Василий Красуля. "Жертвоприношение Гайдара"
Почитайте, обязательно почитайте этот фрагмент из книги "Апология жертвы (записки вице-губернатора) нашего друга - политика, журналиста, писателя Василия Красули.
Здесь так много новых фактов, малоизвестных сюжетов, тонких наблюдений...
Он посвятил эту публикацию памяти Егора Тимуровича.
В сентябре 1995 года за три месяца до выборов в Государственную Думу председатель партии "Демократический Выбор России" Егор Гайдар знакомился с Северным Кавказом и я сопровождал его в этой поездке.
О том, что на первом заседании правительства в ноябре 1991 года Егор Гайдар говорил о необходимости для реформаторов быть предельно аскетичными: делить тяготы вместе с простыми людьми, не покупать машин, дач, не получать квартир, отменить спецпайки, машины для членов семьи и прочие номенклатурные удовольствия, я узнал спустя несколько лет после его отставки. Я пожалел, что не знал этого, как и того, что двое его соратников все-таки обзавелись «Жигулями», и он устроил им выволочку, и предлагал вывести из правительства.
Это было близко настроениям ставропольских демократов, занимавших высокие посты в краевой администрации. Заданная Гайдаром нравственная планка продержалась недолго после его ухода из правительства. Возвращаясь из командировок в столицу, руководители моих ведомств с огорчением рассказывали о том, что советские традиции «борзых щенков», с которыми, казалось, распрощались навсегда, вновь обживаются в чиновных кабинетах.
Познакомился с Егором Тимуровичем я в феврале 1994 года. Меня, заместителя главы администрации Ставропольского края, пригласили на совещание, которое он проводил с региональными политиками-демократами. Повестка дня: что делать дальше? Собрались человек десять-двенадцать: депутаты, несколько высокопоставленных региональных чиновников, заметные активисты демдвижения. Я много размышлял о причинах поражения избирательного блока «Выбор России» на минувших декабрьских выборах в Государственную Думу. Когда подошел мой черед, я высказался за создание новой партии, которую должен возглавить Гайдар. Через несколько месяц состоялся учредительный съезд партии ДВР и я участвовал в его работе.
О Гайдаре написано и наговорено много. Впечатлили слова академика Абела Аганбегяна о том, что Гайдар профессионально на голову выше всех российских экономистов. Я разыскал в библиотеке подшивку журнала «Коммунист» конца восьмидесятых и проглотил все публикации экономического обозревателя Егора Гайдара. Восхитило лютеровское бесстрашие молодого доктора экономических наук. Между строк вычитывалось предчувствие им собственной судьбы.
Человек, которого в юности захватила гравитация марксовского интеллекта, не мог в душе не оставаться марксистом. Мальчишкой, перескочив через несколько возрастных ступенек, Гайдар всерьез начал читать Маркса в…12 лет. В одном из писем он делился с бабушкой впечатлениями:
«Как это увлекательно, блестяще, и как же это можно оглупить, догматизировать!»
Мне это было близко. Я тоже, хотя и намного позже, с головой зарывался в феерическую россыпь марксовских мыслей. На втором курсе полгода рыскал по букинистическим магазинам Краснодара, пока не раздобыл томик ранних произведений и не насладился «Экономико-философскими рукописями». В студенческие годы и позже, повинуясь непонятному зову, трижды с карандашом в руках пропахал «Капитал».
Сезам, которым Маркс-политик предлагал открыть вход в счастливый мир, сформулирован в «Манифесте коммунистической партии»: коммунизм - это уничтожение частной собственности.
От коммунистической идеи меня, не знаю, как это случилось у Егора Гайдара, отвратило непросто давшееся открытие: частную собственность нельзя упразднить. Это все равно, что для искоренения сексуальных маньяков и насильников кастрировать всех новорожденных мальчиков.
Наверное, ему болезненнее давалось исцеление от коммунистической утопии. В доме родителей на Кубе, где в начале шестидесятых работал советником его отец - журналист Тимур Гайдар, бывали Че Гевара, Рауль Кастро и другие обаятельные «барбудос», овеянные романтикой улыбчивые борцы за народное счастье. Мальчик был пропитан пафосом справедливого переустройства мира.
Ум понимает, а сердце сопротивляется: частная собственность исходит из туманных глубин нашего первобытного прошлого. Ее никто не придумал и никто не может отменить. Экономическая независимость гражданина (частная собственность священна и неприкосновенна!) условие его политической независимости. В самовозрастании собственности, если упрощенно, и заключается гарантия прогресса. Поэтому, если дойти до логического предела, коммунизм по своей сути - отрицание жизни. Самый выразительный этому пример - Камбоджа.
Как и Маркс и сотни его предшественников, современников и последователей, предъявлявших счет частной собственности, Гайдар не верил, что буржуазный мир - последнее слово человеческой цивилизации. Придет время, и частная собственность на средства производства трансформируется во что-то другое. Может быть, это случится в эпоху, когда знание станет непосредственной производительной силой.
Но точно так же, думал я, нельзя частную собственность и насадить, что обстоятельства вынуждали делать Егора Гайдара и многих из нас, демократов. Наверное, мы абсолютизировали значение этого самого private. Словно обиженные на Маркса и его советских последователей, третировавших чистоган и накопительство, мы как язычники верили: вот закопаем старого идола и воцарится лад.
Во время поездки от него я услышал о теореме Хауфа. Мудрость проще шпалы: собственность должна быть распределена. Неважно как, честно или нечестно. Главное, что она разделена и появился легальный собственник. Это главное условие. Зачинателем одной из самых прочных династий американских миллиардеров, как известно, был знаменитый пират Морган.
Я понимал, что от этого никуда не денешься. И все же упрямо уточнил:
- Собственность не природный, а социальный феномен. Физические или биологические детерминанты здесь неприложимы. Нужны поправки на ментальность народа.
Одно время я подозревал, что Егор Гайдар подобно Дориану Грэю уступил частицу своей души демону капитала. Российской интеллигенции свойственна тяга раствориться в великой идее. За семьдесят лет до Гайдара другой русский интеллектуал, поэт-трибун истово исповедовался: « Я всю свою звонкую силу поэта тебе отдаю, атакующий класс!». Маяковский напросился на службу пролетариату, могильщику капитала, а Гайдар вложил свой талант в лапы возрождающегося капитала. И при этом как ни парадоксально оставался антибуржуазным до кончиков ногтей. В новых исторических обстоятельствах он тактически развернул вектор сострадания к простому человеку в сторону от некрасовского «Иди к униженным, иди к обиженным, там нужен ты». Возрождение России надо начинать с восстановления слоя собственников - людей, не всегда опрятных нравственно. А потом уж налаживать мирный симбиоз богатых и бедных.
-И все же, так устроена жизнь. - продолжил он ответ на мой вопрос.- Вот, вы говорили о принижении роли коллективов предприятий во время приватизации. Я всей душой за то, чтобы россияне были богатыми. Но коллективный собственник, к сожалению, разоряет предприятие. Он хуже, чем самый вороватый капиталист. Вы знаете, что произошло в Югославии с их народным капитализмом?
Кое-что я, конечно, знал. Он знал, наверное, все и обрушил на меня водопад цифр, статистических выкладок, из практики югославских заводов и фабрик: динамика зарплат, производительность труда, фондоотдача, кредиторская задолженность...
-Они не создали эффективного собственника и прогорели.
Для него вопрос этот был давно решенный, и чувствовалось, что обязанность рассуждать на эту тему его раздражает.
Наблюдая за погруженным в себя и в свои мысли интровертом, с которым непросто собеседнику, если тот не на дружеской с ним ноге, я с сожалением подумал о том, что жизнь забросила интеллектуала, ученого, экономиста Божьей милостью на не лучшее поприще для применения его выдающихся способностей - в правительство, публичную политику, лидерство в политической партии.
Его предназначение - добывать для людей знания. Он часто признавался, что самое любимое его занятие - писать научные статьи, книги. Только не речи: с трибуны он говорил набело. Диктофонные распечатки его выступлений поражали логикой и стройностью. А для политики нужен ум другой оснастки. И мельче, и примитивнее.
Инстинкт властвования ему был чужд. Он не упивался, как многие, атрибутами правителя. Ему претило повелевать, играть чужими судьбами, диктовать, подавлять чью-то волю. Еще меньше рвался он к деньгам, почестям, комфорту. Когда партии было туго, а спонсоры не спешили расстегивать кошельки, он выбирался в Америку, в лекционное турне - в университетах охотно принимали отца российских экономических реформ и платили по высшему разряду. Гонорары пополняли партийную кассу.
Я пытался разгадать загадку: что толкнуло гения в чуждый его духу мир политики.
«Зачем от мирных нег и дружбы простодушной
Вступил он в это свет, завистливый и душный?...»
Эскиз судьбы реформатора прочерчен в крохотном рассказе его знаменитого и не вполне оцененного деда Аркадия Гайдара «РВС». Повествование о мальчике, который рискуя жизнью спас раненого комиссара: доставил секретное письмо с таинственным знаком «аллюр три креста». Меня в детстве волновали эти магические слова «аллюр три креста». Трубач, повинуясь знаку, дохнул в горн и поднялась дивизия; топот, знамена, блеск клинков, атака, победа…Суровая притча о предназначении, особой миссии, долге.
Фрейд заметил, что судьба - это дальнейшая проекция отца. От отца к сыну, от сына к внуку.
Миллионы советских школьников, объединенные в тимуровские отряды творили маленькие добрые дела - кололи старушкам дрова, таскали воду из колодца, вскапывали огороды маломощным, собирали макулатуру и цветные металлы, - получали уроки бескорыстного Верности и Служения. Эта тема пронизывала все, написанное Гайдаром - «Школа», «Бумбараш», «Дальние страны», «Судьба барабанщика»…Его внук проглотил их в том возрасте, когда большинство сверстников еще не различали букв.
Могли ли эти гипнотизирующие идеи не захватить душу впечатлительного мальчика, который был почти в эпицентре созданного его дедом мифа? Этот миф вошел в него и стал стержнем его судьбы. Не случайно томик своих мемуаров он озаглавил «Дни поражений и побед» - так называлась самая первая повесть его деда.
Говорят, Борис Ельцин обладал не поддающейся рациональным оценкам интуицией. Президент, воспитанный на преданиях уральской глубинки о справедливом устройстве жизни, высмотрел в хороводе окружавших его политических деятелей отмеченного знаком «всадника, скачущего впереди».
Егор Гайдар лучше многих понимал, что советская экономика превращалась в груду металлолома. Это знание и понимание, как предотвратить катастрофу, определило его дальнейшую жизнь.
Один из властителей дум конца восьмидесятых Игорь Клямкин в «Новом мире» описал ужас советского общества перед мифическим Чудовищем, которое обосновалось неподалеку от Города и жаждало жертв.
«Два основных элемента - грандиозный военно-промышленный комплекс и колхозно-совхозная система, неразрывно связанная с ними своими интересами армия, репрессивные органы и партийно-государственный аппарат делали эту экономику принципиально не реформируемой».
Это был приговор, предчувствие Страшного суда, направленный в пустоту сигнал SOS - все на колени вокруг надломленной мачты и да свершится воля Всевышнего!
Гайдар читал статью и отвергал нарисованную безысходность. Он знал, что надо делать задолго до того, как волхвы в лице Ельцина призвали его на службу родине.
Начинать надо с отпуска цен.
-В магазинах появятся товары. Экономика задышит.
Его спрашивали, одни с недоумением, другие с иронией:
-А товары-то откуда возьмутся?
Он, не имея языка для объяснения уловленных им алгоритмов, еще не отчеканенных в четкую формулу, серьезно и искренне отвечал:
-Не знаю, откуда, но знаю точно, что появятся.
И ведь товары появились!
Перед моими глазами типичная картинка лета девяносто первого. Дремотный полуденный зной. Рынок в моем родном Белореченске Краснодарского края. У входа - десяток цыган выложили на гравий в меланхоличный рядок сляпанные из ржавых гвоздей цепи…
Чудо появления в стране товаров в 1992 году до сих пор не осмыслено.
Большую часть прошлого десятилетия мы истово обличали капитализм. Очень часто по делу. Но никто не задумывался о главном: о европейском чуде. Тысячелетия блуждали по пустому кругу древние цивилизации - египетская, шумерская, вавилонская, греческая, римская, индийская, китайская, византийская. Поколение за поколением всходили и уходили в песок, и ничего не менялось. А пятьсот лет назад в Европе как из-под земли вырвались духи созидания и сотворили динамично развивающийся космос, в который втягивались и уснувшие было Китай и Индия, и Япония, и Бразилия, собранная из первобытных племен аборигенов, конкистадоров и иммигрантов.
Советская экономика бездыханно распласталась. Электрокардиограмма выдавала ровную линию. Бесполезный дефибриллятор отброшен. Должен был прийти тот, кто возьмет не устрашится и вонзит в умирающий миокард иглу и впрыснет адреналин.
Этим человеком стал Егор Гайдар. И если бы он ничего кроме этого больше не сделал, за одно это его имя будет поставлено в один ряд с русскими государственными мужами, вытаскивавшими страну из бездны.
А пока…
Отец, контр-адмирал Тимур Егорович Гайдар о назначении сына руководителем правительства реформаторов услышал по радио и сразу же позвонил:
-Родной мой, зачем? Тебя же проклянут?
Зачем он это сделал?
За него мог бы ответить любимый им Маркс:
«Я смеюсь над так называемыми практичными людьми и их премудростью. Если хочешь быть скотом, можно, конечно, повернуться спиной к мукам человечества и заботиться о собственной шкуре...»
Однажды он, человек сдержанный, бросил с трибуны очень личное и выстраданное:
-Люди не обязаны быть нам благодарными....
Мысли о цене реформ - и для общества, и для себя лично, - мучили его.
Он любил родину по-чаадаевски, «не с закрытыми глазами и потупленным челом» и не страшился своей судьбы. Он предвидел свой путь, и готов был испить предназначенную чашу до дна.
Свою жизнь он прекрасно устроил бы и без путешествия в правительственные и партийные коридоры. Он гений, и этим выделялся из сонма политиканов, думских долгожителей, которые сами по себе мало что представляли и светились как лампочки, пока воткнуты в должностную розетку. Он был пленником идеи, проекта для всех, которому, не извлекая личной выгоды, служил. И угас до времени, потому что дело его оказалось изолгано и испошлено.
Что бы ни толковали о Егоре Тимуровиче Гайдаре, российском премьере, запустившем тяжелейшие реформы, я всегда буду помнить: в свое время он обладал «правом первой ночи» по отношению к любому аппетитному филейному вырезу с еще теплой туши российской экономики. Он был равнодушен к деньгам и накоплениям и брезгливо отвернулся от свалки вокруг собственности и никак не использовал безграничные возможности для себя, в отличие от многих не публичных членов «политбюро» современной российской элиты.
Как-то он гостил на даче бывшего коллеги по правительству. Петр Авен настолько круто поднялся в бизнесе, что стал постоянным фигурантом «Форбса». Оглядел хоромы и заметил: «Когда-нибудь здесь будет детский сад…» А когда хоронили известного политического деятеля девяностых Алексея Головкова, выяснилось, что у Гайдара нет теплого пальто.
Я вернул его в конец 91-го года:
-А почему никто не знал о первом заседании правительства? Такие вещи люди должны знать. И вообще, почему мало рассказывали о том, что делали? Не объясняли? Ведь большинство ничего не понимало.
Мой собеседник грустно улыбнулся:
-Я подходил к Борису Николаевичу с этим вопросом. Он и слышать ничего не хотел:
-Мы не будем возрождать агитпроп.
Да и нам казалось, что есть вещи поважнее. Не до того было…
... За два дня я оценил, насколько много знает председатель ДВР, сколько перечитал и сколько передумал о жизни, политике, экономике, истории, людях. Он стал понятнее мне и ближе.
И когда до границы с Краснодарским краем, где мне предстояло «передать» гостя соседям, оставалось не больше получаса езды, я поделился с ним одолевавшими меня сомнениями.
- Мы, демократы в администрации, оказались в двусмысленном положении. С одной стороны, происходит неизбежный захват бывшей государственной собственности. Я понимаю, что это объективный процесс. Кто-то должен стать хозяином. Логично, что чаще всего им становятся те, кто занимал высокое положение в системе партийной, советской, хозяйственной элиты. У них знания, информация, опыт, интеллект, связи.
С другой стороны, у населения накапливается злость и раздражение, поскольку большинству рядовых граждан мало что перепало от приватизации и реформ. В глазах многих мы - прислужники номенклатуры.
Мы выполняем чужую работу и при этом получаем по шее. Я устал от этой двойственности. Хочется уйти и понимаю, что это не выход
-А что вы предпринимаете, чтобы выйти из этой коллизии?
-Что-то вроде самооскопления, - пошутил я, и он засмеялся.
-Это как?
-Демонстративно живу на зарплату. Отказался от квартиры и участка под строительство. Отпихиваюсь от предложений профессуры защитить диссертацию. Уклоняюсь от бизнес-предложений.
В голову приходят фантазии, что в случае катаклизма мое имя на фоне иных нахватавших добра может стать притягательным и даже гарантом безопасности для многих.
-Разумная позиция, - подумав, ответил он. - Дивидендов особенных, конечно, не принесет. Все-таки я не советовал бы вам сейчас уходить из правительства. Вы не один стоите перед такой дилеммой. Нам надо держаться и двигать дело. Пусть и со скрипом, но реформы идут. К сожалению, точка невозврата еще не перейдена, и это опасно. Поэтому мы обречены поддерживать компромисс с вороватой номенклатурой.
Рукопожатие у доктора экономических наук, мастера спорта по штанге, было крепкое. Он доброжелательно и с любопытством посмотрел мне в глаза:
-Если будет необходимость, звоните, заходите. Всегда рад вас видеть.
Здесь так много новых фактов, малоизвестных сюжетов, тонких наблюдений...
Он посвятил эту публикацию памяти Егора Тимуровича.
В сентябре 1995 года за три месяца до выборов в Государственную Думу председатель партии "Демократический Выбор России" Егор Гайдар знакомился с Северным Кавказом и я сопровождал его в этой поездке.
О том, что на первом заседании правительства в ноябре 1991 года Егор Гайдар говорил о необходимости для реформаторов быть предельно аскетичными: делить тяготы вместе с простыми людьми, не покупать машин, дач, не получать квартир, отменить спецпайки, машины для членов семьи и прочие номенклатурные удовольствия, я узнал спустя несколько лет после его отставки. Я пожалел, что не знал этого, как и того, что двое его соратников все-таки обзавелись «Жигулями», и он устроил им выволочку, и предлагал вывести из правительства.
Это было близко настроениям ставропольских демократов, занимавших высокие посты в краевой администрации. Заданная Гайдаром нравственная планка продержалась недолго после его ухода из правительства. Возвращаясь из командировок в столицу, руководители моих ведомств с огорчением рассказывали о том, что советские традиции «борзых щенков», с которыми, казалось, распрощались навсегда, вновь обживаются в чиновных кабинетах.
Познакомился с Егором Тимуровичем я в феврале 1994 года. Меня, заместителя главы администрации Ставропольского края, пригласили на совещание, которое он проводил с региональными политиками-демократами. Повестка дня: что делать дальше? Собрались человек десять-двенадцать: депутаты, несколько высокопоставленных региональных чиновников, заметные активисты демдвижения. Я много размышлял о причинах поражения избирательного блока «Выбор России» на минувших декабрьских выборах в Государственную Думу. Когда подошел мой черед, я высказался за создание новой партии, которую должен возглавить Гайдар. Через несколько месяц состоялся учредительный съезд партии ДВР и я участвовал в его работе.
О Гайдаре написано и наговорено много. Впечатлили слова академика Абела Аганбегяна о том, что Гайдар профессионально на голову выше всех российских экономистов. Я разыскал в библиотеке подшивку журнала «Коммунист» конца восьмидесятых и проглотил все публикации экономического обозревателя Егора Гайдара. Восхитило лютеровское бесстрашие молодого доктора экономических наук. Между строк вычитывалось предчувствие им собственной судьбы.
Человек, которого в юности захватила гравитация марксовского интеллекта, не мог в душе не оставаться марксистом. Мальчишкой, перескочив через несколько возрастных ступенек, Гайдар всерьез начал читать Маркса в…12 лет. В одном из писем он делился с бабушкой впечатлениями:
«Как это увлекательно, блестяще, и как же это можно оглупить, догматизировать!»
Мне это было близко. Я тоже, хотя и намного позже, с головой зарывался в феерическую россыпь марксовских мыслей. На втором курсе полгода рыскал по букинистическим магазинам Краснодара, пока не раздобыл томик ранних произведений и не насладился «Экономико-философскими рукописями». В студенческие годы и позже, повинуясь непонятному зову, трижды с карандашом в руках пропахал «Капитал».
Сезам, которым Маркс-политик предлагал открыть вход в счастливый мир, сформулирован в «Манифесте коммунистической партии»: коммунизм - это уничтожение частной собственности.
От коммунистической идеи меня, не знаю, как это случилось у Егора Гайдара, отвратило непросто давшееся открытие: частную собственность нельзя упразднить. Это все равно, что для искоренения сексуальных маньяков и насильников кастрировать всех новорожденных мальчиков.
Наверное, ему болезненнее давалось исцеление от коммунистической утопии. В доме родителей на Кубе, где в начале шестидесятых работал советником его отец - журналист Тимур Гайдар, бывали Че Гевара, Рауль Кастро и другие обаятельные «барбудос», овеянные романтикой улыбчивые борцы за народное счастье. Мальчик был пропитан пафосом справедливого переустройства мира.
Ум понимает, а сердце сопротивляется: частная собственность исходит из туманных глубин нашего первобытного прошлого. Ее никто не придумал и никто не может отменить. Экономическая независимость гражданина (частная собственность священна и неприкосновенна!) условие его политической независимости. В самовозрастании собственности, если упрощенно, и заключается гарантия прогресса. Поэтому, если дойти до логического предела, коммунизм по своей сути - отрицание жизни. Самый выразительный этому пример - Камбоджа.
Как и Маркс и сотни его предшественников, современников и последователей, предъявлявших счет частной собственности, Гайдар не верил, что буржуазный мир - последнее слово человеческой цивилизации. Придет время, и частная собственность на средства производства трансформируется во что-то другое. Может быть, это случится в эпоху, когда знание станет непосредственной производительной силой.
Но точно так же, думал я, нельзя частную собственность и насадить, что обстоятельства вынуждали делать Егора Гайдара и многих из нас, демократов. Наверное, мы абсолютизировали значение этого самого private. Словно обиженные на Маркса и его советских последователей, третировавших чистоган и накопительство, мы как язычники верили: вот закопаем старого идола и воцарится лад.
Во время поездки от него я услышал о теореме Хауфа. Мудрость проще шпалы: собственность должна быть распределена. Неважно как, честно или нечестно. Главное, что она разделена и появился легальный собственник. Это главное условие. Зачинателем одной из самых прочных династий американских миллиардеров, как известно, был знаменитый пират Морган.
Я понимал, что от этого никуда не денешься. И все же упрямо уточнил:
- Собственность не природный, а социальный феномен. Физические или биологические детерминанты здесь неприложимы. Нужны поправки на ментальность народа.
Одно время я подозревал, что Егор Гайдар подобно Дориану Грэю уступил частицу своей души демону капитала. Российской интеллигенции свойственна тяга раствориться в великой идее. За семьдесят лет до Гайдара другой русский интеллектуал, поэт-трибун истово исповедовался: « Я всю свою звонкую силу поэта тебе отдаю, атакующий класс!». Маяковский напросился на службу пролетариату, могильщику капитала, а Гайдар вложил свой талант в лапы возрождающегося капитала. И при этом как ни парадоксально оставался антибуржуазным до кончиков ногтей. В новых исторических обстоятельствах он тактически развернул вектор сострадания к простому человеку в сторону от некрасовского «Иди к униженным, иди к обиженным, там нужен ты». Возрождение России надо начинать с восстановления слоя собственников - людей, не всегда опрятных нравственно. А потом уж налаживать мирный симбиоз богатых и бедных.
-И все же, так устроена жизнь. - продолжил он ответ на мой вопрос.- Вот, вы говорили о принижении роли коллективов предприятий во время приватизации. Я всей душой за то, чтобы россияне были богатыми. Но коллективный собственник, к сожалению, разоряет предприятие. Он хуже, чем самый вороватый капиталист. Вы знаете, что произошло в Югославии с их народным капитализмом?
Кое-что я, конечно, знал. Он знал, наверное, все и обрушил на меня водопад цифр, статистических выкладок, из практики югославских заводов и фабрик: динамика зарплат, производительность труда, фондоотдача, кредиторская задолженность...
-Они не создали эффективного собственника и прогорели.
Для него вопрос этот был давно решенный, и чувствовалось, что обязанность рассуждать на эту тему его раздражает.
Наблюдая за погруженным в себя и в свои мысли интровертом, с которым непросто собеседнику, если тот не на дружеской с ним ноге, я с сожалением подумал о том, что жизнь забросила интеллектуала, ученого, экономиста Божьей милостью на не лучшее поприще для применения его выдающихся способностей - в правительство, публичную политику, лидерство в политической партии.
Его предназначение - добывать для людей знания. Он часто признавался, что самое любимое его занятие - писать научные статьи, книги. Только не речи: с трибуны он говорил набело. Диктофонные распечатки его выступлений поражали логикой и стройностью. А для политики нужен ум другой оснастки. И мельче, и примитивнее.
Инстинкт властвования ему был чужд. Он не упивался, как многие, атрибутами правителя. Ему претило повелевать, играть чужими судьбами, диктовать, подавлять чью-то волю. Еще меньше рвался он к деньгам, почестям, комфорту. Когда партии было туго, а спонсоры не спешили расстегивать кошельки, он выбирался в Америку, в лекционное турне - в университетах охотно принимали отца российских экономических реформ и платили по высшему разряду. Гонорары пополняли партийную кассу.
Я пытался разгадать загадку: что толкнуло гения в чуждый его духу мир политики.
«Зачем от мирных нег и дружбы простодушной
Вступил он в это свет, завистливый и душный?...»
Эскиз судьбы реформатора прочерчен в крохотном рассказе его знаменитого и не вполне оцененного деда Аркадия Гайдара «РВС». Повествование о мальчике, который рискуя жизнью спас раненого комиссара: доставил секретное письмо с таинственным знаком «аллюр три креста». Меня в детстве волновали эти магические слова «аллюр три креста». Трубач, повинуясь знаку, дохнул в горн и поднялась дивизия; топот, знамена, блеск клинков, атака, победа…Суровая притча о предназначении, особой миссии, долге.
Фрейд заметил, что судьба - это дальнейшая проекция отца. От отца к сыну, от сына к внуку.
Миллионы советских школьников, объединенные в тимуровские отряды творили маленькие добрые дела - кололи старушкам дрова, таскали воду из колодца, вскапывали огороды маломощным, собирали макулатуру и цветные металлы, - получали уроки бескорыстного Верности и Служения. Эта тема пронизывала все, написанное Гайдаром - «Школа», «Бумбараш», «Дальние страны», «Судьба барабанщика»…Его внук проглотил их в том возрасте, когда большинство сверстников еще не различали букв.
Могли ли эти гипнотизирующие идеи не захватить душу впечатлительного мальчика, который был почти в эпицентре созданного его дедом мифа? Этот миф вошел в него и стал стержнем его судьбы. Не случайно томик своих мемуаров он озаглавил «Дни поражений и побед» - так называлась самая первая повесть его деда.
Говорят, Борис Ельцин обладал не поддающейся рациональным оценкам интуицией. Президент, воспитанный на преданиях уральской глубинки о справедливом устройстве жизни, высмотрел в хороводе окружавших его политических деятелей отмеченного знаком «всадника, скачущего впереди».
Егор Гайдар лучше многих понимал, что советская экономика превращалась в груду металлолома. Это знание и понимание, как предотвратить катастрофу, определило его дальнейшую жизнь.
Один из властителей дум конца восьмидесятых Игорь Клямкин в «Новом мире» описал ужас советского общества перед мифическим Чудовищем, которое обосновалось неподалеку от Города и жаждало жертв.
«Два основных элемента - грандиозный военно-промышленный комплекс и колхозно-совхозная система, неразрывно связанная с ними своими интересами армия, репрессивные органы и партийно-государственный аппарат делали эту экономику принципиально не реформируемой».
Это был приговор, предчувствие Страшного суда, направленный в пустоту сигнал SOS - все на колени вокруг надломленной мачты и да свершится воля Всевышнего!
Гайдар читал статью и отвергал нарисованную безысходность. Он знал, что надо делать задолго до того, как волхвы в лице Ельцина призвали его на службу родине.
Начинать надо с отпуска цен.
-В магазинах появятся товары. Экономика задышит.
Его спрашивали, одни с недоумением, другие с иронией:
-А товары-то откуда возьмутся?
Он, не имея языка для объяснения уловленных им алгоритмов, еще не отчеканенных в четкую формулу, серьезно и искренне отвечал:
-Не знаю, откуда, но знаю точно, что появятся.
И ведь товары появились!
Перед моими глазами типичная картинка лета девяносто первого. Дремотный полуденный зной. Рынок в моем родном Белореченске Краснодарского края. У входа - десяток цыган выложили на гравий в меланхоличный рядок сляпанные из ржавых гвоздей цепи…
Чудо появления в стране товаров в 1992 году до сих пор не осмыслено.
Большую часть прошлого десятилетия мы истово обличали капитализм. Очень часто по делу. Но никто не задумывался о главном: о европейском чуде. Тысячелетия блуждали по пустому кругу древние цивилизации - египетская, шумерская, вавилонская, греческая, римская, индийская, китайская, византийская. Поколение за поколением всходили и уходили в песок, и ничего не менялось. А пятьсот лет назад в Европе как из-под земли вырвались духи созидания и сотворили динамично развивающийся космос, в который втягивались и уснувшие было Китай и Индия, и Япония, и Бразилия, собранная из первобытных племен аборигенов, конкистадоров и иммигрантов.
Советская экономика бездыханно распласталась. Электрокардиограмма выдавала ровную линию. Бесполезный дефибриллятор отброшен. Должен был прийти тот, кто возьмет не устрашится и вонзит в умирающий миокард иглу и впрыснет адреналин.
Этим человеком стал Егор Гайдар. И если бы он ничего кроме этого больше не сделал, за одно это его имя будет поставлено в один ряд с русскими государственными мужами, вытаскивавшими страну из бездны.
А пока…
Отец, контр-адмирал Тимур Егорович Гайдар о назначении сына руководителем правительства реформаторов услышал по радио и сразу же позвонил:
-Родной мой, зачем? Тебя же проклянут?
Зачем он это сделал?
За него мог бы ответить любимый им Маркс:
«Я смеюсь над так называемыми практичными людьми и их премудростью. Если хочешь быть скотом, можно, конечно, повернуться спиной к мукам человечества и заботиться о собственной шкуре...»
Однажды он, человек сдержанный, бросил с трибуны очень личное и выстраданное:
-Люди не обязаны быть нам благодарными....
Мысли о цене реформ - и для общества, и для себя лично, - мучили его.
Он любил родину по-чаадаевски, «не с закрытыми глазами и потупленным челом» и не страшился своей судьбы. Он предвидел свой путь, и готов был испить предназначенную чашу до дна.
Свою жизнь он прекрасно устроил бы и без путешествия в правительственные и партийные коридоры. Он гений, и этим выделялся из сонма политиканов, думских долгожителей, которые сами по себе мало что представляли и светились как лампочки, пока воткнуты в должностную розетку. Он был пленником идеи, проекта для всех, которому, не извлекая личной выгоды, служил. И угас до времени, потому что дело его оказалось изолгано и испошлено.
Что бы ни толковали о Егоре Тимуровиче Гайдаре, российском премьере, запустившем тяжелейшие реформы, я всегда буду помнить: в свое время он обладал «правом первой ночи» по отношению к любому аппетитному филейному вырезу с еще теплой туши российской экономики. Он был равнодушен к деньгам и накоплениям и брезгливо отвернулся от свалки вокруг собственности и никак не использовал безграничные возможности для себя, в отличие от многих не публичных членов «политбюро» современной российской элиты.
Как-то он гостил на даче бывшего коллеги по правительству. Петр Авен настолько круто поднялся в бизнесе, что стал постоянным фигурантом «Форбса». Оглядел хоромы и заметил: «Когда-нибудь здесь будет детский сад…» А когда хоронили известного политического деятеля девяностых Алексея Головкова, выяснилось, что у Гайдара нет теплого пальто.
Я вернул его в конец 91-го года:
-А почему никто не знал о первом заседании правительства? Такие вещи люди должны знать. И вообще, почему мало рассказывали о том, что делали? Не объясняли? Ведь большинство ничего не понимало.
Мой собеседник грустно улыбнулся:
-Я подходил к Борису Николаевичу с этим вопросом. Он и слышать ничего не хотел:
-Мы не будем возрождать агитпроп.
Да и нам казалось, что есть вещи поважнее. Не до того было…
... За два дня я оценил, насколько много знает председатель ДВР, сколько перечитал и сколько передумал о жизни, политике, экономике, истории, людях. Он стал понятнее мне и ближе.
И когда до границы с Краснодарским краем, где мне предстояло «передать» гостя соседям, оставалось не больше получаса езды, я поделился с ним одолевавшими меня сомнениями.
- Мы, демократы в администрации, оказались в двусмысленном положении. С одной стороны, происходит неизбежный захват бывшей государственной собственности. Я понимаю, что это объективный процесс. Кто-то должен стать хозяином. Логично, что чаще всего им становятся те, кто занимал высокое положение в системе партийной, советской, хозяйственной элиты. У них знания, информация, опыт, интеллект, связи.
С другой стороны, у населения накапливается злость и раздражение, поскольку большинству рядовых граждан мало что перепало от приватизации и реформ. В глазах многих мы - прислужники номенклатуры.
Мы выполняем чужую работу и при этом получаем по шее. Я устал от этой двойственности. Хочется уйти и понимаю, что это не выход
-А что вы предпринимаете, чтобы выйти из этой коллизии?
-Что-то вроде самооскопления, - пошутил я, и он засмеялся.
-Это как?
-Демонстративно живу на зарплату. Отказался от квартиры и участка под строительство. Отпихиваюсь от предложений профессуры защитить диссертацию. Уклоняюсь от бизнес-предложений.
В голову приходят фантазии, что в случае катаклизма мое имя на фоне иных нахватавших добра может стать притягательным и даже гарантом безопасности для многих.
-Разумная позиция, - подумав, ответил он. - Дивидендов особенных, конечно, не принесет. Все-таки я не советовал бы вам сейчас уходить из правительства. Вы не один стоите перед такой дилеммой. Нам надо держаться и двигать дело. Пусть и со скрипом, но реформы идут. К сожалению, точка невозврата еще не перейдена, и это опасно. Поэтому мы обречены поддерживать компромисс с вороватой номенклатурой.
Рукопожатие у доктора экономических наук, мастера спорта по штанге, было крепкое. Он доброжелательно и с любопытством посмотрел мне в глаза:
-Если будет необходимость, звоните, заходите. Всегда рад вас видеть.