КАРИБСКИЙ КРИЗИС ГЛАЗАМИ ЛЕЙТЕНАНТА РВСН 1962 ГОДА

[ertas]

20 октября 1962 года 514 ракетный полк 51 ракетной дивизии полностью развернулся в полевом позиционном районе в провинции Санта-Клара республики Куба и заступил на боевое дежурство в постоянной боевой готовности в составе восьми пусковых установок с ракетами Р-12. Следом за ним заняли постоянную боевую готовность и остальные ракетные полки переброшенной на Кубу 51 ракетной дивизии, повергнув в шоковое состояние США, впервые в своей истории явственно ощутивших возможность неотвратимого возмездия. Это была кульминация Карибского кризиса, 50-летие которого отмечается в эти дни. Я не буду говорить о причинах и последствиях появления на Кубе советских ракет, об этом за 50 лет достаточно уже сказано и еще будет сказано, я только скажу, что советские ракетчики не ударили в грязь лицом не только во время боевого развертывания, но и во время перемещения по дорогам Кубы, вызывая шок и бурный восторг островитян обращением с крепкими напитками «руссо компаньеро». Способности «руссо кампоньеро» по части крепких напитков мы все хорошо знаем и поэтому, по словам «руссо компаньеро» из 79 ракетного полка нашей 29 ракетной дивизии, по просьбе командования советской военной группировки на Кубе, наверное, чтобы не демаскировать «руссо компаньеро» перед лицом американского империализма была запрещена продажа спирта в аптеках Кубы этим самым «руссо компаньеро». Но это только мелкая бытовая деталь пребывания на Кубе «руссо компаньеро», ведь ничто человеческое нам не чуждо. Я расскажу о себе и своих товарищах, которые не принимали непосредственного участие в операции «Анадырь», не были на Кубе, но косвенно тоже участвовали в кубинских собятиях 1962 года, хотя не так уж и косвенно, ведь РВСН были приведены в повышенную боевую готовность и мы несли боевое дежурство, ощущая своей шкурой холодное дыхание тропических Кариб.


Итак, летом 1962 года в нашей 29 ракетной дивизии началась подготовка 79 (Плунгенского) ракетного полка к предстоящей переброске на Кубу в составе специально сформированной для этой цели из нескольких ракетных полков 51 ракетной дивизии (операция «Анадырь»), ведь именно 79 ракетный полк был включен в состав 51 ракетной дивизии под номером 514. Подготовка Плунгенского полка косвенно коснулась и других полков 29 ракетной дивизии, в том числе и нашего 867 (Добельского) полка, в частности для перевозок различного технического имущества с окружных складов для нужд готовящегося к переброске на Кубу полка. В одной из таких перевозок пришлось принять участие и мне. В полку была сформирована колонна из нескольких грузовых автомашин ЗИЛ-164 и двух бортовых - КРАЗ-214. Начальником колонны был назначен майор - один из начальников служб полка (за давностью лет я уже забыл кто это был, но помню, что это был худощавый черноволосый и смуглый мужик), а его помощником я - заместитель командира 8-ой стартовой батареи по технической части. Он возглавлял колонну на ЗИЛ-164, я замыкал на КРАЗ-214. Мы должны были получить разнообразное автотракторное имущество на окружных автомобильных складах в Вильнюсе и доставить груз в 115 рп на склад в поселке Паплака Латвийской ССР. Был июль-месяц, погода стояла прекрасная, дорога была отличная и наша колонна без приключений добралась до Вильнюса. Мне было интересно проехать по Литве, тем более, что, хотя я уже прослужил в полку почти год, Литвы, кроме Жагаре, я почти не видел и дальше Ионишкиса не ездил, даже не был в Шяуляе, где располагался штаб дивизии. А теперь пришлось проехать половину Литвы по маршруту Жагаре - Ионишкис - Шяуляй - Кельме - Крижкальнис - Каунас - Вильнюс.

Из Вильнюса со складов выехали только рано утром на следующий день, потому что получили и загрузили имущество только к вечеру и ехать на ночь не имело смысла. Водителей определили для ночлега в солдатскую казарму подразделения, обслуживающего склады и несущего их охрану. Майор, как белый человек, ушел в город в гостиницу, а меня оставил с солдатами. Поболтавшись некоторое время по городу, я вернулся на склады к отбою, убедился, что с нашими водителями все в порядке и они, намаявшись от долгой дороги и загрузки автомобилей, спят безмятежно здоровым сном потрудившихся молодых ребят, тоже лег, не раздеваясь, поверх одеяла, благо было тепло, на свободную койку в казарме. В пять часов утра наша колонна выехала со складов в том же порядке, как и приехала. Майор во главе колонны на ЗИЛ-164, я в замыкании на КРАЗ-214. Раннее июльское утро, ясная погода, прекрасная дорога, хорошее настроение. Ничто не предвещало никаких неприятностей. Однако, как говорится, человек предполагает, а бог располагает. Не успели мы отъехать и десяти километров от города, как впереди идущий КРАЗ начал тормозить, съехал на обочину и остановился. Пришлось остановиться и нам, пристроившись в его хвост. Водитель остановившегося КРАЗа вылезает из кабины, взбирается на крыло, откидывает капот... Что-то случилось? Выпрыгиваем из нашего КРАЗа и мы с водителем, подходим, залезаем на крыло и видим, что двигатель, капот - все залито маслом. Прорвало пробковую прокладку между головкой блока и блоком и масло буквально хлещет из под головки блока при работающем двигателе. Двигаться дальше нельзя - за считанные секунды масло из двигателя будет выброшено и двигатель заклинит. Что делать? Собственно говоря, никаких вариантов на у нас, стоящих на дороге, нет. Тащить тяжелогруженный КРАЗ на буксире другим тяжелогруженным КРАЗом более 400 км до места назначения? Наверное, было бы можно, но у нас нет жесткого буксира - штанги, как, впрочем, и мягкого - троса, хотя трос в нашей ситуации не подходил - опасно да и порвался бы он, стоило его только дернуть буксировщиком. Что и происходило в дальнейшим, ведь наши напасти не закончились прорывом прокладки головки блока, но об этом чуть ниже. Подумали мы, подумали и решили посмотреть, что же такое случилось с прокладкой и можно ли что-либо сделать, чтобы масло не выбивало, а поскольку положение все равно безвыходное, снять головку блока шестицилиндрового двигателя ЯАЗ-М206, установленного на КРАЗе.

К сожалению, я не помню фамилии водителей КРАЗов, но могу только сказать, что хорошие и толковые были солдаты да и водители неплохие, чтобы отважиться на такое дело на дороге. Я думаю, что профессиональные водители понимают, что задача эта не простая. Решение принято - водители начинают снимать головку блока. Через какое-то время, обнаружив, что хвост колонны оторвался, возвращается майор-начальник колонны, чтобы узнать в чем дело. Узнал, отдал распоряжение мне остаться с КРАЗами до устранения неисправности и догонять колонну, которая продолжила свой путь. Водители сняли головку блока. Состояние пробковой прокладки было не утешительным, не оставляющим никаких надежд на ее хоть какую-то реанимацию. Нужна была новая прокладка. Самое обидное было в том, что в нашей колонне были такие прокладки, ведь мы получали запасные части, в том числе и прокладки для двигателей ЯАЗ-М204, установленные на компрессорных станциях 8Г33У. А двигатели ЯАЗ-М206 и ЯАЗ-М204 - однотипные, только у одного 6 цилиндров, а у другого - 4. И из двух прокладок для двигателя ЯАЗ-М204 очень просто можно составить прокладку для двигателя ЯАЗ-М206. Но беда в том, что прокладки уехали вместе с колонной, а мы остались и стоим на дороге Вильнюс - Каунас с поднятым капотом и снятой головкой блока.

Время - 7-ой час, тихо, на дороге не души - ни людей, ни машин. Вдруг со стороны Вильнюса послышался звук работающего двигателя автомобиля и далеко на пригорке появился какой-то движущийся предмет, который по мере приближения к нам оказался автомобилем ГАЗ-51 с будкой вместо кузова, движущимся с большой скоростью, чем он, собственно, и привлек наше внимание на пустынной дороге. С крыльев КРАЗА, на которых мы стояли, было хорошо видно, как машина приближается к нам, мало того, что с большой скоростью, но и с твердым намерением таранить в зад второй КРАЗ. В последнюю секунду водитель ГАЗ-51, стремясь избежать лобового столкновения, резко рванул руль влево, но столкновения избежать все-таки не удалось - машина задела правым углом будки левый угол заднего борта нашего КРАЗа. Скорость ГАЗ-51 была настолько велика и удар об КРАЗ настолько сильным, что в одно мгновение будка превратилась в кучу мусора из щепок и обломков досок, перемешанных с соломой, находившейся в будке. Водитель ГАЗ-51 удержал машину на дороге и она, вихляясь, проскочила вперед мимо наших КРАЗов, мимо нас, стоящих на крыльях переднего КРАЗа и с изумлением наблюдавших эту картину, и остановилась в метрах 30 от нас. За машиной по дороге катилась куча мусора - все то, что осталось от будки, устилая дорогу обломками, пока окончательно не рассыпалась, как раз перед нами. Но самым неожиданным и страшным было то, что среди этого мусора на дороге перед нами вдруг обнаружился человек без признаков жизни. Не знаю, что чувствовали мои водители, но мои чувства были не из приятных. Ощущение произошедшей трагедии, жалости, сострадания, с одной стороны, и чувство досады от предстоящих разбирательств, выяснений, с другой стороны. Между тем, из кабины ГАЗ-51 выскочили водитель и женщина и с воплями бросились к лежащему на дороге мужчине, начали его тормошить с причитаниями. К их и нашему счастью, мужчина зашевелился и открыл глаза, с помощью водителя и женщины поднялся и даже с помощью своих спутников, державших его под руки, доплелся до ГАЗ-51.

Отлегло, но не на долго. К месту проишествия подъехал и остановился рейсовый автобус с пассажирами, направлявшийся в сторону Вильнюса. Мысленно ставлю себя на место водителя автобуса. И что же водитель автобуса видит? Стоящий без кузова гражданский ГАЗ-51, военный КРАЗ с поднятым копотом и разбросанными деталями, второй КРАЗ и усыпанную обломками дорогу. И думает, что произошло дорожно-транспортное проишествие по вине военных и что надо помочь своим землякам разобраться с нами. Вылезает из автобуса и с ходу прет на нас, получая в ответ совет не лезть не в свое дело и идти... Начинает объясняться с земляками. Мы не поняли, что они друг другу говорили, потому что говорили они по-литовски, но на всякий случай приготовились к отпору, вооружившись здоровенными гаечными ключами. Однако все обошлось - автобус двинулся по своему маршруту в сторону Вильнюса, земляки быстренько очистили дорогу от мусора, усадили мужика из будки на раму за кабину своего автомобиля и слиняли. А мы опять остались одни со своей проблемой и чувством тревоги - как бы водитель не сообщил на въезде в Вильнюс первому попавшемуся милиционеру о ДТП на дороге. Минут тридцать находились в тревожном ожидании, но ни милиции, ни ГАИ не появилось. То ли водитель не сообщил, то ли не встретил ни одного милиционера, а постов ГАИ на въезде в город тогда не было, то ли земляки попросили не подымать шума.

Время движется к 8 часам утра и к началу рабочего дня на складах. Остается один вариант - вернуться на склады в Вильнюс и попросить прокладку головки блока для двигателя КРАЗа. Оставляю неисправный КРАз с водителем на дороге, а на втором КРАЗе возвращаюсь на склады в Вильнюс, одному из работников склада объясняю ситуацию и прошу помочь - найти и дать мне прокладку головки блока двигателя ЯАЗ-М206. Такой прокладки не оказалось, но нашлись две прокладки для двигателя ЯАЗ-М204, что нас полностью устраивало. Замечу также, что все это безвозмездно. Удовлетворенные успехом, возвращаемся назад к оставленному КРАЗу и, не теряя времени, принимаемся за работу. Водители устанавливают головку блока, проверяют работу двигателя и герметичность стыка блока двигателя с головкой. Все в порядке! Можно двигаться дальше. 400 км преодалеваем без проблем, а потом возникает новая проблема - закипает вода в системе охлаждения двигателя одного из КРАЗов. Потек радиатор. Надо автомашину брать на буксир, а буксира ни жесткого, ни мягкого у нас нет (крупный прокол автослужбы полка и неопытность офицеров, в том числе и моя. Да и опыта-то не откуда было взяться у нас, неавтомобилистов, если только с 1963 года начались выходы наземных дивизионов в УЗПР, а значит появился и опыт вождения автомобильных колонн на большое расстояние), зато есть на КРАЗах лебедки, установленные спереди - хоть какой-то выход из положения. Сматываем с лебедки неисправного КРАЗа метров 15 троса, цепляем трос за буксирный крюк другого КРАЗа и снова в дорогу.

Транспортировка на мягком буксире тяжелогруженной машина - задача непростая, требующая опыта обоих водителей, чтобы не допускать провисания троса и рывков троса буксировщиком. Такого опыта у нас нет и через несколько километров трос лебедки рвется, как нитка. И так повторяется несколько раз. Становится темно, а мы никак не можем преодолеть оставшиеся километры до Паплаки. Пришлось оставить неисправный КРАЗ с водителем на дороге и ехать в Паплаку за помощью. В автопарке полка в Паплаке нашелся жесткий буксир, с помощью которого, наконец-то, мы притащили неисправный КРАЗ к месту назначения. На следующий день разгрузились, заменили неисправный радиатор на КРАЗе, загрузились различным техническим имуществом для Плунгенского полка и убыли в Плунге в 79 ракетный полк. В полку полным ходом шла подготовка к передислокации. В памяти о том времени сохранилась суета подготовки, штаб полка, а он тогда находился в городе Плунге, переполненный массой офицеров различных категорий из вышестоящих штабов, и ресторан вечером, буквально забитый офицерами полка и командировочными.

Участие Плунгенского полка в операции «Анадырь» косвенно коснулось и нашего полка не только участием в перевозке грузов, но и временным размещением в каждом из наших наземных дивизионов по одной стартовой батареи Омского полка, который прибыл на смену Плунгенскому полку и должен был развернуться на БСП Плунгенского полка после его убытия. Это размещение отразилось и на судьбе некоторых офицеров 2-го дивизиона. До убытия Плунгенского полка стартовые батареи Омского полка временно распределили без техники по наземным дивизионам остальных полков дивизии, а чтобы не снизить уровень боевой подготовки стартовых батарей предписали проводить комплексные занятия поочередно на стартовых позициях и технике наших батарей в основном в вечернее и ночное время.

Обычно всякие организационные мероприятия влекут за собой и некоторые кадровые изменения, в том числе замену кадров или доукомплектования новых подразделений за счет старых, чем пользуются командиры, чтобы избавиться от неугодных или неудобных офицеров по известному принципу, о котором я уже говорил ранее. Под этот принцип попали и два офицера 5-ой батареи, я думаю, не без участия командира 5-ой батареи капитана Платкова, которому надоело маяться с ними, когда возникла необходимость доукомплектовать батарею Омского полка, временно размещенную во 2-ом дивизионе. Этими офицерами были начальник электроогневого отделения инженер-лейтенант Станислав Сынков и техник НКС (или БКС) лейтенант Николай Михайлов. С лейтенантом Михайловым все понятно - неказистый, небольшого роста, не вызывающий уважения у личного состава и доверия у командиров, к тому же не женатый и не умеющий держать себя в определенных рамках при распитии спиртных напитков, одним словом, безалаберный, он не был угоден ни командиру батареи, ни командованию дивизиона, ни командованию полка. Представился удобный случай и от него избавились. Но инженер-лейтенант Сынков почему? Статный, ладный, крепкий, подтянутый, отличный специалист и толковый офицер c высшим военным и инженерным образованием, тем более, что инженеров-ракетчиков в войсках не хватало, инженер-лейтенант Сынков был морским офицером, окончившим Севастопольское военно-морское инженерное училище, и по злой воле рока (в лице Н.С. Хрущева, который резал корабли на металлолом, и Министра обороны, которому нужны были кадры для Ракетных войск) вместо того, чтобы бороздить просторы мирового океана на ракетном крейсере в качестве командира какой-нибудь ракетной БЧ, попал в 1961 году в наш темный и сырой лес на должность начальника электроогневого отделения 5-ой стартовой батареи, где не было место ни морскому шику (ну какой морской шик мог быть в темном и сыром лесу и в близлежащих хуторах и заштатных селениях Прибалтики, это ведь не набережные и рестораны Севастополя, Одессы, Ленинграда, Владивостока, на худой конец, Мурманска или Петропавловска-Камчатского), ни морскому с золотыми позументами сюртуку с морским кортиком, вместо которых предстояло облачаться в затрапезный армейский мундир защитного цвета, сапоги и портупею.

Инженер-лейтенант Сынков тяготился своей наземной службой в темном и сыром лесу, морская душа требовала простора, отсутствие которого приходилось компенсировать жагарским чепками, а морскую качку - обильными возлияниями, как со своими сослуживцами, так и с аборигенами. Инженер-лейтенант Сынков был крепким физически, в бытность курсантом Севастопольского военно-морского инженерного училища занимался гиревым спортом и даже, говорили, был чемпионом Черноморского флота по гиревому спорту, поэтому стойко переносил алкогольные нагрузки и крепко держался на ногах. Один драматический случай, связанный со Станиславом Сынковым, который до сих пор в памяти тех, кто с ним служил, а иногда и пил. Однажды в Жагаре он весь вечер пил с кем-то из местных аборигенов, а утром зашел в этот же чепок похмелиться. Буфетчица ему говорит, что человек, с которым он вчера пил, умер. На что он невозмутимо отвечает:
- Он умер, а я живой. 200 грамм водки мне.
Залпом выпил, поправил усики (как истинный моряк, он носил небольшие франтоватые усики) и вышел вон. И хотя он ни разу не попался командованию полка за свои «подвиги» и ни разу не был объектом разбирательства, как некоторые другие молодые и не очень молодые офицеры, он был, если можно так сказать, в группе риска - причиной головной боли командира батареи, подчиненный, от которого в любой момент можно было получить неприятность.

Инженер-лейтенант Сынков был неудобен и поэтому, как только появилась возможность, избавились от него, переложив свои заботы и тревоги, связанные с Сынковым на командира батареи Омского полка, временно размещенной во 2-ом дивизионе. Естественно, что отношение Стаса (мы называли его Стас) Сынкова к службе не изменилось, ведь поменялась не служба, которой он тяготился, просто менялся наш темный и сырой лес на другой такой же темный и сырой лес. Но если у нас его сдерживало боевое дежурство, ответственность за боеготовность личного состава и техники, то с переводом в новую батарею, не несущую боевого дежурства и не имеющей техники, не стало и этих сдерживающих факторов. И если раньше инженер-лейтенант Сынков убывал в Жагаре после работы в дни, когда был свободен от несения боевого дежурства, комплексных занятий и прочих служебных дел, то с переводом в новую батарею стал ездить туда практически каждый день, не исключая и дней проведения комплексных занятий батареей.

Мы, конечно, сочувствовали командиру батареи Омского полка, наблюдая за его безуспешными усилиями остановить своего начальника отделения, когда инженер-лейтенант Сынков вместо того, чтобы идти на комплексное занятие, в морской форме с золотыми позументами и с прицепленным кортиком залезал в кузов ЗИЛ-157, отъезжающего в 18.00 в Жагаре. В ответ на вопли командира батареи:
- Лейтенант Сынков! Вы куда! У нас комплексное занятие! Вернитесь!
Лейтенант Сынков поднимался с места и стоя, приложив руку к морской фуражке, четко отвечал:
- Инженер-лейтенант Сынков направляется в город Жагаре к своей возлюбленной Лаймуте.
И уезжал, оставляя возмущенного командира батареи на бетонке. Стас Сынков и по сей день живет в Жагаре со своей возлюбленной Лаймутей. Уволили его из армии в 1964 году уже из Майкопа, куда был переведен бывший Омский полк после возвращения в декабре 1962 года Плунгенского полка с Кубы, который снова стал 79 ракетным полком. После увольнения вместе со своей возлюбленной Лаймутей они вернулись в Литву, несколько лет он проработал в городе Электренай, а потом возвратились в Жагаре, где сейчас и обитают.

Конечно же, и участие в перевозке грузов для Плунгенского полка, и временное размещение стартовых батарей Омского полка в наших дивизионах, и некоторые кадровые перемещения это только мелкие эпизоды из жизни нашего 867-го рп, связанные косвенно с операцией «Анадырь». Главное событие 1962 года - это событие, связанное с Карибским кризисом, - приведение полка в повышенную боевую готовность (без подстыковки головных частей к ракетам) и дежурство полка в повышенной боевой готовности с 11 сентября по 22 ноября.

Вспоминая события 50 летний давности и 72-е суток проведенных на боевом дежурстве в повышенной боевой готовности, я могу сказать, что для меня, для таких, как я, холостых офицеров, живших постоянно в дивизионе и выезжавших из дивизиона два-три раза в месяц, чтобы развеяться после боевого дежурства, ничего экстраординарного в 72-х суточном дежурстве не было - та же кровать в офицерской гостинице, та же летная норма в офицерской столовой, те же комплексные занятия, тот же личный состав батареи рядом, та же самая внутрення готовность к немедленному действию - подготовке и проведению пусков ракет. Все то же, только деньги целее были. Труднее было переносить 72-х суточное дежурство офицерам, имеющим семьи, жен и детей, и их семьям, хотя семьи и были приучены к двухнедельным дежурствам, к суточным занятиям и многосуточным ученьям своих мужей и отцов, но 72-е суток в состоянии неизвестности и тревожном ожидании было, конечно же, сильной психологической нагрузкой.

«Вроде - все, как всгда: то же небо - опять голубое, тот же лес, тот же воздух и та же вода, только - он не вернулся» домой ни 11 сентября 1962 года, ни 12, ни 13... Хотя 72 суток не 72 метра. Только 22 ноября 1962 года вернулись домой офицеры да и то не все, ведь боевое дежурство в постоянной боевой готовности никто не отменял, и две батареи в дивизионе продолжили несение боевого дежурства уже в постоянной боевой готовности до субботы 24 ноября 1962 года, когда они сменились с боевого дежурства, а две другие - заступили на неделю на боевое дежурство. Кроме того, в подразделениях должны были оставаться ответственные.

Как частица того времени, остались в памяти шутливые строчки на злобу тех дней, рожденные в повышенной боевой готовности в офицерской гостинице 2-го дивизиона оператором машины подготовки электроогневого отделения 6-ой батареи Евгением Ермошкиным:
Сидел б в Гаване, не шумел,
Мочил бы бороду у моря.
Ан нет, свободы захотел,
С американцами поспорил.
Может быть сейчас некоторым эти стихи, вырванные из контекста всего стихотворения, покажутся антикастровскими, но это не так. Это просто «шутка юмора». У нас не было никаких интеллигентских рефлексий, сомнений, переживаний и размазывания соплей - ни сердца, ни руки не дрогнули бы, нажимая кнопки «Пуск» по приказу Глакома РВСН.