Ю. Погребщиков: когда я увидел Руцкого, взывающего к бомбежке Кремля, не удивился...
ЧТо-то мы все про Москву да про Москву. Понятно, что тогда, в октябре 93-го, именно там все решалось. Но и в регионах ситуация была непроста. Попозже повспоминаю об этом, бо было в гуще событий. А вот что пишет о том периоде в Ростове тогдашний его мэр Юрий Погребщиков (из его книги "И верь, и бойся, и проси...")
Особую специфику тому времени придавал конституционный кризис, который существовал тогда и который в конце концов в 1993 году привел к известным событиям в Белом Доме в Москве. Конституция подразумевала особую роль партии в нашем государстве и особую роль Советов. С партией все стало ясно. Пусть не конституционно, но фактически она была лишена власти и ее признаков. Советы, именно в том состоянии, которое прописывалось в конституции, не обладая никакими инструментами и механизмами управления, формально, то есть конституционно, могли влиять на все, что происходило на территории страны, области и города. В то же время прописанные документами полномочия главы администрации, в частности города Ростова, по многим функциям вступали в совершенно явное противостояние конституционным нормам. Все это создавало такое внутреннее напряжение процессов управления в России, что, конечно, взрыв, который состоялся в конце 1993 года, просто был заложен этим тупиковым конституционным противоречием.
Думается мне, что мы значительно раньше должны были разрешить этот кризис, не доводя до событий октября 1993 года. Но так уж получилось, что мне, будучи руководителем администрации города Ростова, пришлось находить самостоятельные ходы, целью которых было предотвратить то, что потом состоялось в Москве. Хотя, повторяю, что противостояние между мной и Советом было фактически заложено конституционными нормами. И это происходило на фоне того, что я был выходцем из этого Совета и более того, пользовался уважением большинства его членов. Но сам порядок, существующий в то время, понуждал их контролировать каждый мой шаг и пытаться в нем видеть то, что чаще всего было следствием воспаленных мозгов людей, которые в то время были политизированы до предела.
Городской Совет возглавлял Валерий Мусиенко - человек, активно разделяющий коммунистическую идеологию. Руководя Советом, он вынужден был деполитизировать себя, не занимая ни одной из политических позиций, но, будучи последовательным коммунистом, постоянно оказывал сопротивление всем процессам, которые в тот момент мы пытались генерировать. Первыми шагами демократизирующейся России стало разгосударствование муниципальной, областной и федеральной собственности, а это как раз и вступало в противоречие с коммунистической идеологией наиболее остро. Если не внешне, то внутренне г-н Мусиенко не мог не сопротивляться этому. Его к противостоянию происходящему подталкивали именно коммунистические идеалы. У нас с ним были сложные отношения именно потому, что мы не гармонизировали по внутренним убеждениям. При всем этом человеческие качества Мусиенко вызывали у меня глубокое уважение. Это был порядочный человек, который как видел, так и старался участвовать в преобразованиях, но он был огромным грузом на ногах исполнительной власти, который мешал нам делать шаги - уверенные и твердые. Мусиенко и люди, которых он вокруг себя собрал в Совете, резко тормозили происходящее в Ростове в тот момент. Признать мое лидирующее положение в нашем дуете ему мешали его политические убеждения и страх выглядеть в глазах своего окружения человеком, принижающим роль Совета. Если бы он смог преодолеть это свое состояние, то вместе с ним мы могли бы сделать значительно больше. Я в этом твердо убежден.
... встреча в Ростовской области, а, следовательно, и в Ростове, вице-президента Российской Федерации Александра Руцкого. Новоиспеченный генерал в столь высоком статусе российского политика был торжественно принят губернатором. В предпоследний день пребывания в Ростове в его честь в малых формах вертолетного завода (в то время это было основное место приема почетных гостей) был дан официальный ужин. Так уж получилось, что на него был приглашен и я. После ужина там же в совершенно узком кругу мне пришлось плотно общаться с вице-президентом. Ощущение, которое я вынес из этого общения до сих пор вызывает у меня обиду за свою страну, которая так неразборчива в определении своих лидеров. Сначала мы были вынуждены повосхищаться мастерством портных, которые шили для вице-президента костюмы. Потом мы убедились, что в бильярд он играет хорошо и это является следствием огромного количества времени, проводимого им за этим способом развлечения. Апофеозом этого вечера был рассказ Александра Руцкого о тех методах, которыми он устанавливал порядок в подчиненных ему воинских подразделениях в Афганистане. На территории части в соответствии с его указанием были вырыты специальные ямы, которые закрывались решетками. Солдаты, а в армии в то время таковыми были 18-19-летние мальчишки и так воюющие непонятно за чьи интересы, помещались в эти места заключения по-азиатски и отбывали там наказание, установленное отцом-командиром. Стоит ли говорить, что мне, пережившему достаточно много в период прохождения службы в армии моего сына, недавно вернувшегося домой, эти рассказы были отвратительны.
Я покинул это мероприятие и не приехал на следующее утро на проводы вице-президента. Но когда осенью 1993 года я увидел Александра Руцкого, взывающего к бомбежке Кремля, ни малейшего удивления у меня это не вызвало.
Особую специфику тому времени придавал конституционный кризис, который существовал тогда и который в конце концов в 1993 году привел к известным событиям в Белом Доме в Москве. Конституция подразумевала особую роль партии в нашем государстве и особую роль Советов. С партией все стало ясно. Пусть не конституционно, но фактически она была лишена власти и ее признаков. Советы, именно в том состоянии, которое прописывалось в конституции, не обладая никакими инструментами и механизмами управления, формально, то есть конституционно, могли влиять на все, что происходило на территории страны, области и города. В то же время прописанные документами полномочия главы администрации, в частности города Ростова, по многим функциям вступали в совершенно явное противостояние конституционным нормам. Все это создавало такое внутреннее напряжение процессов управления в России, что, конечно, взрыв, который состоялся в конце 1993 года, просто был заложен этим тупиковым конституционным противоречием.
Думается мне, что мы значительно раньше должны были разрешить этот кризис, не доводя до событий октября 1993 года. Но так уж получилось, что мне, будучи руководителем администрации города Ростова, пришлось находить самостоятельные ходы, целью которых было предотвратить то, что потом состоялось в Москве. Хотя, повторяю, что противостояние между мной и Советом было фактически заложено конституционными нормами. И это происходило на фоне того, что я был выходцем из этого Совета и более того, пользовался уважением большинства его членов. Но сам порядок, существующий в то время, понуждал их контролировать каждый мой шаг и пытаться в нем видеть то, что чаще всего было следствием воспаленных мозгов людей, которые в то время были политизированы до предела.
Городской Совет возглавлял Валерий Мусиенко - человек, активно разделяющий коммунистическую идеологию. Руководя Советом, он вынужден был деполитизировать себя, не занимая ни одной из политических позиций, но, будучи последовательным коммунистом, постоянно оказывал сопротивление всем процессам, которые в тот момент мы пытались генерировать. Первыми шагами демократизирующейся России стало разгосударствование муниципальной, областной и федеральной собственности, а это как раз и вступало в противоречие с коммунистической идеологией наиболее остро. Если не внешне, то внутренне г-н Мусиенко не мог не сопротивляться этому. Его к противостоянию происходящему подталкивали именно коммунистические идеалы. У нас с ним были сложные отношения именно потому, что мы не гармонизировали по внутренним убеждениям. При всем этом человеческие качества Мусиенко вызывали у меня глубокое уважение. Это был порядочный человек, который как видел, так и старался участвовать в преобразованиях, но он был огромным грузом на ногах исполнительной власти, который мешал нам делать шаги - уверенные и твердые. Мусиенко и люди, которых он вокруг себя собрал в Совете, резко тормозили происходящее в Ростове в тот момент. Признать мое лидирующее положение в нашем дуете ему мешали его политические убеждения и страх выглядеть в глазах своего окружения человеком, принижающим роль Совета. Если бы он смог преодолеть это свое состояние, то вместе с ним мы могли бы сделать значительно больше. Я в этом твердо убежден.
... встреча в Ростовской области, а, следовательно, и в Ростове, вице-президента Российской Федерации Александра Руцкого. Новоиспеченный генерал в столь высоком статусе российского политика был торжественно принят губернатором. В предпоследний день пребывания в Ростове в его честь в малых формах вертолетного завода (в то время это было основное место приема почетных гостей) был дан официальный ужин. Так уж получилось, что на него был приглашен и я. После ужина там же в совершенно узком кругу мне пришлось плотно общаться с вице-президентом. Ощущение, которое я вынес из этого общения до сих пор вызывает у меня обиду за свою страну, которая так неразборчива в определении своих лидеров. Сначала мы были вынуждены повосхищаться мастерством портных, которые шили для вице-президента костюмы. Потом мы убедились, что в бильярд он играет хорошо и это является следствием огромного количества времени, проводимого им за этим способом развлечения. Апофеозом этого вечера был рассказ Александра Руцкого о тех методах, которыми он устанавливал порядок в подчиненных ему воинских подразделениях в Афганистане. На территории части в соответствии с его указанием были вырыты специальные ямы, которые закрывались решетками. Солдаты, а в армии в то время таковыми были 18-19-летние мальчишки и так воюющие непонятно за чьи интересы, помещались в эти места заключения по-азиатски и отбывали там наказание, установленное отцом-командиром. Стоит ли говорить, что мне, пережившему достаточно много в период прохождения службы в армии моего сына, недавно вернувшегося домой, эти рассказы были отвратительны.
Я покинул это мероприятие и не приехал на следующее утро на проводы вице-президента. Но когда осенью 1993 года я увидел Александра Руцкого, взывающего к бомбежке Кремля, ни малейшего удивления у меня это не вызвало.