Парадокс эпохи: Солженицыну рукоплещут... коммунисты
28 октября - очередная годовщина выступления А.И.Солженицына в Госдуме РФ, состоявшегося вскоре после возвращения его в Россию в1994 году. Тогда это было значительным и неоднозначным событием - тем более, что даже принять решение о его приглашении в ГД удалось только со второго раза.
Я уже писала о том тяжком и тягостном впечатлении, которое оставило это выступление. И даже историческое фото вывешивала http://politics-80-90.livejournal.com/7670.html
Солженицын вернулся на родину уже после того, как состоялись главные события в ее новейшей истории. Но он все еще оставался для нас пророком, мессией и гуру в одном лице. А увидели мы перед собой этакого «знатного иностранца», «консультанта», который, как сказано в биографии, размещенной на его официальном сайте, «проехав на поезде всю страну от Владивостока до Москвы за 55 дней и собрав при этом, по его собственному выражению, "целую коллекцию воплей и слез". Вот так. За 55 дней он решил, что узнал и понял, чем и как живет Россия.
После выступления Солженицына Алла Гербер опубликовала в «Московском комсомольце» (о, тогда это была совсем другая газета!) заметку, в которой сказала, что писатель Солженицын "все понял в России... на уровне корреспондента из районной газеты" и что во время этого выступления депутаты фракции ВР "прощались со своим Солженицыным, и это было подлинное переживание расставания"...
А вот что писал об этом событии Рой Медведев (фрагменты из его книги "Александр Солженицын и новая Россия", опубликованные в 2000-м в «Незавсимой газете»).
«О возвращении Солженицына в Россию уверенно говорили в Москве уже в апреле 1994 года, хотя точная дата и место возвращения писателя были еще неизвестны. Казалось странным, но только немногие из писателей и публицистов встретили это известие с воодушевлением. "Он единственный, - писал в "Независимой газете" от 27 апреля 1994 г. Сергей Яковлев, - кто способен собрать расколотый, разметанный по углам несчастный народ под знаменем национального возрождения, вернуть ему надежду и уверенность в своих силах и направить энергию народа в здоровое, созидательное русло".
"Пророк он или не пророк? - задавал вопрос Александр Пумпянский. - Но пророк - это человек, провидящий свой век. Солженицын же столько раз ошибался. Все последнее десятилетие, переломное для судеб России, был ли он первым с точным словом поддержки или предостережения? Нет, он отмалчивался. Понимает ли он мир на пороге третьего тысячелетия или безнадежно погрузился в исковерканную российскую историю? Где он черпает идеалы общественного устройства, разве не в мире, которого нет".
"Я против возвращения Солженицына в Россию, - заявил писатель Юрий Нагибин. - Этот приезд и ему, и всем нам сорвет нервную систему. То, что делает сейчас Солженицын, мне неприятно. Человеку, создавшему двадцать томов, кажется, что он объял Россию, ее прошлое, настоящее и будущее. Это все чушь! Тут и без него немало умных людей. Сейчас нужны люди типа Гайдара, которые могут быть абсолютно мужественными, которые думают".
Наиболее жесткой оказалась статья молодого литературоведа Григория Амелина "Жить не по Солженицыну" в уже упомянутом номере "НГ": "С голливудской бородой и начищенной до немыслимого блеска совестью, он является в Россию, как Первомай, и, как он же, безбожно устаревший. А кому он, в сущности, нужен? Да никому... Нафталину ему, нафталину! И на покой".
«...Крайне враждебно встретили писателя и все известные лидеры российской национально-патриотической оппозиции. Еще до приезда Солженицына в Москву Сергей Бабурин заявил, что "ничего не ждет от появления Солженицына в России". "А кто он, собственно, такой?" - ответил вопросом на вопрос Александр Невзоров. "Кто придет его слушать? - спрашивал редактор газеты "Завтра" Александр Проханов. - Он не будет встречаться с коммунистами... К нему не придет партия Гайдара, весь этот неокапиталистический и космополитический слой... Он будет искать поддержки у националистов. Тут он как дома, тут его духовная родина. Но с чем он туда придет? Вряд ли он придет туда как абсолютный хозяин. У этой оппозиции появились свои лидеры, свой горький опыт, своя трагедия - трагедия октября прошлого года. Трагедия, которую Солженицын принимает. Он оправдал расстрел у "Белого дома"... И как же он придет к националистам, которые считают это величайшим преступлением перед Россией?"
Достаточно подробно описал Р.Медведев и думское выступление,
..В середине октября писатель стал готовиться к предстоящему выступлению в Государственной Думе. Состав Думы в 1994 году был крайне пестрым, и главными фракциями здесь были фракция Владимира Жириновского и его ЛДПР, фракция правых радикал-реформаторов во главе с Егором Гайдаром и фракция КПРФ во главе с Зюгановым. Все эти политические движения относились к Солженицыну весьма критически, да и он отвечал им еще более резкой критикой. Тем не менее Солженицын не исключал возможности выступления в Думе с развернутым изложением своего видения состояния России и путей ее выхода из перманентного кризиса. На одном из заседаний Государственной Думы в сентябре Станислав Говорухин и Владимир Лукин предложили пригласить Солженицына для выступления. При первом голосовании это предложение не набрало большинства голосов. Против выступили как коммунисты, так и фракции Жириновского и Гайдара. Однако фракция КПРФ вскоре изменила свое мнение, и Дума приняла решение о приглашении писателя. Выступление было назначено на 28 октября, и печать еще за несколько дней до этого комментировала необычное заседание.
Солженицын прибыл в Думу перед самым выступлением и вошел в зал в окружении десятков журналистов. В зале пустовала половина депутатских кресел. Не пришли депутаты из правительства, а Егор Гайдар демонстративно вошел в зал через полчаса после начала выступления.
Писатель тщательно подготовился к выступлению и говорил напористо и вдохновенно. Его речь была интересной и содержательной. Но отклика в зале почти не было, лишь иногда раздавались жидкие аплодисменты. Солженицыну не задали ни одного вопроса - ни устно, ни письменно.
Поведение Думы понять можно. Доминировали здесь именно те партии и фракции, которые были задеты прежними выступлениями писателя и рассматривали его как своего политического противника. Да и вне Думы не было в 1994 году ни одной политической партии, которая могла оценивать Солженицына как своего союзника. В откликах прессы сказалось, видимо, то постоянное пренебрежение Солженицына к журналистам, которое он многократно высказывал на Западе и стал повторять в России. Что касается широкой публики, то она уже устала от критических речей. Писатель в данном случае никому не открывал глаза на действительность, о которой многие из политиков и простых людей говорили еще более резко. Но население было деморализовано, оно устало от слов. Россия была затоплена критикой, и еще одна критическая речь мало кого могла взволновать. Солженицын надеялся влиять на положение в обществе своим словом, но инфляция слов была в стране даже большей, чем денежная инфляция».
Должна сказать, что некоторые акценты в этом описании расставлены не совсем точно, говорю это как свидетель и участник тех событий. В частности, однозначно критического отношения к Солженицыну у демократов-реформаторов тогда не было.
"Мы надеялись, - писала Алла Гербер, член фракции «Выбор России», - что Солженицын сумеет увидеть и понять проблемы новой России. Мы ждали слова громадного писателя, независимо от того, разделяем мы его взгляды или нет. Но взгляда, и не снизу, а сверху, откуда только ему и видно, что с нами происходит, куда мы, с чем и зачем. Но Солженицын все успел узнать и все понять за несколько месяцев пребывания в России, но только на уровне репортера из районной газеты. Мы прощаемся со своим Солженицыным, который теперь открывает нам истины о том, что надо мыть руки перед едой".
Что касается коммунистов, то они аплодировали стоя и всячески демонстрировали Солженицыну свое благорасположение.
Ряд российских СМИ весьма иронично освещал его поездку и последовавшее за прибытием в Москву выступление в Государственной Думе РФ. "Коммерсант" о речи писателя в парламенте писал: "Избрав именно такой путь общения с верхами, Солженицын невольно поставил себя в положение знатного иностранца". Сторонники либерально-демократических реформ в России называли Солженицына "регентом хора катастрофистов", который "хочет того или нет, вторит Анпилову, Бабурину, Зюганову". Лидер ЛДПР Владимир Жириновский причислил Солженицына к агентам ЦРУ: "Это сценарий ЦРУ борьбы с Россией... ЦРУ хорошо подготовило его в этом смысле, незаметно, он даже этого не заметил".
Тот же Рой Медведев пишет, что «российский зритель утратил в октябре-ноябре 1994 года интерес к выступлениям Солженицына». А «неудачные выступления на телевидении привели к снижению общего политического рейтинга писателя. С почетного двенадцатого места он переместился в конце 1994 года на восемьдесят шестое, а в начале 1995 года и вовсе выпал из списка ста ведущих политиков "НГ".
Еще до возвращения в Россию Солженицын говорил, что не рассчитывает на всеобщую поддержку в стране. Действительно, и через год, и через два года после своего возвращения в Россию Солженицын оставался в полном одиночестве и как общественный деятель, и как идеолог.
Зато был обласкан Путиным. Но об этом - отдельно.
Я уже писала о том тяжком и тягостном впечатлении, которое оставило это выступление. И даже историческое фото вывешивала http://politics-80-90.livejournal.com/7670.html
Солженицын вернулся на родину уже после того, как состоялись главные события в ее новейшей истории. Но он все еще оставался для нас пророком, мессией и гуру в одном лице. А увидели мы перед собой этакого «знатного иностранца», «консультанта», который, как сказано в биографии, размещенной на его официальном сайте, «проехав на поезде всю страну от Владивостока до Москвы за 55 дней и собрав при этом, по его собственному выражению, "целую коллекцию воплей и слез". Вот так. За 55 дней он решил, что узнал и понял, чем и как живет Россия.
После выступления Солженицына Алла Гербер опубликовала в «Московском комсомольце» (о, тогда это была совсем другая газета!) заметку, в которой сказала, что писатель Солженицын "все понял в России... на уровне корреспондента из районной газеты" и что во время этого выступления депутаты фракции ВР "прощались со своим Солженицыным, и это было подлинное переживание расставания"...
А вот что писал об этом событии Рой Медведев (фрагменты из его книги "Александр Солженицын и новая Россия", опубликованные в 2000-м в «Незавсимой газете»).
«О возвращении Солженицына в Россию уверенно говорили в Москве уже в апреле 1994 года, хотя точная дата и место возвращения писателя были еще неизвестны. Казалось странным, но только немногие из писателей и публицистов встретили это известие с воодушевлением. "Он единственный, - писал в "Независимой газете" от 27 апреля 1994 г. Сергей Яковлев, - кто способен собрать расколотый, разметанный по углам несчастный народ под знаменем национального возрождения, вернуть ему надежду и уверенность в своих силах и направить энергию народа в здоровое, созидательное русло".
"Пророк он или не пророк? - задавал вопрос Александр Пумпянский. - Но пророк - это человек, провидящий свой век. Солженицын же столько раз ошибался. Все последнее десятилетие, переломное для судеб России, был ли он первым с точным словом поддержки или предостережения? Нет, он отмалчивался. Понимает ли он мир на пороге третьего тысячелетия или безнадежно погрузился в исковерканную российскую историю? Где он черпает идеалы общественного устройства, разве не в мире, которого нет".
"Я против возвращения Солженицына в Россию, - заявил писатель Юрий Нагибин. - Этот приезд и ему, и всем нам сорвет нервную систему. То, что делает сейчас Солженицын, мне неприятно. Человеку, создавшему двадцать томов, кажется, что он объял Россию, ее прошлое, настоящее и будущее. Это все чушь! Тут и без него немало умных людей. Сейчас нужны люди типа Гайдара, которые могут быть абсолютно мужественными, которые думают".
Наиболее жесткой оказалась статья молодого литературоведа Григория Амелина "Жить не по Солженицыну" в уже упомянутом номере "НГ": "С голливудской бородой и начищенной до немыслимого блеска совестью, он является в Россию, как Первомай, и, как он же, безбожно устаревший. А кому он, в сущности, нужен? Да никому... Нафталину ему, нафталину! И на покой".
«...Крайне враждебно встретили писателя и все известные лидеры российской национально-патриотической оппозиции. Еще до приезда Солженицына в Москву Сергей Бабурин заявил, что "ничего не ждет от появления Солженицына в России". "А кто он, собственно, такой?" - ответил вопросом на вопрос Александр Невзоров. "Кто придет его слушать? - спрашивал редактор газеты "Завтра" Александр Проханов. - Он не будет встречаться с коммунистами... К нему не придет партия Гайдара, весь этот неокапиталистический и космополитический слой... Он будет искать поддержки у националистов. Тут он как дома, тут его духовная родина. Но с чем он туда придет? Вряд ли он придет туда как абсолютный хозяин. У этой оппозиции появились свои лидеры, свой горький опыт, своя трагедия - трагедия октября прошлого года. Трагедия, которую Солженицын принимает. Он оправдал расстрел у "Белого дома"... И как же он придет к националистам, которые считают это величайшим преступлением перед Россией?"
Достаточно подробно описал Р.Медведев и думское выступление,
..В середине октября писатель стал готовиться к предстоящему выступлению в Государственной Думе. Состав Думы в 1994 году был крайне пестрым, и главными фракциями здесь были фракция Владимира Жириновского и его ЛДПР, фракция правых радикал-реформаторов во главе с Егором Гайдаром и фракция КПРФ во главе с Зюгановым. Все эти политические движения относились к Солженицыну весьма критически, да и он отвечал им еще более резкой критикой. Тем не менее Солженицын не исключал возможности выступления в Думе с развернутым изложением своего видения состояния России и путей ее выхода из перманентного кризиса. На одном из заседаний Государственной Думы в сентябре Станислав Говорухин и Владимир Лукин предложили пригласить Солженицына для выступления. При первом голосовании это предложение не набрало большинства голосов. Против выступили как коммунисты, так и фракции Жириновского и Гайдара. Однако фракция КПРФ вскоре изменила свое мнение, и Дума приняла решение о приглашении писателя. Выступление было назначено на 28 октября, и печать еще за несколько дней до этого комментировала необычное заседание.
Солженицын прибыл в Думу перед самым выступлением и вошел в зал в окружении десятков журналистов. В зале пустовала половина депутатских кресел. Не пришли депутаты из правительства, а Егор Гайдар демонстративно вошел в зал через полчаса после начала выступления.
Писатель тщательно подготовился к выступлению и говорил напористо и вдохновенно. Его речь была интересной и содержательной. Но отклика в зале почти не было, лишь иногда раздавались жидкие аплодисменты. Солженицыну не задали ни одного вопроса - ни устно, ни письменно.
Поведение Думы понять можно. Доминировали здесь именно те партии и фракции, которые были задеты прежними выступлениями писателя и рассматривали его как своего политического противника. Да и вне Думы не было в 1994 году ни одной политической партии, которая могла оценивать Солженицына как своего союзника. В откликах прессы сказалось, видимо, то постоянное пренебрежение Солженицына к журналистам, которое он многократно высказывал на Западе и стал повторять в России. Что касается широкой публики, то она уже устала от критических речей. Писатель в данном случае никому не открывал глаза на действительность, о которой многие из политиков и простых людей говорили еще более резко. Но население было деморализовано, оно устало от слов. Россия была затоплена критикой, и еще одна критическая речь мало кого могла взволновать. Солженицын надеялся влиять на положение в обществе своим словом, но инфляция слов была в стране даже большей, чем денежная инфляция».
Должна сказать, что некоторые акценты в этом описании расставлены не совсем точно, говорю это как свидетель и участник тех событий. В частности, однозначно критического отношения к Солженицыну у демократов-реформаторов тогда не было.
"Мы надеялись, - писала Алла Гербер, член фракции «Выбор России», - что Солженицын сумеет увидеть и понять проблемы новой России. Мы ждали слова громадного писателя, независимо от того, разделяем мы его взгляды или нет. Но взгляда, и не снизу, а сверху, откуда только ему и видно, что с нами происходит, куда мы, с чем и зачем. Но Солженицын все успел узнать и все понять за несколько месяцев пребывания в России, но только на уровне репортера из районной газеты. Мы прощаемся со своим Солженицыным, который теперь открывает нам истины о том, что надо мыть руки перед едой".
Что касается коммунистов, то они аплодировали стоя и всячески демонстрировали Солженицыну свое благорасположение.
Ряд российских СМИ весьма иронично освещал его поездку и последовавшее за прибытием в Москву выступление в Государственной Думе РФ. "Коммерсант" о речи писателя в парламенте писал: "Избрав именно такой путь общения с верхами, Солженицын невольно поставил себя в положение знатного иностранца". Сторонники либерально-демократических реформ в России называли Солженицына "регентом хора катастрофистов", который "хочет того или нет, вторит Анпилову, Бабурину, Зюганову". Лидер ЛДПР Владимир Жириновский причислил Солженицына к агентам ЦРУ: "Это сценарий ЦРУ борьбы с Россией... ЦРУ хорошо подготовило его в этом смысле, незаметно, он даже этого не заметил".
Тот же Рой Медведев пишет, что «российский зритель утратил в октябре-ноябре 1994 года интерес к выступлениям Солженицына». А «неудачные выступления на телевидении привели к снижению общего политического рейтинга писателя. С почетного двенадцатого места он переместился в конце 1994 года на восемьдесят шестое, а в начале 1995 года и вовсе выпал из списка ста ведущих политиков "НГ".
Еще до возвращения в Россию Солженицын говорил, что не рассчитывает на всеобщую поддержку в стране. Действительно, и через год, и через два года после своего возвращения в Россию Солженицын оставался в полном одиночестве и как общественный деятель, и как идеолог.
Зато был обласкан Путиным. Но об этом - отдельно.