черновик, вероятно. так что всё поправимо)
Приближение к совершенству
Сегодня открывается ежегодная практическая конференция, посвященная трагической дате - кончине великого мыслителя, философа, лингвиста Вальтера Штрихрамбера. Как обычно, на конференции присутствуют вдова учёного, Любовь Фёдоровна, и его приёмный сын Павел Николаевич, хранители и распорядители научного наследия гения. Разрешите мне выразить преклонение перед вашим служением и соболезнование в связи с непреходящей утратой.
Сожаление профессионального сообщества, философов и лингвистов, вызывает еще и тот факт, что гений Вальтера Штрихрамбера ограничился изобретением только одного совершенного искусственного языка, точнее говоря, одного, сохранившегося для исследователей. В момент его создания гению было всего двадцать восемь лет, год назад он закончил обучение в университете и распределился на работу в «ящик», как на позднесоветском жаргоне именовались полувоенные закрытые учреждения, в которых осуществлялись секретные планы тоталитарного советского государства. В эпоху, к которой относится наше повествование, ящики обыкновенно были сосредоточием технарей, ограничившихся в деятельности горой ежеквартальных отчётов и перечнем вечно почти готовой продукции. Добравшись до выезда с производства, продукция эта неизменно получала разлапистый знак качества, после чего уползала на доработку, переделку или утилизацию.
На чём специализировался ящик, куда зачислили в штат гуманитария и гуманиста Штрихрамбера, остаётся загадкой - после расформирования предприятия документы были уничтожены вместе с результатами работ. Возможно, там трудились над созданием системы тотального лингвистического контроля или над анализом умонастроений населения по случайно оброненным фразам и по расходившимся в обществе анекдотам, или занимались проблемой автоматического перевода для разведчиков, засланных на территорию вероятного противника без должной языковой подготовки. Об этих проектах ходили слухи, так и оставшиеся слухами, либо реализованными позже, в других исторических условиях, иными организациями и корпорациями, хотя зачастую - теми же людьми. То, что в такого рода заведение взяли на работу человека с фамилией Штрихрамбер, говорит как о значительном послаблении режима благоприятствования, так и ослаблении режима как такового, находящегося к описываемому промежутку времени на грани распада и самоуничтожения.
Там, даже дав подписку о неразглашении, обязательную для такого рода учреждений, Вальтер умудрился подать заявку для участия в лингвистической конференции, но был отвергнут еще до уровня первого отдела, занимающегося надзором за соблюдением государственных тайн, сфера, в которую попадали самые незначительные и дремучие проекты, если только тайну не составляла сама отсталость идей, разрабатываемых в ящиках. Вальтера не допустил до конференции его научный руководитель, единственный человек, которому он доверял и на мнение которого полагался. Что было причиной тайного, ибо какой еще, как не тайной, могла быть отрицательная рецензия на работу Штрихрамбера, мы никогда не узнаем: возможно, он стремился обезопасить Вальтера от нападок органов, последовавших бы за оглашением его идей, возможно - позавидовал гениальным идеям ученика и подчинённого.
Результатом этой неудавшейся заявки стало только скорое увольнение Вальтера из его «шарашки», как еще называли такие учреждения, прецедент практически невиданный в эпоху обязательного молодого специализма, требовавшей, чтобы каждый закончивший университет - получивший бесплатное и, как утверждалось, лучшее в мире высшее образование, отработал три года на производстве, возвращая таким образом государству долг, всё-таки засчитанный в процессе получения условно бесплатного обучения. Несомненно, факт увольнения пагубно сказался на будущей карьере Вальтера: ни одна профессиональная шарашка уже не принимала его на работу, начальникам отдела кадров хватало одного взгляда на его трудовую книжку, чтобы вышвырнуть молодого человека за дверь.
Его не принимали на работу и в школы, и в библиотеки, где обычно находили пристанище неудачливые гуманитарии, и в результате он устроился кладовщиком в книжный магазин, должность, которую он ненавидел, заполняя каждый день тетради прихода и расхода книг в двух экземплярах - для официальной и фактической отчётности. На эту работу нельзя было устроиться без «блата», как именовалась еще одна социальная реалия, заключающаяся в изменениях социального статуса, приобретении материальных благ, вплоть до продуктов питания, исключительно благодаря пронизывающим общество личным, приятельским и родственным, связям. Штрихрамбера взял на работу его сокурсник, к тому времени назначенный на должность директора книжного магазина, благодаря близости к источнику интеллектуального дефицита в полном объёме черпавший блага жизни. Степан Витальевич, имя избыточное в нашем повествовании, ибо едва появившись, он тут же исчезает с тропы жизни нашего героя, желал себя обезопасить, перенеся трудоёмкие пересчёты на плечи доверенного человека, автоматически становящегося козлом отпущения в случае обнаружения несоответствий в отчётности. В соответствии с политэкономическими законами развитого социализма, последние и были вскоре обнаружены. Вообще, должность, на которой всякий интеллигентный советский человек зажил бы по-королевски, принесла Штрихрамберу только неприятности, завершившиеся через недолгие полгода уголовным преследованием в связи с хищениями, которые он по наивности не заметил под собственным носом.
Так он оказался в местах заключения, не уяснив, занятый размышлениями о флексиях и дифтонгах, по какому виражу перетаскивает его судьба. Даже под следствием, в тюрьме, он продолжал заниматься научной работой и однажды подал заявление на открывшуюся в университете ставку доцента кафедры иностранных языков. В сопроводительном письме он написал, что желает преподавать студентам совершенный язык, лучший из возможных и разработанный им самолично, и готов выступить со сколь угодно подробными разъяснениями для специалистов кафедры, которые, как он надеется, также перейдут от преподавания несуразных устаревших наречий к распространению будущего языка мира. Место на кафедре, естественно, уже было уготовано для ставленника, точнее - ставленницы и сожительницы ректора, о чём было известно всему университету, а объявление об открывшейся ставке было данью официальной недожизни. Так что заявление Штрихрамбера, которое по протоколу заседания ученого совета также было на нём зачитано, внесло приятное оживление в его ход и потом долго цитировалось, в основном, на кухнях младших научных сотрудников как пример восхитительного творчества душевнобольных.
Находясь в заключении, Штрихрамбер снова попытался представить доработанный проект на конференцию и едва не был допущен до столов академиков. Секретарша, получающая почту, не досмотрела, что за штамп стоит на конверте, а прогрессивный, в меняющиеся и бурные уже времена, замдиректора решил провести в жизнь решения партии о перевоспитании уголовных элементов, и работа была принята на ежегодную конференцию, а её тезисы опубликованы в сборнике трудов, вышедшем в одном из ведущих издательств Академии наук. Краткая, на три страницы, статья, носила название «Лотама: зарождение подлинного языка» и состояла из перечисления особенностей его устройства, к сожалению - без объяснения концепции и творческого хода мыслей автора. Хранящиеся в спецхране государственной библиотеки, эти тезисы - единственная дошедшая до наших дней информация о совершенном искусственном языке, разработанном Вальтером Штрихрамбером.
Нам пора перейти к рассказу о детище учёного. Язык Лотама, изобретённый Штрихрамбером, относится к группе «изначальных» языков, созданных их авторами безотносительно существующих языков, возникших случайно и веками подвергавшихся коррозии. В качестве письменной записи знаков Лотамы Штрихрамбер выбрал оригинальные символы, не похожие ни на один вид букв или иероглифов. Для простоты мы будем приводить их здесь в кириллической транскрипции. Алфавит языка Лотама состоит всего из одиннадцати знаков, из которых четыре обозначают гласные звуки, близкие к известным нам а, о, и, у, а остальные - согласные, соответствующие звукам п, к, ф, л, с, т, м человеческой речи. Эти звуки комбинироваются в слоги и дифтонги, такие как аи, ау, ои, оу. В орфографии Штрихрамбер отказался от прописных букв в начале предложений, как это делает в настоящее время значительная часть поэтов, и оставив их лишь при написании собственных имён. При этом для последних он не ограничивается одной прописной буквой в начале слова, но предлагает записывать их целиком заглавными буквами, как можно понять по примерам на странице 3 статьи, где приводятся имена АЗОП (для Эзопа) и СУИПФТ (для Швейцарии).
Штрихрамбер даёт примеры слов на Лотаме: локо (лицо), толо (песнь), лото (роза), сели (петь), тилис (спим), уо (курица), тао (дом), фоко (человек). Изменяемые окончания слов Лотамы указывают на части речи, к которым относятся данные слова: -и означает принадлежность слова к глаголам, -т может быть указанием на прошедшее время, -о - к существительным, за исключением слов, обозначающих профессии и в целом субъекты действия, которые также оканчиваются на -и, -а - к прилагательным, -с может быть указанием множественного числа. Для союзов и предлогов специальных окончаний нет, все они имеют форму гласный-согласный или дифтонг-согласный. Как и в славянских языках, артиклей в Лотаме нет. Также в Лотаме нет склонений существительных и прилагательных и спряжения глаголов. Личные местоимения перечислены: мо - я, то - ты, со - он, исо - она, ми - мы, ти - вы, си - они. Для местоимений имеется отдельная форма косвенного падежа, образованная заменой гласной о на гласную а, для множественного числа гласная а добавляется к существующему слову: ма - меня, та - тебя, са - его, иса - её, миа - нас, тиа - вас, сиа - их. Местоимение «кто» обозначается словом «пио», для обозначения сложной формы будущего времени используется глагол «уси», прошедшее может также быть образовано с помощью вспомогательного глагола «кио». Наконец, сравнительная и превосходная степень прилагательных образуются с помощью вспомогательного слова «мал». И ряд полезных предлогов: аф - в, ас - с, аис - для, иф - из, ис - без, аус - напротив, союзов: по - и, от - или, ом - но, ос - то, вопросительных слов: па - как, фа - когда, ка - где, ула - почему, и частиц: аи - да, ми - нет.
Исследователи (см., например, подробную монографию Ле Фурньер «Загадка Востока») размышляют над влиянием на Штрихрамбера западно-европейских грамматик, в частности немецкой. Учёный упускает из виду, что Штрихрамбер не был знаком ни с одной из них, и во время обучения в университете был освобождён от занятий иностранным языком по причине полной академической неуспеваемости. Можно скорее обсудить, является ли тотальное упрощение, сведение Лотамы к одно и двухсложным словам, следствием того издевательского отношения, через которое, очевидно, прошёл его автор в школе в связи с необычностью его имени и труднопроизносимостью фамилии.
Отметим кстати, что в имени Вальтер не было, как предполагают исследователи (см. Дивни & Мэттью «К вопросу о корнях фамилии Штрихрамберов», издательство Силби и Санс, Манчестер, 2012) революционных корней. Напротив, в нём сказалось увлечение матери учёного историческими романами, в особенности Вальтером Скоттом, над чем беззлобно шутили её более образованные подруги, повторяя известную шутку поэта про каждого Вальтера, который мечтает стать Скоттом. По видимому, эта недалёкая, но искренняя женщина, в одиночку воспитывающая сына, дала ему имя по тому же принципу, по которому дикари называют деревню Вонючка, чтобы обезопасить её от мерзких духов. Также и Варвара Михайловна пожелала спасти сына от перспективы стать «скоттом», повторив путь морального падения, по которому проследовал бросивший их и эмигрировавший на иной континент отец.
Рассмотрим несколько слов языка Лотама: если «кос» - означает понятие прекрасное, то «косо» будет означать красоту как явление, «коса» - красивый, «мал коса» - красивее, самый красивый, «косас лотос» - красивые розы, а «коси» - делать красивым, украшать. Далее, если «пук» означает понятие грандиозность, тогда «пуко» - явление величия, «пука» - великий, «мал пука» - более великий, величайший, «пукас фокос» - великие люди, «пуки» - становиться великим.
Числительные также обозначены отдельными буквами и на письме обозначаются всегда прописными: А - 1, И - 2, О - 3, У - 4, П - 5, Ф - 6, К - 7, Л - 8, С - 9, М - 0, Т - тьма, много. Время по часам обозначается следующим образом: называется сначала час, потом прошедшие после него минуты, например, И су АП обозначает четверть третьего. Обратите внимание, что все слова языка Лотама имеют и численное значение и таким образом могут быть соотнесены друг с другом по объективной численной оси.
Существуют специальные слова для обозначения цвета: ласа - красный, лоса - жёлтый, фата - белый, лиса - зелёный, луса - синий, фита - чёрный. Дни недели Шрихтрамбер считал начиная с воскресенья: паило - воскресенье, фаило - понедельник, каило - вторник, и так далее. Месяцы - с января: паито - январь, фаито - февраль, маито - июль, апаито - август, афаито - сентябрь, и тому подобное. Для обозначения времён года: пауто - весна, фауто - лето, кауто - осень, лауто - зима, а для единиц времени: аипо - секунда, аифо - минута... аимо - год.
Порядок слов в предложениях строго определён: подлежащее-сказуемое-дополнение-обстоятельство. Определения находятся перед определяемым словом.
Приведём еще несколько основных корней языка Лотама, после ознакомления с которыми читатель может легко составлять произвольные слова и фразы на совершенном языке: пап - отец, мам - мать, ас - соль, ат - этот, лау - смех, сап - завтрак, саф - письмо, таф - доктор, пак - передача, мас - работа, пип - деньги, пик - приём, мим - молоко, мис - отдых, ис - перец, ит - тот, кил - вес, лиф - плач, сип - обед, сиф - слог, сит - напиток, тиф - зубной врач, попо - книга, пок - имя, мом - масло, мос - голод, ос - бытие, от - зрение, кол - быстрота, лоф - частота, соп - ужин, соф - слово, сот - время, тоф - чашка, пип - запись, мум - сыр, мус - жажда, ус - становление, ут - слух, суф - речь, сут - пространство, туф - соус.
Вот несколько выражений, известных по публикации Штрихрамбера: пома пато - приветствие, добрый день; па то поки? - как тебя зовут? Мо поки АЗОП - меня зовут Эзоп, таки лока - большое спасибо, пами - извините!
В последнем параграфе статьи Штрихрамбер приводит фразы, которые предлагает перевести читателю: асо оси фата, исо оси фита, мо утит ита суфо, паки мо лиса попо! Ка оси сафо?
После освобождения из мест заключения Штрихрамбера не прописывают в пределах стокилометровой зоны от столицы и он переезжает в посёлок Дымино, располагавшийся вдоль шоссе в граничащей со столицей области. Там он снова устраивается на работу кладовщиком и получает комнату в общежитии. Чудесная природа Дымино, берёзовые и ольховые леса, реки и болота, сохранялась естественным образом, благодаря остановке промышленных производств и угасанию сельского хозяйства области. От рождения обитатель городских джунглей, Штрихрамбер обрёл новую жизнь среди красот родной природы. По выходным он с утра залезал на велосипед и, проехав мимо группы дворовых мальчишек, провожающих его, честно признаем, не слишком уклюжую фигуру, смехом и иными колкими предметами, уезжал из посёлка. Вальтер следовал по выбранному пути, не обращая внимания на мчащиеся по шоссе грузовики, и вскоре сворачивал на просёлочную дорогу, а там углублялся в лес или перебирался на пароме на другой берег речки. Потратив полдня, он наконец находил место, не усыпанное битым стеклом и пластиковой тарой, и лежал там до вечера, глядя в просторное небо.
Перемена в месте жительства вскоре привела к изменению семейного положения Вальтера: через два месяца после переезда он женился на Любови Фёдоровне (Любке) Тарасовой, ставшей ему верной подругой до последних дней жизни. Любке на момент заключения брака было сорок четыре года, она жила в соседней комнате того же барака с двадцатишестилетним сыном Павлом, после переезда матери к Вальтеру, установившим над ним род общественного шефства. Без этой двойной поддержки тот вряд ли справился бы с трудностями быта, обострившимися после раннего, в тридцать четыре года, инсульта и частичной слепоты, надолго приковавших его к постели и впоследствии давших основание для получения пенсии по инвалидности, на которую жила вся семья.
Несмотря на житейские сложности, и в этот период жизни Штрихрамбер продолжает трудиться. Через два года он разработал еще один совершенный язык, Сатуза, о котором не известно ничего, кроме названия. Зато сохранилась кассета, род устного дневника, который учёный, по всей видимости, вёл в Дымино. По этой единственной дошедшей до нас странице последних лет жизни гениального учёного исследователи восстанавливают его режим и быт. Запись осуществлена, естественно, на языке Лотама, разобрать который не составляет труда для последователей гения.
В этой записи Вальтер отмечает, что он поднялся на рассвете, засвидетельствовать по факту, как заря розовым светом красит крыши бараков. Выйдя из дома, он слышит, что в луже перед входной дверью купается собака, она отряхивается на учёного, вызывая его смех, прерываемый окриком заботливой Любки. Учёный завтракает яйцом и стаканом настойки, изготовленной Любкой из ягод, выращенных ею на подсобных сотках, как обозначался в то время переданный в частное пользование надел земли, обычно вблизи линии электропередач, железных путей или в заболоченной местности. После завтрака Штрихрамбер выходит в город, чтобы по поручению Любки купить пару носков для Павла. Отвлекшись на размышления, он путает поручение и вместо носков покупает носовой платок, за что Любка ругает его, а Павел поколачивает. Штрихрамбер счастлив, так как носовой платок за ненадобностью для Павла остаётся у него. Он ощупывает вышивку в уголке и собирается включить рисунок на ткани в алфавит разрабатываемого им языка. Он прислушивается к мышиной возне в углу комнаты и, умиротворённый, погружается в дневной сон, в котором видит клоунов, жонглирующих огненными шарами. После пробуждения он ужинает картошкой с маринованным огурцом, всё - продукты того же подсобного хозяйства, и стаканом вечерней настойки, после потребления которой семья приступает к совместному пению. Усталый после напряжённого дня, он выходит наружу, поднимает голову к закатному солнцу, стараясь уловить тепло его лучей. Вернувшись в комнату, Вальтер записывает события дня на магнитофонную ленту и прощается с дневником. Фоном к его речи служит продолжающееся музицирование Любки, Павла и их друзей, собравшихся в комнате.
Сохранились также тетради Вальтера, испещрённые записями вдоль и поперёк, разобрать которые, по причине слепоты учёного, невозможно. Остаётся только догадываться, являются ли они дневниковыми заметками на совершенном языке, лирическими стихотворениями или рисунками.
Обстоятельства, при которых жизненный путь Вальтера Шрихтрамбера трагически оборвался на тридцать седьмом году жизни учёного, установить не удалось. По заключению медэкспертов, тело было обнаружено в его комнате через четыре дня после кончины. Вместе со смертью мыслителя пропали и его оставшиеся незавершёнными открытия. Однако светлая память о выдающемся человеке и его совершенный язык навсегда останутся в наших благодарных сердцах.
Сегодня открывается ежегодная практическая конференция, посвященная трагической дате - кончине великого мыслителя, философа, лингвиста Вальтера Штрихрамбера. Как обычно, на конференции присутствуют вдова учёного, Любовь Фёдоровна, и его приёмный сын Павел Николаевич, хранители и распорядители научного наследия гения. Разрешите мне выразить преклонение перед вашим служением и соболезнование в связи с непреходящей утратой.
Сожаление профессионального сообщества, философов и лингвистов, вызывает еще и тот факт, что гений Вальтера Штрихрамбера ограничился изобретением только одного совершенного искусственного языка, точнее говоря, одного, сохранившегося для исследователей. В момент его создания гению было всего двадцать восемь лет, год назад он закончил обучение в университете и распределился на работу в «ящик», как на позднесоветском жаргоне именовались полувоенные закрытые учреждения, в которых осуществлялись секретные планы тоталитарного советского государства. В эпоху, к которой относится наше повествование, ящики обыкновенно были сосредоточием технарей, ограничившихся в деятельности горой ежеквартальных отчётов и перечнем вечно почти готовой продукции. Добравшись до выезда с производства, продукция эта неизменно получала разлапистый знак качества, после чего уползала на доработку, переделку или утилизацию.
На чём специализировался ящик, куда зачислили в штат гуманитария и гуманиста Штрихрамбера, остаётся загадкой - после расформирования предприятия документы были уничтожены вместе с результатами работ. Возможно, там трудились над созданием системы тотального лингвистического контроля или над анализом умонастроений населения по случайно оброненным фразам и по расходившимся в обществе анекдотам, или занимались проблемой автоматического перевода для разведчиков, засланных на территорию вероятного противника без должной языковой подготовки. Об этих проектах ходили слухи, так и оставшиеся слухами, либо реализованными позже, в других исторических условиях, иными организациями и корпорациями, хотя зачастую - теми же людьми. То, что в такого рода заведение взяли на работу человека с фамилией Штрихрамбер, говорит как о значительном послаблении режима благоприятствования, так и ослаблении режима как такового, находящегося к описываемому промежутку времени на грани распада и самоуничтожения.
Там, даже дав подписку о неразглашении, обязательную для такого рода учреждений, Вальтер умудрился подать заявку для участия в лингвистической конференции, но был отвергнут еще до уровня первого отдела, занимающегося надзором за соблюдением государственных тайн, сфера, в которую попадали самые незначительные и дремучие проекты, если только тайну не составляла сама отсталость идей, разрабатываемых в ящиках. Вальтера не допустил до конференции его научный руководитель, единственный человек, которому он доверял и на мнение которого полагался. Что было причиной тайного, ибо какой еще, как не тайной, могла быть отрицательная рецензия на работу Штрихрамбера, мы никогда не узнаем: возможно, он стремился обезопасить Вальтера от нападок органов, последовавших бы за оглашением его идей, возможно - позавидовал гениальным идеям ученика и подчинённого.
Результатом этой неудавшейся заявки стало только скорое увольнение Вальтера из его «шарашки», как еще называли такие учреждения, прецедент практически невиданный в эпоху обязательного молодого специализма, требовавшей, чтобы каждый закончивший университет - получивший бесплатное и, как утверждалось, лучшее в мире высшее образование, отработал три года на производстве, возвращая таким образом государству долг, всё-таки засчитанный в процессе получения условно бесплатного обучения. Несомненно, факт увольнения пагубно сказался на будущей карьере Вальтера: ни одна профессиональная шарашка уже не принимала его на работу, начальникам отдела кадров хватало одного взгляда на его трудовую книжку, чтобы вышвырнуть молодого человека за дверь.
Его не принимали на работу и в школы, и в библиотеки, где обычно находили пристанище неудачливые гуманитарии, и в результате он устроился кладовщиком в книжный магазин, должность, которую он ненавидел, заполняя каждый день тетради прихода и расхода книг в двух экземплярах - для официальной и фактической отчётности. На эту работу нельзя было устроиться без «блата», как именовалась еще одна социальная реалия, заключающаяся в изменениях социального статуса, приобретении материальных благ, вплоть до продуктов питания, исключительно благодаря пронизывающим общество личным, приятельским и родственным, связям. Штрихрамбера взял на работу его сокурсник, к тому времени назначенный на должность директора книжного магазина, благодаря близости к источнику интеллектуального дефицита в полном объёме черпавший блага жизни. Степан Витальевич, имя избыточное в нашем повествовании, ибо едва появившись, он тут же исчезает с тропы жизни нашего героя, желал себя обезопасить, перенеся трудоёмкие пересчёты на плечи доверенного человека, автоматически становящегося козлом отпущения в случае обнаружения несоответствий в отчётности. В соответствии с политэкономическими законами развитого социализма, последние и были вскоре обнаружены. Вообще, должность, на которой всякий интеллигентный советский человек зажил бы по-королевски, принесла Штрихрамберу только неприятности, завершившиеся через недолгие полгода уголовным преследованием в связи с хищениями, которые он по наивности не заметил под собственным носом.
Так он оказался в местах заключения, не уяснив, занятый размышлениями о флексиях и дифтонгах, по какому виражу перетаскивает его судьба. Даже под следствием, в тюрьме, он продолжал заниматься научной работой и однажды подал заявление на открывшуюся в университете ставку доцента кафедры иностранных языков. В сопроводительном письме он написал, что желает преподавать студентам совершенный язык, лучший из возможных и разработанный им самолично, и готов выступить со сколь угодно подробными разъяснениями для специалистов кафедры, которые, как он надеется, также перейдут от преподавания несуразных устаревших наречий к распространению будущего языка мира. Место на кафедре, естественно, уже было уготовано для ставленника, точнее - ставленницы и сожительницы ректора, о чём было известно всему университету, а объявление об открывшейся ставке было данью официальной недожизни. Так что заявление Штрихрамбера, которое по протоколу заседания ученого совета также было на нём зачитано, внесло приятное оживление в его ход и потом долго цитировалось, в основном, на кухнях младших научных сотрудников как пример восхитительного творчества душевнобольных.
Находясь в заключении, Штрихрамбер снова попытался представить доработанный проект на конференцию и едва не был допущен до столов академиков. Секретарша, получающая почту, не досмотрела, что за штамп стоит на конверте, а прогрессивный, в меняющиеся и бурные уже времена, замдиректора решил провести в жизнь решения партии о перевоспитании уголовных элементов, и работа была принята на ежегодную конференцию, а её тезисы опубликованы в сборнике трудов, вышедшем в одном из ведущих издательств Академии наук. Краткая, на три страницы, статья, носила название «Лотама: зарождение подлинного языка» и состояла из перечисления особенностей его устройства, к сожалению - без объяснения концепции и творческого хода мыслей автора. Хранящиеся в спецхране государственной библиотеки, эти тезисы - единственная дошедшая до наших дней информация о совершенном искусственном языке, разработанном Вальтером Штрихрамбером.
Нам пора перейти к рассказу о детище учёного. Язык Лотама, изобретённый Штрихрамбером, относится к группе «изначальных» языков, созданных их авторами безотносительно существующих языков, возникших случайно и веками подвергавшихся коррозии. В качестве письменной записи знаков Лотамы Штрихрамбер выбрал оригинальные символы, не похожие ни на один вид букв или иероглифов. Для простоты мы будем приводить их здесь в кириллической транскрипции. Алфавит языка Лотама состоит всего из одиннадцати знаков, из которых четыре обозначают гласные звуки, близкие к известным нам а, о, и, у, а остальные - согласные, соответствующие звукам п, к, ф, л, с, т, м человеческой речи. Эти звуки комбинироваются в слоги и дифтонги, такие как аи, ау, ои, оу. В орфографии Штрихрамбер отказался от прописных букв в начале предложений, как это делает в настоящее время значительная часть поэтов, и оставив их лишь при написании собственных имён. При этом для последних он не ограничивается одной прописной буквой в начале слова, но предлагает записывать их целиком заглавными буквами, как можно понять по примерам на странице 3 статьи, где приводятся имена АЗОП (для Эзопа) и СУИПФТ (для Швейцарии).
Штрихрамбер даёт примеры слов на Лотаме: локо (лицо), толо (песнь), лото (роза), сели (петь), тилис (спим), уо (курица), тао (дом), фоко (человек). Изменяемые окончания слов Лотамы указывают на части речи, к которым относятся данные слова: -и означает принадлежность слова к глаголам, -т может быть указанием на прошедшее время, -о - к существительным, за исключением слов, обозначающих профессии и в целом субъекты действия, которые также оканчиваются на -и, -а - к прилагательным, -с может быть указанием множественного числа. Для союзов и предлогов специальных окончаний нет, все они имеют форму гласный-согласный или дифтонг-согласный. Как и в славянских языках, артиклей в Лотаме нет. Также в Лотаме нет склонений существительных и прилагательных и спряжения глаголов. Личные местоимения перечислены: мо - я, то - ты, со - он, исо - она, ми - мы, ти - вы, си - они. Для местоимений имеется отдельная форма косвенного падежа, образованная заменой гласной о на гласную а, для множественного числа гласная а добавляется к существующему слову: ма - меня, та - тебя, са - его, иса - её, миа - нас, тиа - вас, сиа - их. Местоимение «кто» обозначается словом «пио», для обозначения сложной формы будущего времени используется глагол «уси», прошедшее может также быть образовано с помощью вспомогательного глагола «кио». Наконец, сравнительная и превосходная степень прилагательных образуются с помощью вспомогательного слова «мал». И ряд полезных предлогов: аф - в, ас - с, аис - для, иф - из, ис - без, аус - напротив, союзов: по - и, от - или, ом - но, ос - то, вопросительных слов: па - как, фа - когда, ка - где, ула - почему, и частиц: аи - да, ми - нет.
Исследователи (см., например, подробную монографию Ле Фурньер «Загадка Востока») размышляют над влиянием на Штрихрамбера западно-европейских грамматик, в частности немецкой. Учёный упускает из виду, что Штрихрамбер не был знаком ни с одной из них, и во время обучения в университете был освобождён от занятий иностранным языком по причине полной академической неуспеваемости. Можно скорее обсудить, является ли тотальное упрощение, сведение Лотамы к одно и двухсложным словам, следствием того издевательского отношения, через которое, очевидно, прошёл его автор в школе в связи с необычностью его имени и труднопроизносимостью фамилии.
Отметим кстати, что в имени Вальтер не было, как предполагают исследователи (см. Дивни & Мэттью «К вопросу о корнях фамилии Штрихрамберов», издательство Силби и Санс, Манчестер, 2012) революционных корней. Напротив, в нём сказалось увлечение матери учёного историческими романами, в особенности Вальтером Скоттом, над чем беззлобно шутили её более образованные подруги, повторяя известную шутку поэта про каждого Вальтера, который мечтает стать Скоттом. По видимому, эта недалёкая, но искренняя женщина, в одиночку воспитывающая сына, дала ему имя по тому же принципу, по которому дикари называют деревню Вонючка, чтобы обезопасить её от мерзких духов. Также и Варвара Михайловна пожелала спасти сына от перспективы стать «скоттом», повторив путь морального падения, по которому проследовал бросивший их и эмигрировавший на иной континент отец.
Рассмотрим несколько слов языка Лотама: если «кос» - означает понятие прекрасное, то «косо» будет означать красоту как явление, «коса» - красивый, «мал коса» - красивее, самый красивый, «косас лотос» - красивые розы, а «коси» - делать красивым, украшать. Далее, если «пук» означает понятие грандиозность, тогда «пуко» - явление величия, «пука» - великий, «мал пука» - более великий, величайший, «пукас фокос» - великие люди, «пуки» - становиться великим.
Числительные также обозначены отдельными буквами и на письме обозначаются всегда прописными: А - 1, И - 2, О - 3, У - 4, П - 5, Ф - 6, К - 7, Л - 8, С - 9, М - 0, Т - тьма, много. Время по часам обозначается следующим образом: называется сначала час, потом прошедшие после него минуты, например, И су АП обозначает четверть третьего. Обратите внимание, что все слова языка Лотама имеют и численное значение и таким образом могут быть соотнесены друг с другом по объективной численной оси.
Существуют специальные слова для обозначения цвета: ласа - красный, лоса - жёлтый, фата - белый, лиса - зелёный, луса - синий, фита - чёрный. Дни недели Шрихтрамбер считал начиная с воскресенья: паило - воскресенье, фаило - понедельник, каило - вторник, и так далее. Месяцы - с января: паито - январь, фаито - февраль, маито - июль, апаито - август, афаито - сентябрь, и тому подобное. Для обозначения времён года: пауто - весна, фауто - лето, кауто - осень, лауто - зима, а для единиц времени: аипо - секунда, аифо - минута... аимо - год.
Порядок слов в предложениях строго определён: подлежащее-сказуемое-дополнение-обстоятельство. Определения находятся перед определяемым словом.
Приведём еще несколько основных корней языка Лотама, после ознакомления с которыми читатель может легко составлять произвольные слова и фразы на совершенном языке: пап - отец, мам - мать, ас - соль, ат - этот, лау - смех, сап - завтрак, саф - письмо, таф - доктор, пак - передача, мас - работа, пип - деньги, пик - приём, мим - молоко, мис - отдых, ис - перец, ит - тот, кил - вес, лиф - плач, сип - обед, сиф - слог, сит - напиток, тиф - зубной врач, попо - книга, пок - имя, мом - масло, мос - голод, ос - бытие, от - зрение, кол - быстрота, лоф - частота, соп - ужин, соф - слово, сот - время, тоф - чашка, пип - запись, мум - сыр, мус - жажда, ус - становление, ут - слух, суф - речь, сут - пространство, туф - соус.
Вот несколько выражений, известных по публикации Штрихрамбера: пома пато - приветствие, добрый день; па то поки? - как тебя зовут? Мо поки АЗОП - меня зовут Эзоп, таки лока - большое спасибо, пами - извините!
В последнем параграфе статьи Штрихрамбер приводит фразы, которые предлагает перевести читателю: асо оси фата, исо оси фита, мо утит ита суфо, паки мо лиса попо! Ка оси сафо?
После освобождения из мест заключения Штрихрамбера не прописывают в пределах стокилометровой зоны от столицы и он переезжает в посёлок Дымино, располагавшийся вдоль шоссе в граничащей со столицей области. Там он снова устраивается на работу кладовщиком и получает комнату в общежитии. Чудесная природа Дымино, берёзовые и ольховые леса, реки и болота, сохранялась естественным образом, благодаря остановке промышленных производств и угасанию сельского хозяйства области. От рождения обитатель городских джунглей, Штрихрамбер обрёл новую жизнь среди красот родной природы. По выходным он с утра залезал на велосипед и, проехав мимо группы дворовых мальчишек, провожающих его, честно признаем, не слишком уклюжую фигуру, смехом и иными колкими предметами, уезжал из посёлка. Вальтер следовал по выбранному пути, не обращая внимания на мчащиеся по шоссе грузовики, и вскоре сворачивал на просёлочную дорогу, а там углублялся в лес или перебирался на пароме на другой берег речки. Потратив полдня, он наконец находил место, не усыпанное битым стеклом и пластиковой тарой, и лежал там до вечера, глядя в просторное небо.
Перемена в месте жительства вскоре привела к изменению семейного положения Вальтера: через два месяца после переезда он женился на Любови Фёдоровне (Любке) Тарасовой, ставшей ему верной подругой до последних дней жизни. Любке на момент заключения брака было сорок четыре года, она жила в соседней комнате того же барака с двадцатишестилетним сыном Павлом, после переезда матери к Вальтеру, установившим над ним род общественного шефства. Без этой двойной поддержки тот вряд ли справился бы с трудностями быта, обострившимися после раннего, в тридцать четыре года, инсульта и частичной слепоты, надолго приковавших его к постели и впоследствии давших основание для получения пенсии по инвалидности, на которую жила вся семья.
Несмотря на житейские сложности, и в этот период жизни Штрихрамбер продолжает трудиться. Через два года он разработал еще один совершенный язык, Сатуза, о котором не известно ничего, кроме названия. Зато сохранилась кассета, род устного дневника, который учёный, по всей видимости, вёл в Дымино. По этой единственной дошедшей до нас странице последних лет жизни гениального учёного исследователи восстанавливают его режим и быт. Запись осуществлена, естественно, на языке Лотама, разобрать который не составляет труда для последователей гения.
В этой записи Вальтер отмечает, что он поднялся на рассвете, засвидетельствовать по факту, как заря розовым светом красит крыши бараков. Выйдя из дома, он слышит, что в луже перед входной дверью купается собака, она отряхивается на учёного, вызывая его смех, прерываемый окриком заботливой Любки. Учёный завтракает яйцом и стаканом настойки, изготовленной Любкой из ягод, выращенных ею на подсобных сотках, как обозначался в то время переданный в частное пользование надел земли, обычно вблизи линии электропередач, железных путей или в заболоченной местности. После завтрака Штрихрамбер выходит в город, чтобы по поручению Любки купить пару носков для Павла. Отвлекшись на размышления, он путает поручение и вместо носков покупает носовой платок, за что Любка ругает его, а Павел поколачивает. Штрихрамбер счастлив, так как носовой платок за ненадобностью для Павла остаётся у него. Он ощупывает вышивку в уголке и собирается включить рисунок на ткани в алфавит разрабатываемого им языка. Он прислушивается к мышиной возне в углу комнаты и, умиротворённый, погружается в дневной сон, в котором видит клоунов, жонглирующих огненными шарами. После пробуждения он ужинает картошкой с маринованным огурцом, всё - продукты того же подсобного хозяйства, и стаканом вечерней настойки, после потребления которой семья приступает к совместному пению. Усталый после напряжённого дня, он выходит наружу, поднимает голову к закатному солнцу, стараясь уловить тепло его лучей. Вернувшись в комнату, Вальтер записывает события дня на магнитофонную ленту и прощается с дневником. Фоном к его речи служит продолжающееся музицирование Любки, Павла и их друзей, собравшихся в комнате.
Сохранились также тетради Вальтера, испещрённые записями вдоль и поперёк, разобрать которые, по причине слепоты учёного, невозможно. Остаётся только догадываться, являются ли они дневниковыми заметками на совершенном языке, лирическими стихотворениями или рисунками.
Обстоятельства, при которых жизненный путь Вальтера Шрихтрамбера трагически оборвался на тридцать седьмом году жизни учёного, установить не удалось. По заключению медэкспертов, тело было обнаружено в его комнате через четыре дня после кончины. Вместе со смертью мыслителя пропали и его оставшиеся незавершёнными открытия. Однако светлая память о выдающемся человеке и его совершенный язык навсегда останутся в наших благодарных сердцах.