиниту. Он
оставил памятник - преддверие, стоящее к западу от храма Гефеста. Перед
этим преддверием он велел поставить две статуи высотой в 25 локтей128.
Одну из них, стоящую на северной стороне, египтяне называют «лето», а
другую - на южной - «зима». Первой статуе они поклоняются, а с той,
которую называют «зимой», поступают как раз наоборот. Этот царь, по
рассказам жрецов, был очень богат, и никто из позднейших царей не мог
превзойти его богатством или хоть как-то сравняться с ним. Желая
сохранить свои сокровища в безопасном месте, царь повелел построить
каменное здание так, чтобы одна стена его примыкала к внешней стене
царского дворца. Строитель же коварно обманул царя и придумал вот что:
он сложил камни так, что один из них можно было с легкостью вынуть двум и
даже одному человеку. И вот, когда здание было готово, царь велел
сложить туда свои сокровища. Спустя некоторое время строитель в
предчувствии кончины призвал сыновей (а у него их было двое) и поведал
им, какую хитрость применил при строительстве царской сокровищницы ради
того, чтобы обогатить их. При этом он все точно объяснил сыновьям, как
вынуть камень, и указал, на каком расстоянии в ширину и высоту [от края
стены] лежит он. Если они не забудут этого, добавил строитель, то станут
«казначеями» царских сокровищ. После этого строитель скончался, а
сыновья тотчас же принялись за дело. Ночью они подкрались ко дворцу,
нашли этот камень в здании [сокровищницы], легко вынули его и унесли с
собой много денег. Когда же царю случилось как-то войти в сокровищницу,
он удивился, что в сосудах не хватает золота, но не мог, тем не менее,
никого обвинить, так как печати были целы и сокровищница заперта. Царь
дважды и трижды открывал сокровищницу, и раз от разу там оказывалось все
меньше золота (ведь воры продолжали похищать его). Тогда он сделал вот
что: приказал наделать капканов и поставить их около сосудов, полных
золота. А когда воры пришли в обычное время, как и раньше, то один из
них проник в сокровищницу и только лишь приблизился к сосуду, как тотчас
же попался в капкан. Поняв, в какой он беде, вор тотчас же кликнул
брата, рассказал, что случилось, и приказал как можно скорее спуститься и
отрубить ему голову, чтобы и другой брат не погиб, когда его самого
увидят и опознают, кто он. А тот решил, что брат прав, и поступил по его
совету. Он вставил затем камень [на прежнее место] и ушел домой с
головой брата. На другое утро царь вошел в сокровищницу и был поражен,
увидев тело вора в западне без головы, а сокровищницу нетронутой, без
всякой лазейки для входа и выхода. В недоумении царь сделал вот что: он
повелел повесить тело вора на городской стене129,
затем поставил около тела стражу с приказанием, если увидят, схватить и
немедленно привести к нему всякого, кто вздумает оплакивать или
сетовать о покойнике. Когда тело вора было повешено, то мать его пришла в
негодование. Она обратилась к оставшемуся сыну и велела ему каким бы то
ни было способом отвязать и привезти домой тело брата. Если же сын не
послушается, то мать грозила прийти к царю и донести, у кого находятся
царские сокровища. Мать принялась жестоко бранить уцелевшего сына, а тот
не мог ее успокоить и тогда придумал вот какую хитрость. Он запряг
своих ослов, навьючил на них полные мехи вина и затем погнал.
Поравнявшись со стражами, которые стерегли тело, он потянул к себе два
или три завязанных в узел кончика меха. Вино потекло, и он стал с
громкими криками бить себя по голове, как будто не зная, к какому ослу
сначала броситься. А стражи, увидев, что вино льется [рекой], сбежались
на улицу с сосудами черпать льющуюся [из меха] жидкость, считая, что им
повезло. Вор же, притворно рассерженный, принялся осыпать их всех по
очереди бранью. Стражи старались утешить его, и через некоторое время он
сделал вид, будто понемногу смягчается и гнев его проходит. Наконец он
согнал ослов с улицы и снова стал навьючивать [мехи]. Затем у них
начались разговоры, и, когда один из стражей рассмешил его какой-то
шуткой, он дал им еще мех. А стражи тут же на месте расположились пить,
причем приглашали и его остаться, чтобы вместе выпить. Он позволил себя
уговорить и остался с ними. Во время попойки стражи чрезвычайно любезно
пили за его здоровье, и он тогда подарил им еще мех с вином. От славной
выпивки все стражи скоро захмелели. Сон одолел их, и они завалились
спать тут же на месте. Была уже глубокая ночь. Тогда вор снял тело брата
со стены и затем остриг в насмешку всем стражам правую щеку наголо130.
Потом навьючил тело брата на ослов и погнал домой. Так он выполнил
приказание своей матери. Когда же царю сообщили, что вор похитил тело,
он распалился гневом и захотел во что бы то ни стало узнать, кто этот
хитрец, придумавший такие ловкие плутни. А сделал царь для этого вот
что. (Я-то, впрочем, этому не верю). Он поместил будто бы свою дочь в
публичный дом, приказав ей принимать всех без разбора. Но прежде чем
отдаться, она должна была заставить каждого [мужчину] рассказать ей свой
самый хитрый и самый нечестный поступок в жизни. А кто расскажет
историю с вором, того она должна схватить и не отпускать. Дочь так и
сделала, как приказал отец. Вор же понял, чего ради царь отдал такое
приказание. Он решил превзойти царя хитростью и сделал вот что. Отрубив
руку по плечо у свежего мертвеца и, скрыв ее под плащом, вор пошел к
царской дочери. Когда он явился к ней, царевна задала ему тот же вопрос,
как и другим, и он рассказал, что совершил самый нечестивый поступок,
отрубив голову брата, попавшего в западню в царской сокровищнице, а
самый ловкий поступок, когда напоил допьяна стражей и унес висевшее на
стене тело брата. Царевна же, услышав эту историю, хотела схватить его. А
вор в темноте протянул ей руку мертвеца. Та схватила ее, думая, что
держит его собственную руку. Вор же оставил отрубленную руку в руке
царевны и выбежал через дверь. Когда царю сообщили об этой [новой]
проделке, царь поразился ловкости и дерзкой отваге этого человека.
Тогда, наконец, царь послал вестников по всем городам и велел объявить,
что обещает вору полную безнаказанность и даже великую награду, если тот
явится перед его очи. А вор поверил и явился к царю. Рампсинит же
пришел в восхищение [от него] и отдал за него замуж свою дочь, как за
умнейшего человека на свете. Ведь, как он полагал, египтяне умнее прочих
народов, а этот вор оказался даже умнее египтян.
Фильм по мотивам «Капитанской дочки»
Затем
царь Дарий завоевал Самос - первый из эллинских и варварских городов.
Причина войны была вот какая. Когда Камбис, сын Кира, отправился в
египетский поход, много эллинов также прибыло в Египет. Одни [приехали],
вероятно, для торговли, другие - как участники похода, а третьи,
наконец, просто хотели посмотреть страну. Среди этих последних был
Силосонт, сын Эака, изгнанный брат Поликрата Самосского. Этому-то
Силосонту выпало великое счастье. Однажды, одетый в красный плащ, он
прогуливался по рынку в Мемфисе. Увидел его Дарий, который, будучи
телохранителем Камбиса, еще не имел тогда особого веса, и так
прельстился плащом, что, подойдя к Силосонту, стал торговать плащ. А
Силосонт, видя сильное желание Дария получить этот плащ, сказал (как бы
по внушению некоего бога): «Я не продам его ни за что, но хочу тебе
подарить, если уж ты непременно хочешь его иметь». Дарий был очень
доволен и взял плащ.
140. Так вот, Силосонт думал тогда, что лишился
плаща по простоте душевной. А через некоторое время, после кончины
Камбиса, когда семь персов свергли мага и из этих семи Дарий был избран
царем, тогда Силосонт узнал, что персидский престол достался тому самому
человеку, которому он некогда подарил по его просьбе плащ. Так вот,
Силосонт отправился в Сусы, сел перед вратами царского дворца и объявил,
что он «благодетель» царя Дария. Услышав эти слова, страж дверей
передал их царю, и Дарий с удивлением сказал ему: «Кто этот эллин,
которому я обязан благодарностью? Ведь я лишь недавно вступил на
престол, и за это время едва ли какой-нибудь эллин посетил нас. Я ничем,
так сказать, не обязан никому из эллинов. Впрочем, приведите его, и я
посмотрю, чего он добивается своими словами». Страж дверей ввел
Силосонта [в царские покои], и, когда тот предстал перед царем, толмачи
спросили его, кто он и почему именует себя царским благодетелем. Тогда
Силосонт рассказал всю историю с плащом, добавив, что это он подарил
царю плащ. На это Дарий ответил: «Благородный человек! Так это ты сделал
мне подарок, когда я еще не имел власти? Правда, этот подарок
незначительный, но моя благодарность будет такой же, как если бы теперь я
получил откуда-нибудь великий дар. В награду я дам тебе без счета
золота и серебра, чтобы тебе никогда не пришлось раскаиваться в том, что
ты сделал добро Дарию, сыну Гистаспа». Силосонт же отвечал на это: «Не
дари мне, царь, ни золота, ни серебра, но освободи и пожалуй мне родной
город Самос, где ныне после убиения Оретом брата моего Поликрата
властвует наш раб. Отдай мне этот город, но только без кровопролития и
не обращая жителей в рабство».
Фильм по мотивам «Сокровища нации»:
Из-за
своих постоянных поражений лакедемоняне отправили послов в Дельфы
вопросить [оракул], какое божество им следует умилостивить для победы
над тегейцами. Пифия дала ответ: они должны перенести в Спарту останки
Ореста, сына Агамемнона, [и тогда] одолеют тегейцев. Однако спартанцы не
могли отыскать могилы Ореста, и [им пришлось] вновь отправить послов в
Дельфы вопросить бога: «Где погребен Орест?». На вопрос послов Пифия
ответила вот что:
Есть в Аркадии град Тегея на низкой равнине.
Веют там ветры (их два), гонимые силой могучей.
[Слышен] удар, отраженный ударом, и беда возлежит над бедою…
Сын там Атрида сокрыт земли жизнетворной на лоне.
Прах его перенесешь и станешь владыкой Тегеи.
Однако
и после этого ответа оракула лакедемоняне все-таки не могли найти
могилы, несмотря на все усилия, пока не нашел ее Лих, один из так
называемых агатоергов57
в Спарте. Эти-то агатоерги - старейшие граждане числом пять - ежегодно
выходят из сословия всадников. В течение того года, когда они выходят из
всаднического сословия, они должны быть наготове постоянно выполнять
обязанности послов в разных местах для Спарты.
68. Среди этих-то
людей был некто Лих. Он и отыскал в Тегее [могилу Ореста], отчасти
случайно, отчасти хитростью. В то время у лакедемонян с тегейцами было
перемирие. Лих зашел в кузницу посмотреть, как куют железо, и дивился
искусству [кузнеца]. Кузнец заметил его удивление и, прекратив работу,
сказал: «Друг-лаконец! Ты дивишься, как искусно обрабатывают железо. Но
вот если бы тебе довелось увидеть то же, что мне, то как бы ты сильно
удивился! Я хотел выкопать у себя во дворе колодец и, копая, наткнулся
на гроб 7 локтей длины. Не веря, однако, чтобы люди когда-нибудь были
больше нынешних ростом, я открыл гроб и увидел, что покойник
действительно был одинаковой величины с гробом. Измерив гроб, я снова
засыпал его землей». Так передавал ему кузнец то, что видел, а Лих
обдумал эти слова. Ему пришло на мысль, что это и есть останки Ореста, о
которых говорил оракул. Рассудил же Лих вот как: рассматривая два
раздуваемых меха кузнеца, он решил, что это ветры, о которых говорил
оракул; наковальня же и молот - это удар и ответный удар, а беда,
возлежащая на беде, - выковываемое железо (это потому, думал он, что
железо изобретено на беду человеку). Так рассуждая, Лих возвратился в
Спарту и рассказал все, что случилось с ним. Лакедемоняне же обвинили
его для вида в вымышленном преступлении и изгнали из города. Тогда Лих
опять прибыл в Тегею и рассказал кузнецу о своей беде. Затем он просил
отдать ему в наем двор, но кузнец сначала не соглашался. В конце концов
Лиху удалось уговорить кузнеца. Он поселился потом на этом дворе,
раскопал могилу и собранные кости привез в Спарту. С этого времени и
всякий раз, когда дело доходило до столкновения, лакедемоняне неизменно
оказывались гораздо сильнее [тегейцев]. И они покорили, таким образом,
уже большую часть Пелопоннеса.