аббатство души
Возвращаясь к мартовской поездке на Гаргано, хочу рассказать вам об интересном месте, которое мне наконец-то удалось посетить. Те, кто был на севере Апулии или что-то читал об этой местности, наверняка знает, что отсюда начал распространяться (с 5-го еще века) по Европе культ Архангела Михаила и что известное аббатство на Мон-Сен-Мишель в Нормандии было построено монахом, посетившим местное святилище Архангела и вдохновившимся им. Святилище это находится в городке Монте-Сант'Анджело (о нем я несколько раз писала в блоге, например, вот здесь). И в этот раз мы, конечно, не могли пропустить "город ангела", который, кроме всего прочего, порадовал по-настоящему нетуристической тишиной и покоем. Но еще больший, почти потусторонний покой обрушился на нас в аббатстве Санта Мария ди Пульсано. Стоит оно совсем неподалеку от Монте-Сант'Анджело и практически с той же горы смотрит на лежащий внизу залив Манфредонии.
Про аббатство я знала давно и даже советовала его некоторым своим клиентам, потому что живущие там монахи позволяют его посещать, лично сопровождая приезжих (и обещают даже, что можно говорить на английском). В 2010-м году оно было также признано "Местом души" Итальянского фонда окружающей среды (этот "титул" дается по итогам голосования путешествующей братии). Правда, когда дело дошло до договоренностей, связаться с монахами оказалось не так-то просто: на электронную почту они не реагировали, а ответа на телефонные звонки добиться удалось только после настойчивых ежедневных попыток, и далеко не сразу. Но, как, опять же, подсказывал мне богатый уже организаторский опыт в Италии, в то самое утро нас, конечно, никто не ждал. Поэтому, войдя на территорию аббатства, я первым делом столкнулась с археологами, работавшими в одном из помещений, и лишь потом, после продолжительных переговоров по домофону, смогла убедить выйти к нам брата Ефрема.
Остальные тем временем любовались окрестностями.
Сложно было сказать, чем занимался брат Ефрем до нашего приезда. Вид у него был одновременно растрепанный и созерцательный, и первые несколько минут он настойчиво пытался связаться с кем-то по телефону. Помимо всего прочего, было очевидно, что он совершенно не знает (или не заботится о том, чтобы это знать), с чего начинать посещение, и, если бы не мои подсказки, он вряд ли бы представился и поприветствовал группу. Но все это нисколько лично меня не раздражало, а только подогревало любопытство. По счастью, и спутники мои были не из тех, что требует, чтобы все было "с иголочки" и "на высоком уровне", а спокойно ждали и наблюдали. С моей подачи брат Ефрем принялся рассказывать нам историю аббатства, долгую (аж с шестого века!) и крайне переменчивую: времена упадка сменялись моментами благоденствия, да и монашеские ордена не так уж долго задерживались здесь, так как судьбы их, в средневековое особенно время, были тоже подвержены взлетам и падениям. Рассказ был подробный, с большим количеством технических деталей, относящихся к отношениям орденов и их отношениям с Ватиканом. Кроме того, брат Ефрем не так часто называл конкретные даты или просто века: он предпочитал говорить "при таком-то папе". Честно признаюсь, иной раз мне приходилось уточнять, о каком времени идет речь, и тогда мой собеседник смотрел на меня этаким ошарашенно-отрешенным взглядом: ну как же можно этого не знать!
Тем временем солнце ушло за облака и поднялся ветер (гора, как-никак): тем приятнее было зайти внутрь церкви, которая так много повидала на своем веку и теперь предстает неожиданно современной, хотя за современностью этой проступают, ускользающие как тени, следы ушедших времен.
Современная история церкви и самого аббатства весьма печальна: упраздненные еще в эпоху Наполеона, они тем не менее долго находились в управлении местной епархии (хотя земля официально принадлежала разным владельцам из числа местных жителей), а потом, после войны, оказались окончательно заброшены: именно тогда началось мародерство, и из аббатства было вынесено все, что можно было унести, включая даже камни из кладки стен. Резные каменные украшения, фрески, иконы, предметы церковной утвари - было утрачено практически все. В 90-е уже годы аббатством заинтересовался один римский профессор, которому удалось с помощью местных активистов начать реставрацию и украсить церковь современным убранством и некоторыми возвращенными предметами прошлых эпох. На месте работами занималась горстка монахов и священник. Чтобы выжить, они также возобновили древний пастушеский труд, который на склонах Гаргано практикуется уже тысячелетиями. Брат Ефрем сказал, что часто им помогают в этом местные пенсионеры, "особенно молодые, из карабинеров или военных".
На фотографии вам, наверное, бросился в глаза православный стиль иконописи. Действительно, в аббатстве соблюдается сейчас византийский католический ритуал (под влиянием как раз одного из монахов, которые начинали реставрацию), и это заметно невооруженным взглядом. Брат Еврем пришел в Пульсано меньше десяти лет назад, на Богоявление (дат, как вы понимаете, он по своему принципу не называл).
Выйдя из церкви, мы направились к открытой площадке рядом с аббатством, откуда открывался потрясающий вид на ущелье и, еще ниже, залив. С противоположной стороны ущелья в скале виднелись пещеры: там, показал брат Еврем, жили когда-то монахи-отшельники. Между их поселениями, которые, как ласточкины гнезда, просверливали почти отвесную скалу, существовала своего рода дорога, похожая на своеобразный каменный подоконник, идущий вдоль обрыва. Но однажды дорога эта ухнула в пропасть, и монахи были вынуждены выбираться используя веревки. А может, они так и остались жить там, на малюсеньком пятачке перед пещерными кельями.
Прежде чем пойти к обрыву, брат Ефрем остановился перекинуться парой слов с археологами. Они шептались о чем-то минут десять, археолог говорил слова "захоронение", "останки" и "неофициально". Потом он передал Ефрему завернутые в тряпицу какие-то кости, и тот понес их куда-то внутрь. Тем временем прибежала смешная собачонка по кличке Чернушка, которая решила сопровождать нас, весело бросаясь на брата Ефрема. Отрешенности на улице у него чуть поубавилось.
Напоследок мы оказались в библиотеке и мастерской по иконописи. Брат Ефрем, сокрушаясь, рассказал, что каталогизировать книги, оставшиеся от скончавшегося профессора, не так просто: волонтеров на это дело нет, так как темы все больше теологические и людям скучно. Сейчас в аббатстве всего два монаха, священника перевели, поэтому даже служить в церкви они не могут и ограничиваются семью молебнами в день.
Летом аббатство организует курсы по иконописи с приезжим преподавателем. За месяц желающим успевают объяснить иконографию (композиционное построение и символику) и дать попробовать написать свою икону. Мы, конечно же, спросили у брата Ефрема, могут ли писать иконы "обычные люди": в православии к этому отношение строгое. "Конечно, могут, - ответил монах. - Тут ведь дело не в художественном мастерстве и, главное, не в личности. Икона - это от Бога, это через молитву. Это уничтожить свое личное "я", растворить его в божественном, стать посредником. То есть возьмите иконы Рублева - как же на них видно, что он растворился!"
Пока мы фотографировались в мастерской, брат Ефрем уже листал какую-то подвернувшуюся книжку и сам себе делал восклицательные комментарии (вроде "ба, да это же арамейский!"). Он проводил нас до ворот, и пока я благодарила его, говоря, что буду рада вернуться, он уже смотрел куда-то мимо меня...
По дороге обратно, любуясь холмами и морем внизу, я все думала, как это - жить в таком месте, где богатое прошлое было практически уничтожено безжалостным настоящим, где не осталось никакого престижа (так, что нет даже священника), где совершенно неизвестно, что с тобой будет завтра или через год... Просто просыпаться, читать молебны, пасти свиней и овец, читать книги на арамейском и получать древние кости от археологов под расписку. И я поняла, что это и есть - жить тем, что приносит день. В высшей степени доверяя себя Богу.
И еще я думала про то, как все-таки удивительно и неожиданно, что в 2010-м году почти 35 тысяч человек проголосовали за аббатство, присудив ему титул "Места души". Это значит, что многие нашли там что-то сокровенное, отозвавшееся в сердце - тишину ли, пейзаж, иконы ли в византийском стиле, брата Ефрема, - что-то глубоко свое, что, собственно, и ищешь в любом путешествии.