Карл Шмитт как теоретик (пост)путинской России (Олег Кильдюшов)
При желании в прошлом любого народа можно обнаружить какие угодно «тенденции» и «предпосылки». Однако очевидно, что все «поиски Запада в себе», неких «предшественников» и исторически «правильных линий развития» столь же мало помогают понять реально существующие отношения, сколь заклинания опыта «развитых западных стран» малоэффективны в реальной общественно-политической борьбе за власть и собственность в современной России. В этом смысле наша нынешняя ситуация, как уже отмечалось выше, и напоминает многим наблюдателям ситуацию в Веймарской республике. Здесь уместно вспомнить слова Гегеля о том, что «государственное устройство жизненно, поэтому деятельно, но живое создает только то, что уже есть, живое всегда продуктивно».
В этом смысле также не стоит удивляться, что все попытки систематической артикуляции постсоветского опыта при помощи давно запылившихся экспонатов из музея истории идей до сих пор оказывались не слишком удачными. Не говоря уже о попытках транслировать в иные культурные пространства русский социальный опыт последних 17 лет. Ведь мир так ничего и не смог понять из того странного вербального потока, что направлялся в его сторону наиболее продвинутыми российскими интеллектуалами, вовремя сориентировавшимися в ситуации и ставшими сознательно работать на культурный экспорт. Мир так и не узнал того, что действительно произошло с бывшими советскими людьми за эти 17 лет, кем они теперь являются и что будет с ними дальше. Эта неудавшаяся коммуникация яснее всего проявляется в том концептуальном бреде, что большинство западных интеллектуалов несет по нашему поводу - здесь есть все: от «загадочной русской души» до «несчастных жертв тоталитаризма». Это неудивительно, учитывая то обстоятельство, что в плане адекватной артикуляции коллективного опыта русских людей начала XXI века ситуация в самой России мало чем отличается от этой звучащей на весь мир какофонии - не в смысле продвинутого музыкального приема, а в смысле принципиальной несостоятельности тех частных перспектив, что пытаются претендовать на статус более или менее всеобщих.
Полный текст статьи читайте в январском номере журнала "Политический класс".
В этом смысле также не стоит удивляться, что все попытки систематической артикуляции постсоветского опыта при помощи давно запылившихся экспонатов из музея истории идей до сих пор оказывались не слишком удачными. Не говоря уже о попытках транслировать в иные культурные пространства русский социальный опыт последних 17 лет. Ведь мир так ничего и не смог понять из того странного вербального потока, что направлялся в его сторону наиболее продвинутыми российскими интеллектуалами, вовремя сориентировавшимися в ситуации и ставшими сознательно работать на культурный экспорт. Мир так и не узнал того, что действительно произошло с бывшими советскими людьми за эти 17 лет, кем они теперь являются и что будет с ними дальше. Эта неудавшаяся коммуникация яснее всего проявляется в том концептуальном бреде, что большинство западных интеллектуалов несет по нашему поводу - здесь есть все: от «загадочной русской души» до «несчастных жертв тоталитаризма». Это неудивительно, учитывая то обстоятельство, что в плане адекватной артикуляции коллективного опыта русских людей начала XXI века ситуация в самой России мало чем отличается от этой звучащей на весь мир какофонии - не в смысле продвинутого музыкального приема, а в смысле принципиальной несостоятельности тех частных перспектив, что пытаются претендовать на статус более или менее всеобщих.
Полный текст статьи читайте в январском номере журнала "Политический класс".