Инфекция
К моменту, когда я допишу это, самолет приземлится в Глазго, Энди выкатит свой огромный чемодан и сядет в машину к отцу. Я была достаточно стойкой. Мы попрощались в спешке, крепко обнявшись, но я сохраняла умеренное спокойствие. Я даже заслужила поцелуй. И всё это было само собой разумеющимся, пока я не села в машину. В лётной брошюрке Бон вояж, которую он силком вручил, я обнаружила 200 долларов. И тут меня накрыло. Я ревела, как сумасшедшая, и смеялась, в основном, над собой, злилась - на него, ехала и ревела, то и дело сморкаясь и растирая нос в лохмотья. Илья смотрел на меня с пониманием. Я ссылалась на хреновые нервы, которые за 1,5 недели были расшатаны в хлам, но все эти дни я была невозмутимой. И вот теперь мой организм наконец решил выдохнуть. Со стороны всё выглядело так, как будто я пускаю сопли по любви всей своей жизни, терзаясь, что ничего уже не предпринять. На самом деле я даже не представляла, что происходит. Позже, когда мы приехали домой и я ненадолго перестала реветь, меня сменил Илья. Вдруг, ни с того, ни с сего, он пустил слезу, приговаривая "так грустно как-то, не так..." Потом весь день следил за самолётами. За ужином он спросил "Он же, правда, к нам ещё приедет?" И тут я поняла, что Энди - это как инфекция. Если один раз подхватил, то болячка становится хронической. Непроходящей. Неизлечимой. И мы с упоением пали ее жертвами. Я не сказала, но я тоже тебя люблю, никаких сомнений. До встречи в другой стране, друг.