«Тут как-то все очень очеловечено вплоть до лошади, которая живет в кабинете»
И снова про дневники Чуковского. (Нет, другие книжки я тоже читаю, не надейтесь.)
Хочу куда-нибудь свалить подборку цитат про цензуру сказок Чуковского. Признаться, до этого дневника я как-то смутно себе представляла, что у Чуковского были проблемы с цензурой. Зато образ любимого детского писателя, стихи которого знаешь наизусть, в голове всплывает так же ярко и стойко, как качельки во дворе, лепка снеговиков в Комарово и какие-то другие образы детства, которые чем старше, тем... никуда не деваются, а вроде как все время с тобой. (Я удивилась, но, оказывается, рисунки Конашевича 1920-х годов, которыми были оформлены мои детские книжки 1980-х (ваши, наверное, тоже ;) ), самому Чуковскому страшно не нравились. А я к ним так привыкла, они такие родные!) Кажется, что вот уж на сказках Чуковского выросли все мои ровесники, кстати, советские еще дети. Чего там запрещать?
Ладно. Всем, конечно, понятно, что запретить можно все что угодно, а абсурду цензурных придирок можно и не удивляться. И все-таки - каждый раз как в первый. :)
И ладно бы - политическая цензура. Мне было интересно посмотреть, насколько относительны педагогические ценности, тем более что в последнее время изрядно поддостает спекуляция на детях. Собираются взрослые серьезные дяденьки и давай решать, что детям надо, а что нельзя. Вот тут можно посмотреть, как это делали взрослые и серьезные дяденьки в 1920-е годы. Они считали, что детям вредно читать «очеловеченные» сказки. Ну типа, где вы видели разговаривающий умывальник? Так не бывает. Зачем пудрить ребенку мозг? Впрочем, скорее всего, эти претензии-таки были привязаны к новой антирелигиозной идеологии, а антропоморфизм связывался, наверняка, с какими-нибудь религиозными штуками.
А. Хотела еще хороший мультик на тему цензуры показать, но, наверное, как-нибудь в другой раз (ибо он чешский и не про Чуковского).
Хочу куда-нибудь свалить подборку цитат про цензуру сказок Чуковского. Признаться, до этого дневника я как-то смутно себе представляла, что у Чуковского были проблемы с цензурой. Зато образ любимого детского писателя, стихи которого знаешь наизусть, в голове всплывает так же ярко и стойко, как качельки во дворе, лепка снеговиков в Комарово и какие-то другие образы детства, которые чем старше, тем... никуда не деваются, а вроде как все время с тобой. (Я удивилась, но, оказывается, рисунки Конашевича 1920-х годов, которыми были оформлены мои детские книжки 1980-х (ваши, наверное, тоже ;) ), самому Чуковскому страшно не нравились. А я к ним так привыкла, они такие родные!) Кажется, что вот уж на сказках Чуковского выросли все мои ровесники, кстати, советские еще дети. Чего там запрещать?
Ладно. Всем, конечно, понятно, что запретить можно все что угодно, а абсурду цензурных придирок можно и не удивляться. И все-таки - каждый раз как в первый. :)
И ладно бы - политическая цензура. Мне было интересно посмотреть, насколько относительны педагогические ценности, тем более что в последнее время изрядно поддостает спекуляция на детях. Собираются взрослые серьезные дяденьки и давай решать, что детям надо, а что нельзя. Вот тут можно посмотреть, как это делали взрослые и серьезные дяденьки в 1920-е годы. Они считали, что детям вредно читать «очеловеченные» сказки. Ну типа, где вы видели разговаривающий умывальник? Так не бывает. Зачем пудрить ребенку мозг? Впрочем, скорее всего, эти претензии-таки были привязаны к новой антирелигиозной идеологии, а антропоморфизм связывался, наверняка, с какими-нибудь религиозными штуками.
А. Хотела еще хороший мультик на тему цензуры показать, но, наверное, как-нибудь в другой раз (ибо он чешский и не про Чуковского).
- [17/01/1928] Что же сделает ГУС с моими детскими книжками? Судя по тем протоколам, которые присланы в «Радугу» по поводу присланных ею книг, - там, в ГУСе, сидят темные невежды, обыватели, присвоившие себе имя ученых. Сейчас говорят, будто в их плеяду вошли Фрумкина и Покровская, но вообще - отзывы их так случайны, захолустны, неавторитетны, что самые худшие мнения о них оказались лучше действительности. Критериев у них нет никаких, и каждую минуту они прикрываются словом «антропоморфизм». Если дело обстоит так просто и вся задача лишь в том, чтобы гнать антропоморфизм, то ее может выполнить и тот сторож, который в Наркомпросе подает калоши: это дело легкое и автоматическое. Разговаривают звери - вон! Звери одеты в людское платье - вон! Думают, что для ребенка очень трудны такие антропоморфические книги, а они, напротив, ориентируют его во вселенной, т. к. он при помощи антропоморфизма сам приходит к познанию реальных отношений. Вот тема для новой статьи о ребенке - в защиту сказки. Когда взрослые говорят, что антропоморфизм сбивает ребенка с толку, они подменяют ребенка собою. Их действительно сбивает, а ребенку - нет, помогает. Сюжет для небольшого рассказа.
- [22/03/1925] Дней пять назад были у меня из Москвы устроители детского балета на тему моего «Мойдодыра». Они рассказывают, что на первом представлении к ним явились комсомольцы и запротестовали против строк:
А нечистым трубочистам -
Стыд и срам,
так как трубочисты - почетное звание рабочих, и их оскорблять нельзя. Теперь с эстрады читают:
А нечистым, всем нечистым,
т. е. чертям. - [06/08/1925] Вдруг выяснилось, что у меня нет денег. Запрещение «Мухи Цокотухи» сделало в моем бюджете изрядную брешь. На днях отправил Острецову такое письмо - по поводу «Мухиной свадьбы»: «В Гублите мне сказали, что муха есть переодетая принцесса, а комар - переодетый принц! Надеюсь, это было сказано в шутку, т.к. никаких оснований для подобного подозрения нет. Этак можно сказать, что „Крокодил“ - переодетый Чемберлен, а „Мойдодыр“ - переодетый Милюков.
Кроме того, мне сказали, что муха на картинке слишком близко к комарику и улыбается слишком кокетливо! Может быть, это и так (рисунки вообще препротивные!), но, к счастью, трехлетним детям кокетливые улыбки не опасны.
Возражают против слова „свадьба“. Это возражение серьезнее. Но уверяю Вас, что муха венчалась в Загсе. Ведь и при гражданском браке бывает свадьба. А что такое свадьба для ребенка? Это пряники, музыка, танцы. Никакому ребенку фривольных мыслей свадьба не внушает. А если вообще Вы хотите искать в моей книге переодетых людей, кто же Вам мешает признать паука переодетым буржуем? „Гнусный паук - символ нэпа“. Это будет столь же произвольно, но я возражать не стану. „Мухина свадьба“ - моя лучшая вещь. Я полагал, что написание этой вещи - моя заслуга. Оказывается, это моя вина, за которую меня жестоко наказывают. Внезапно без предупреждения уничтожают мою лучшую книжку, которая лишь полгода назад была тем же Гублитом разрешена и основ советской власти не разрушила.» - [20/05/1926] Мою «Белую Мышку» (по Лофтингу), предложенную мною в Госиздат, Лилина отвергла и написала о ней такой отзыв, который нужно сохранить для потомства:
Это автограф подлой Лилиной.
«Приключения белой мыши» очень сомнительная сказочка. Никаких законов мимикрии в ней нет, а антропоморфизма хоть отбавляй.
Боюсь, что нас будут очень ругать за эту сказочку. Тут как-то все очень очеловечено вплоть до лошади, которая живет в кабинете." - [27/09/1927] «Позвонил Розенблюм - К.И., запретили вашего „Бармалея“ - идите к Энгелю... хлопотать. Пошел. [...] Он сообщил мне, что Гублит здесь ни при чем, что запрещение исходит из Соцвоса, который нашел, что хотя „книга написана звучными стихами“, но дети не поймут заключающейся здесь иронии. И вот только потому, что Соцвос полагает, будто дети не поймут иронии, он топчет ногами прелестные рисунки Добужинского и с легким сердцем уничтожает книгу стихов. Боролся бы с пьянством, с сифилисом, с Лиговкой, со всеми ужасами растления детей, которыми все еще так богата наша нынешняя эпоха, - нет, он воюет с книгами, с картинками Добужинского и со стихами Чуковского. И какой произвол: первые три издания не вызвали никакого протеста, мирно печатались как ни в чем не бывало, и вдруг четвертое оказывается зловредным. А между тем это четвертое было уже разрешено Гублитом... а потом разрешение взято назад!»
- [01/04/1928] При содействии Фрумкиной прошла «Путаница», прошел «Тараканище». Самый страшный бой был по поводу «Мухи Цокотухи»: буржуазная книга, мещанство, варенье, купеческий быт, свадьба, именины, комарик одет гусаром... Но разрешили и «Муху» - хотя Прушицкая и написала особое мнение. Разрешили и «Мойдодыра». Но как дошли до «Чуда-дерева» - стоп. «Во многих семьях нет сапог,- сказал какой-то Шенкман,- а Чуковский так легкомысленно разрешает столь сложный социальный вопрос».
- [Из комментария] 42 Речь идет о строфе из «Мойдодыра»: «Боже, боже / Что случилось? / Отчего же / Все кругом...» Запрет этот и борьба с крамольной строчкой продолжались десятилетиями. В письме к редактору издательства «Малыш» Э. В. Степченко Чуковский писал в 1967 году: «Какие странные люди пишут мне письма, в которых бранят новое издание «Мойдодыра» за то, что в нем есть ужасная строка: «Боже, боже, что случилось?»