"ЛИБЕРАЛ-МЕЩАНЕ" И ИСТОРИЯ (Виталий Третьяков - для "Известий")
"Либерал-мещане" и история
Известия от 24.06.2010
Вот уже лет двадцать пять, как в разных аудиториях мне приходится говорить о свободе слова вообще и о ее уровне в нашей стране.
О том, например, что свобода слова и свобода печати (в современном варианте - свобода СМИ) не одно и то же. И если свобода слова примерно одинакова у всех граждан данного государства, то при формальном равенстве в праве пользования свободой печати в реальности это право есть у правящего класса, самих работников СМИ и наиболее активной (или крикливой) части примыкающей к властвующей элите социальной группы, в России ранее именовавшейся столичной интеллигенцией. Такова практика функционирования свободы СМИ в современных обществах западного типа, включая и Россию. Можно сокрушаться по этому поводу, можно ликовать - положение дел не изменится.
Сегодняшнее общественное мнение есть не столько сумма тенденций, доминирующих в общественном сознании, сколько производное от соотношения разных позиций по тому или иному вопросу в трех вышеназванных субъектах общественной мысли (или недомыслия). Представление о том, что распространение интернета и фактическое формирование в его лоне неких не связанных с государством "свободных СМИ" резко демократизирует сложившийся институт свободы печати, глубоко ошибочно. Ведь иерархия образуется и в сети. В ней доминируют эти же три группы, только вместо интеллигенции главными "выразителями общественного мнения" стали там те, кого правильней бы было назвать "интернет-мещанами", "интеллектуал-попсой". Виртуальная "интеллигенция" отличается от реальной, например, тем, что нецензурной лексикой пользуется не только в своем кругу и на кухне, а публично, гордясь "раскрепощенностью". Но главное, что характерно для этих "интернет-мещан", - общественная безответственность, претензия на монопольное обладание истиной и удивительное умение выдавать собственные (часто - эгоистические) интересы, то есть интересы меньшинства, за интересы всего общества.
Моя последняя статья в "Известиях", предлагающая, упрощенно говоря, запрещение абортов как основу новой демографической политики России, существенной поддержки не нашла. Причем те, кто ее критиковал (я выбрал корректное слово), либо совершенно не поняли ее сути, либо, прекрасно все поняв, сочли настолько отклоняющейся от "линии партии мещан", то есть своих "интересов и идей", что "не смогли пройти мимо".
Хочу процитировать текст, прекрасно, несмотря на его редкую для "интернет-мещан" лексическую пристойность, демонстрирующий приемы, которые используют в полемике те, кто ныне претендует быть выразителем "идеалов авангарда общества".
"Виталий Третьяков опубликовал в "Известиях" статью, в которой предложил принятие и проведение государственной политики по превращению женщин в репродуктивные машины... Такая государственная политика предполагает не только увеличение количества "пряников" в виде различных государственных выплат, поощряющих производство потомства, но и удлинение "кнута" - за счет, прежде всего, запрета абортов и введения сурового наказания за нарушение этого запрета... Кроме того, журналистом вводится понятие "государственные дети", явно, но в неопределенном объеме расширяющее права государства в ущерб родительским правам и правам детей... В рассуждениях Третьякова содержится и призыв к установлению в рамках предлагаемой им государственной политики очевидных элементов государственной идеологии - вопреки конституционному запрету..."
Обращаю внимание читателей на два момента (соответствующие места в тексте я выделил). Манипулируя моими словами и вкладывая в них пугающий "свободного человека" смысл, автор, возгоняя весь "ужас" того, что я предлагаю, даже наделяет меня сверхъестественной властью. Ибо, как известно, "репродуктивной машиной" (существом, способным к рождению детей) сделали женщину либо Господь Бог, либо Природа. Но ведь "интернет-мещанин" лучше знает, что есть истина. В данном случае - что есть женщина. И второй момент, характерный для тех, кто претендует на знание истины в последней (своей, сугубо эгоистической) инстанции по отношению к инакомыслящему: обвинение в уголовном преступлении, причем не иначе как государственном. Потрясание уголовным кодексом - любимое дело тех, кто не терпит никакой иной мысли, кроме своей. Это такие современные сталинисты наизнанку - либерал-сталинисты. Идеи у них несколько иные, чем у Иосифа Виссарионовича, а вот методы борьбы с оппонентами - такие же. Спасает то, что живем мы в начале XXI, а не ХХ века, а особенно то, что к власти они не пришли.
Теперь от наших "интернет-мещан" перейдем к не нашим, но уже обладающим реальной властью "интеллектуал-либералам" из предместий Запада.
Недавно литовский парламент проголосовал за внесение в уголовный кодекс своей страны наказаний за отрицание факта "советской оккупации Литвы". Несколько раньше что-то подобное за проявление симпатий то ли к коммунистам, то ли к коммунизму в целом предложил венгерский парламент. Это не первые и явно не последние решения такого рода.
Я точно знаю, что любить Россию, советскую или антисоветскую, и ее историю никого не заставишь. И не собираюсь заставлять. Равно и я не люблю Латвию, Эстонию и Литву за то, что, не присоедини их к себе в 1939 году Советский Союз, они были бы верными союзниками Гитлера и наравне с нацистами топтали бы своими сапогами нашу землю. Но я, в отличие от "свободных либерал-мещан", что литовских, что наших, никогда не предложу вводить в России уголовное наказание за ту или иную интерпретацию истории.
Вообще модное, именно на либеральном Западе родившееся поветрие, нашедшее благодатную почву в основном в отдаленных провинциях ЕС-НАТОвской империи, корректировать изучение истории и даже публичные размышления о ней уголовным кодексом, представляется мне обскурантизмом в пределе его развития.
К сожалению, политические и идейные моды и к нам приходят в основном с Запада. И я не исключаю, что однажды и в самой России под страхом уголовного наказания меня заставят утверждать, что семья это не союз мужчины и женщины, создающийся в первую очередь для продолжения рода, а нечто иное. Или, что, предлагая запретить аборты, я покушаюсь на конституционный строй России. Или что я должен либо признать историю своей страны "проклятием человечества", либо отказаться от университетской кафедры и права писать статьи. Но я все равно не понимаю, какое все это имеет отношение к не в России рожденному Мари Франсуа Вольтеру, либерализму, демократии и свободе слова.
Парламенты могут запрещать в своих странах определенные цвета, знаки, символы и даже идеи. Их право, отрешившись от забот сегодняшнего дня, давать оценку историческим событиям хоть от сотворения мира. Если это удовлетворяет избирателей этой страны - так тому и быть. Но уголовный кодекс как первый лекционный курс на историческом факультете - это все-таки слишком. Особенно для Европы, если, конечно, она не хочет окончательно покончить с собой как с самоценной цивилизацией. Ибо исторический абортарий, как и абортарий медицинский, можно считать вершинами цивилизационного развития. Только почему-то эти вершины очень напоминают надгробные камни.
Известия от 24.06.2010
Вот уже лет двадцать пять, как в разных аудиториях мне приходится говорить о свободе слова вообще и о ее уровне в нашей стране.
О том, например, что свобода слова и свобода печати (в современном варианте - свобода СМИ) не одно и то же. И если свобода слова примерно одинакова у всех граждан данного государства, то при формальном равенстве в праве пользования свободой печати в реальности это право есть у правящего класса, самих работников СМИ и наиболее активной (или крикливой) части примыкающей к властвующей элите социальной группы, в России ранее именовавшейся столичной интеллигенцией. Такова практика функционирования свободы СМИ в современных обществах западного типа, включая и Россию. Можно сокрушаться по этому поводу, можно ликовать - положение дел не изменится.
Сегодняшнее общественное мнение есть не столько сумма тенденций, доминирующих в общественном сознании, сколько производное от соотношения разных позиций по тому или иному вопросу в трех вышеназванных субъектах общественной мысли (или недомыслия). Представление о том, что распространение интернета и фактическое формирование в его лоне неких не связанных с государством "свободных СМИ" резко демократизирует сложившийся институт свободы печати, глубоко ошибочно. Ведь иерархия образуется и в сети. В ней доминируют эти же три группы, только вместо интеллигенции главными "выразителями общественного мнения" стали там те, кого правильней бы было назвать "интернет-мещанами", "интеллектуал-попсой". Виртуальная "интеллигенция" отличается от реальной, например, тем, что нецензурной лексикой пользуется не только в своем кругу и на кухне, а публично, гордясь "раскрепощенностью". Но главное, что характерно для этих "интернет-мещан", - общественная безответственность, претензия на монопольное обладание истиной и удивительное умение выдавать собственные (часто - эгоистические) интересы, то есть интересы меньшинства, за интересы всего общества.
Моя последняя статья в "Известиях", предлагающая, упрощенно говоря, запрещение абортов как основу новой демографической политики России, существенной поддержки не нашла. Причем те, кто ее критиковал (я выбрал корректное слово), либо совершенно не поняли ее сути, либо, прекрасно все поняв, сочли настолько отклоняющейся от "линии партии мещан", то есть своих "интересов и идей", что "не смогли пройти мимо".
Хочу процитировать текст, прекрасно, несмотря на его редкую для "интернет-мещан" лексическую пристойность, демонстрирующий приемы, которые используют в полемике те, кто ныне претендует быть выразителем "идеалов авангарда общества".
"Виталий Третьяков опубликовал в "Известиях" статью, в которой предложил принятие и проведение государственной политики по превращению женщин в репродуктивные машины... Такая государственная политика предполагает не только увеличение количества "пряников" в виде различных государственных выплат, поощряющих производство потомства, но и удлинение "кнута" - за счет, прежде всего, запрета абортов и введения сурового наказания за нарушение этого запрета... Кроме того, журналистом вводится понятие "государственные дети", явно, но в неопределенном объеме расширяющее права государства в ущерб родительским правам и правам детей... В рассуждениях Третьякова содержится и призыв к установлению в рамках предлагаемой им государственной политики очевидных элементов государственной идеологии - вопреки конституционному запрету..."
Обращаю внимание читателей на два момента (соответствующие места в тексте я выделил). Манипулируя моими словами и вкладывая в них пугающий "свободного человека" смысл, автор, возгоняя весь "ужас" того, что я предлагаю, даже наделяет меня сверхъестественной властью. Ибо, как известно, "репродуктивной машиной" (существом, способным к рождению детей) сделали женщину либо Господь Бог, либо Природа. Но ведь "интернет-мещанин" лучше знает, что есть истина. В данном случае - что есть женщина. И второй момент, характерный для тех, кто претендует на знание истины в последней (своей, сугубо эгоистической) инстанции по отношению к инакомыслящему: обвинение в уголовном преступлении, причем не иначе как государственном. Потрясание уголовным кодексом - любимое дело тех, кто не терпит никакой иной мысли, кроме своей. Это такие современные сталинисты наизнанку - либерал-сталинисты. Идеи у них несколько иные, чем у Иосифа Виссарионовича, а вот методы борьбы с оппонентами - такие же. Спасает то, что живем мы в начале XXI, а не ХХ века, а особенно то, что к власти они не пришли.
Теперь от наших "интернет-мещан" перейдем к не нашим, но уже обладающим реальной властью "интеллектуал-либералам" из предместий Запада.
Недавно литовский парламент проголосовал за внесение в уголовный кодекс своей страны наказаний за отрицание факта "советской оккупации Литвы". Несколько раньше что-то подобное за проявление симпатий то ли к коммунистам, то ли к коммунизму в целом предложил венгерский парламент. Это не первые и явно не последние решения такого рода.
Я точно знаю, что любить Россию, советскую или антисоветскую, и ее историю никого не заставишь. И не собираюсь заставлять. Равно и я не люблю Латвию, Эстонию и Литву за то, что, не присоедини их к себе в 1939 году Советский Союз, они были бы верными союзниками Гитлера и наравне с нацистами топтали бы своими сапогами нашу землю. Но я, в отличие от "свободных либерал-мещан", что литовских, что наших, никогда не предложу вводить в России уголовное наказание за ту или иную интерпретацию истории.
Вообще модное, именно на либеральном Западе родившееся поветрие, нашедшее благодатную почву в основном в отдаленных провинциях ЕС-НАТОвской империи, корректировать изучение истории и даже публичные размышления о ней уголовным кодексом, представляется мне обскурантизмом в пределе его развития.
К сожалению, политические и идейные моды и к нам приходят в основном с Запада. И я не исключаю, что однажды и в самой России под страхом уголовного наказания меня заставят утверждать, что семья это не союз мужчины и женщины, создающийся в первую очередь для продолжения рода, а нечто иное. Или, что, предлагая запретить аборты, я покушаюсь на конституционный строй России. Или что я должен либо признать историю своей страны "проклятием человечества", либо отказаться от университетской кафедры и права писать статьи. Но я все равно не понимаю, какое все это имеет отношение к не в России рожденному Мари Франсуа Вольтеру, либерализму, демократии и свободе слова.
Парламенты могут запрещать в своих странах определенные цвета, знаки, символы и даже идеи. Их право, отрешившись от забот сегодняшнего дня, давать оценку историческим событиям хоть от сотворения мира. Если это удовлетворяет избирателей этой страны - так тому и быть. Но уголовный кодекс как первый лекционный курс на историческом факультете - это все-таки слишком. Особенно для Европы, если, конечно, она не хочет окончательно покончить с собой как с самоценной цивилизацией. Ибо исторический абортарий, как и абортарий медицинский, можно считать вершинами цивилизационного развития. Только почему-то эти вершины очень напоминают надгробные камни.