Долго вспоминал, потом вспомнил: "На столе,перед которым он сидел,лежали две стопки сочиненного им малороссийского букваря, а под рукой у него была другая "малороссийская грамотка", которую он несколько раз открывал, бросал на стол, вновь открывал и вновь бросал. Видно было, что эта книжка очень его занимает и очень беспокоит. Я взялся было за шапку. Поэт остановил меня за руку и посадил. "Знаете вы вот сию книжицу?" - он показал мне "грамотку". Я отвечал утвердительно. "А ну, если знаете, то скажите мне, для кого она писана?" - "Как, для кого?" - отвечал я на вопрос другим вопросом. "А так, для кого? - бо я не знаю, для кого, только не для тех, кого треба навчiть разуму". Я постарался уклониться от ответа и заговорил о воскресных школах, но поэт не слушал меня и, видимо, продолжал думать о "грамотке". Это из очерка "Последняя встреча и последняя разлука с Шевченко" Николая, нашего, Семеновича Лескова - весьма своеобразного русофила/русофоба и большого, кстати, почитателя ТГШ. И что характерно: в примечаниях к этому очерку - см. ПСС Лескова от 1958 г., т. 10, стр. 485-486 - говорится, что данная "грамотка" была букварем П.А. Кулиша, впервые опубликованном в Петербурге (!) в 1857 г. (!) и переизданном в 1861. Там же говориться, что ТГШ весьма отрицательно отнесся к этой "грамотке" и даже выступил по этому поводу в печати - "Северной пчеле", т.е. почти официозе того времени. Может, конечно, это всем известный боянище. Но лично для меня ситуевина получается новая и любопытная. Выходит, что малороссийские буквари, да не в единственном издании и не единственного автора-сугубого украинофила, выходили именно в столице Мордора. Интересно также: в чем именно заключался спор "отца-основателя" с создателем "кулишовки" - в фонетике или в грамматике?
"На столе,перед которым он сидел,лежали две стопки сочиненного им малороссийского букваря, а под рукой у него была другая "малороссийская грамотка", которую он несколько раз открывал, бросал на стол, вновь открывал и вновь бросал. Видно было, что эта книжка очень его занимает и очень беспокоит. Я взялся было за шапку. Поэт остановил меня за руку и посадил. "Знаете вы вот сию книжицу?" - он показал мне "грамотку". Я отвечал утвердительно. "А ну, если знаете, то скажите мне, для кого она писана?" - "Как, для кого?" - отвечал я на вопрос другим вопросом. "А так, для кого? - бо я не знаю, для кого, только не для тех, кого треба навчiть разуму". Я постарался уклониться от ответа и заговорил о воскресных школах, но поэт не слушал меня и, видимо, продолжал думать о "грамотке".
Это из очерка "Последняя встреча и последняя разлука с Шевченко" Николая, нашего, Семеновича Лескова - весьма своеобразного русофила/русофоба и большого, кстати, почитателя ТГШ. И что характерно: в примечаниях к этому очерку - см. ПСС Лескова от 1958 г., т. 10, стр. 485-486 - говорится, что данная "грамотка" была букварем П.А. Кулиша, впервые опубликованном в Петербурге (!) в 1857 г. (!) и переизданном в 1861. Там же говориться, что ТГШ весьма отрицательно отнесся к этой "грамотке" и даже выступил по этому поводу в печати - "Северной пчеле", т.е. почти официозе того времени.
Может, конечно, это всем известный боянище. Но лично для меня ситуевина получается новая и любопытная. Выходит, что малороссийские буквари, да не в единственном издании и не единственного автора-сугубого украинофила, выходили именно в столице Мордора. Интересно также: в чем именно заключался спор "отца-основателя" с создателем "кулишовки" - в фонетике или в грамматике?
Reply
Leave a comment