РАСТАФАРИАНСКАЯ ИСТОРИЯ, глава первая: New York, NY (часть вторая)
...Назад
Иногда, проснувшись пораньше, мы вместе отправлялись в Центральный Парк, иногда шли в Мому или Метрополитен, а иногда в Сохо по магазинам. Нам казалось, что темные времена закончены, мы стали спокойны, мало разговаривали, читали книги, слушали музыку, смотрели фильмы Пазолини, Висконти, Феллини, Бертолуччи, старые фильмы про Нью-Йорк, молча сидели в креслах, пили домашний латте, смотрели в окно на заснеженный парк и наслаждались свободой.
И, конечно, мы опять начали звонить Рэбаю. Но иногда он пропадал на несколько дней, или на неделю, или на две, не брал трубку, а потом появлялся опять и кричал:
- Positive!!! Positive!!! I'll be in two minutes. I'm in five blocks from you!!! - и приезжал через пять часов.
Оджнажды он взял у нас деньги вечером, пообещал привезти траву через час и пропал; появился только через сутки, и травы у него по-прежнему не было, тогда он отправился вместе с моим другом в одну темную кальянную на 4-ой улице между 1-ой и 2-ой авеню, там он взял травы в долг у женщины неопределенного возраста по имени Лори (которая, конечно, не хотела ему ничего давать, но ей пришлось). Затем он долго сидел там, ел, пил и накуривался, вместе с хозяином - молодым египтянином, который, судя по его виду, страшно боялся Рэбая и ни в чем не мог ему отказать. Мой друг провел в Куфу вместе с Рэбаем несколько часов, а затем, под предлогом того, что я жду его дома, ушел, но Лори успела всунуть ему бумажку с ее номером телефона и предложила покупать траву через нее. И прибавила:
- But don’t tell Rabbi.
Так в нашей жизни появилась Лори, прожженная наркотиками насквозь женщина, страшно худая и иссохшая, невысокого роста, сутулая, с острым носом, маленькими, уже бесцветными глазками и длинными волнистыми тонкими коричневыми волосами, с руками, сплошь покрытыми татуировками, одетая чаще всего в длинные платья или разноцветные лосины и топики, злая сплетница, несчастная, одинокая и умирающая. Она любила рассказывать всем о своих болезнях, настаивая на скорой смерти то от одного, то от другого смертельного заболевания, но на самом деле убивал ее героин, точнее, уже оксикоттен, который она жрала пачками. Жизнь ее сводилась к каждодневной работе в Куфу, где она и ночевала, так как больше идти ей было некуда. Неудивительно, что Лори ненавидела весь мир.
И она страшно ненавидела Рэбая, поэтому скоро мы узнали о нем много нового.
- Рэбай-то, похоже, на героине... - сказал мой друг, когда пришел домой после встречи с Лори.
- Не может быть! - сказала я и точно поняла, что так и есть. Теперь нам стало понятно, куда он все время пропадал.
Однажды (уже в марте) мой друг в очередной раз пошел в Куфу и неожиданно встретил там Рэбая, но тот не узнал его, а потом, когда мой друг спускался из зала вниз на кухню, Рэбай вдруг как будто страшно испугался его шагов и спрятался под лестницу, закрыв голову руками.
Лори рассказала о Рэбае много неприятного. По ее мнению, не было на свете никогда более злого, жадного, жестокого человека. Она тесно общалась с его женой, Суджен, которая покупала у нее траву для себя (в обход Рэбая). Сам Рэбай говорил моему другу, что семь лет назад женился на своей корейской массажистке, потому что она забеременела, и с тех пор живет с ней на другом берегу Хадсон Ривер, в Нью-Джерси, в тихом богатом районе, откуда открывается чудесный вид на сверкающий Манхэттен. С тех пор он вел двойную жизнь: днем сидел с детьми (трое мальчиков родились один за другим с интервалом в год), а его жена работала в крупной компании на Манхэттене (уже не массажисткой, но фотографом), ночью же он ехал в Ист-Виллидж, туда, где он прожил много лет, и там продавал, покупал и употреблял наркотики. Раньше он продавал их по-крупному, но теперь совсем скатился на дно, стал ненадежным, и его многочисленные нью-йоркские знакомые большей частью от него отвернулись.
Но нам почему-то Рэбай был очень интересен и внушал симпатию. По крайней мере он был человеком необычным, может быть странным и даже очень странным. И, может быть, (мы это тоже чувствовали) опасным, но любопытство все-таки побороло осторожность. Поэтому вскоре после встречи с Рэбаем в Куфу, вопреки всему тому, что говорила нам Лори, мой друг позвонил ему, они встретились у нашего подъезда. Вместо того, чтобы продать траву, Рэбай настоятельно позвал его ехать вместе в Бруклин и мой друг с удовольствием согласился. Он сел к нему в машину (старый зеленый лэндровер), и они помчались по Ист-Виллиджу под музыку Боба Марли, переехали по мосту на другой берег Ист-Ривер, проехали через Вильямсбург, через еврейский район, где все прохожие в шляпах и с пейсами, припарковались около старого браунстоуна, поднялись на последний этаж, вошли в прокуренную квартиру, прошли по узкому длинному коридору и оказались в небольшой квадратной ярко освещенной комнате, наполненной растаманами. Они сидели вдоль стен, а в середине несколько играли в карты за столом. Это место называлось Club House.
Рэбай знал там всех очень хорошо, и они его тоже. На моего друга (он был единственным белым из всех) большинство смотрело враждебно, и один даже громко спросил Рэбая:
- Зачем ты привел его сюда?
Дружелюбно к моему другу отнесся всего один человек - он выглядел самым старшим среди них, его борода была белоснежной, а дреды убраны под белую шапку. Он угостил моего друга травой и смотрел на него весь вечер с одобрением. Рэбай же травил истории, смеялся над Лори и называл ее законченной наркоманкой, хвастался, задирал присутствующих и вертел моему другу один косяк за другим.
Уже начиналось утро, когда он высадил его у нашего подъезда, на перекрестке девятой и А. Я знаю, именно в ту ночь Рэбай решил вмешаться в нашу жизнь.
***
А тем временем в Ист-Виллидж неожиданно, потому что очень рано, пришла весна. В начале марта было уже так тепло, что люди ходили в майках, а еще через неделю даже ночи перестали быть холодными, все вокруг оживало и двигалось прямо на глазах, повсюду зацвели разноцветные тюльпаны, деревья покрылись белыми и розовыми цветами, а Томпкинс становился гуще и зеленее с каждым утром, и птицы пели все громче, а солнце вставало все раньше, повсюду появились девушки в белых платьях и шляпах с широкими полями, работники ресторанов вытащили столики outside, экономика возрождалась прямо на глазах, множество нищих блуждали и попрошайничали, а по ночам трафик на улице был в три раза больше, чем днем, из окна мы часто наблюдали драки (которые никогда так и не доходили до кровопролития), крики, музыка, сирены не затихали всю ночь, и только когда пьяные и обгашенные люди в собственной блевотине засыпали там, где падали, наступала тишина, которая тому, кто никогда не жил на Манхэттене, показалась бы жутким шумом. Я очень полюбила этот вечный шум за окном, и мне даже стало казаться: если выключить его, то я не смогу заснуть.
Теперь мы ходили гулять каждый день: в Сохо, Чайнатаун, Литл Итали, на West Side, в Вашингтон Сквер Парк, в Центральный Парк, который уже хорошо изучили, покатались на бесплатном пароходе по заливу, ранним утром сходили на Бруклинский мост. С приходом весны к нам пришли и очередные подарочные деньги, кроме того, мой друг теперь периодически играл в покер онлайн и часто выигрывал. Все наше время принадлежало нам и мы целыми днями делали, что хотели. Мы купили баскетбольный мяч и стали по утрам ходить на спортивную площадку в парк. Иногда мы накуривались, лежа на крыше, откуда открывался прекрасный вид на Томпкинс и всю округу, виднелись шпили нескольких церквей, а так же туманные силуэты небоскребов на северо-западе. Лори показала мне лучшие винтажные магазины в округе. Многие в Виллидже стали нас узнавать, и называли они нас Russians, и нам это очень льстило: как будто мы единственные русские в нэйбохуде.
Теперь, я думаю, пришло время сделать небольшое отступление про Ист-Виллидж. Начать стоит с того, что Нью-Йорк, один из самых больших мегаполисов мира, на самом деле - не такой уж и большой, потому что только Манхэттен - это Нью-Йорк, точнее New York City. Кроме того, настоящий Манхэттен - это только то, что ниже Гарлема. Оставшийся кусок острова делится на три части - аптаун (все, что вокруг центрального парка), мидтаун (где больше всего небоскребов, толкучки, пробок) и даунтаун (где высока плотность клубов, баров и пр., этот район был построен и заселен раньше всех остальных районов). Даунтаун, в свою очередь, делится еще на несколько частей: financial district (где расположена главная улица главного города мира, куда толпами стекаются поклонники золотого бычка), Сохо (где все очень, очень дорого), East Side и West Side.
И если с West-Виллиджем, кторый плавно перетекает в находящийся рядом Сохо, все достаточно просто (там тихо и мирно живут знаменитости и просто богатые люди, окруженные картинными галереями, дорогими магазинами и шикарными ресторанами), то с восточной частью даунтауна не совсем: Ист-Сайдом называется правый нижний кусок острова, его северный рубеж - 14-ая улица, восточный - проджекты на авеню D (куда мы ходили покупать траву), западный - 3-я авеню, за которой нет уже ничего ист-сайдского, а только бродвейская толкучка. Но Ист-Виллидж, четырнадцать параллельных друг другу улиц длиной в три авеню (вообще, большая часть Манхэттена так и устроена: почти две сотни улиц поперек острова и восемь авеню вдоль) - это только небольшая часть этой территории, исторический центр, откуда Ист-Сайд разросся на весь Ист-Сайд. Остальные две части из трех - Алфавитный городок (длиной в те же четырнадцать улиц, шириной в четыре авеню: A, B, C и D. ) и южная, самая нижняя часть Ист-Сайда (Lower East Side), где улицы уже имеют названия и дома стоят не так ровно и схематично, как выше в городе. Границей между LES и верхней частью Ист-Сайда является пыльная и широкая улица Хаустон.
Все вместе эти три небольших района (имеющие между собой некоторые различия, о которых я скажу потом) представляют из себя особенный, ни на что не похожий мир, neverland, страну чудес, место, где дети не взрослеют, а собаки умеют разговаривать. Страна, где люди не ходят на работу, где целыми днями они гуляют в парке, покупают красивые вещи, едят вкусную еду, спят спокойным сном, употребляют высококачественные наркотики и все как один пытаются заниматься искусством.
Нигде в мире вы не встретите столько писателей, музыкантов, художников, режиссеров, фотографов, дизайнеров, актеров и просто восторженных блядей и пидорасов без определенного призвания, смело заявляющих вам в глаза: I am an artist!. Псевдоинтеллектуальность здесь зашкаливает. Но, конечно, это все ненастоящие жители настоящего мира.
Людей, занимающихся магией здесь так же много, как и тех, кто лезет в искусство. В Ист-Сайде огромное количество гадалок, хиропрактиков, различных колдунов, буддистов, кришнаитов, индуистов, всевозможных духовных учителей. Их бизнес процветает. Например, на нашем блоке, на отрезке 9-ой улицы между авеню А и 1-ой авеню - целых три хиропрактика и магазин магических предметов “Заклинание” (где продается всякая белиберда: магические книги, котелки, ступки, весы, куклы вуду и т.д.); весь Ист-Сайд, и прежде всего Виллидж, забит подобными магазинчиками, антикварными лавочками, претендующими на статус магических мест.
Все эти псевдоволшебники, разгуливающие по Нью-Йорку в разноцветных хитонах и причудливых головных уборах, и все эти псевдохудожники, псевдописатели, псевдомузыканты и так далее, все эти люди представляют собой большинство в Ист-Виллидже. Но мы были уверены - есть здесь настоящие люди. Мы так хотели их встретить. Они точно были здесь раньше, свободные и красивые люди, которые не зря прожили свою жизнь. И до сих пор здесь живут свидетели и участники того, что происходило в шестидесятые, в эпоху, о которой мое поколение лишь слышало красивые и грустные сказки (I wish it was the sixties, I wish we could be happy...), как о потерянном рае (который, как теперь оказывается, не был потерян; или потерян, но не для всех; или, как дерево, которое выросло из косточки волшебного яблока из райского сада, так и этот мир вырос из мечты прошлых поколений и зашумел ветвями Кришна Три в центре Томпкинс Сквер Парка, отгоняя тоску и страх от тех, кто не хочет бояться).
Поэтому, чем дальше от парка (который расположен между Виллиджем и Алфавитным городком), тем чаще встречаются безвкусные, отвратительно-чистые, гладкие, квадратные здания, втиснутые между старыми разноцветными кирпичными увитыми плющом домами, тем больше вокруг народу, машин, пыли, оголтелых туристов. Ист-Виллидж заканчивается там, где в поле зрения появляется макдональдс или старбакс, или, еще хуже, данкин донатс. На границе между Виллиджем и остальным миром расположены ближайшие к нашему дому станции метро. Всего двадцать минут вдоль и двадцать поперек (не считая нижней части Ист-Сайда), но этого достаточно, чтобы, при желании, никогда не покидать границ этого мира, жить тихой жизнью Иммануила Канта, каждый день ходить по одним и тем же нескольким улицам и быть совершенно счастливым.
Lowe East Side, который начинается после переправы через Хаустон, очень похож на Ист-Виллидж, но и многим отличается. Возможно, из-за того что Krishna Tree находится слишком далеко, или благодаря тесному соседству с Сохо - здесь все выглядит не таким натуральным, скопированным с Ист-Виллиджа, адаптированным для богатых студентов-хипстеров, которые из принципа покупают одежду в сэконд хэнде, прилюдно читают Хэмингуэя или Набокова, садятся на мостовую, а не на лавочку рядом, и считают себя нонконформистами. Клубов здесь больше, чем в Виллидже. (Кроме того, еще один недостаток LES - вонючий чайнатаун по соседству).
Алфавитный городок - это, наоборот, более спокойное место (хотя считается оно не таким спокойным из-за близости к проджектам, которые начинаются уже после авеню Ди), расположенное очень далеко от метро и широких авеню. Здесь редко встречаются машины или прохожие. Несколько старых церквей, таунхаусы с запыленными окнами и заросшими мхом фундаментами, цветы в горшках на каждом крыльце и главное - alphabet city's gardens: все разные, пышные, некоторые - с огромными плакучими ивами, некоторые - с маленькими озерами, полными золотых рыбок, с темными глубокими колодцами, с непонятными скульптурами, с деревянными лавочками в глубине кустов. Раньше на месте каждого из этих садов был дом, а потом он сгорел. Люди, которые жили рядом, стали пытаться придать пожарищам более эстетичный вид, и, к тому моменту, когда кто-то захотел застроить пустующие участки, жители Алфавитного городка начали отстаивать их всеми силами. И, как это ни удивительно, отстояли. Но, несмотря на неописуемую красоту этого цветущего и пустынного места, мы без сомнений и сразу выбрали жить в Ист-Виллидже. Мне нравился этот непрекращающийся шум, движение, жизнь за окном, за которой можно было бесконечно наблюдать. Чтобы жить в Алфавитном, нужно быть more peaceful.
Но той весной мы еще совсем не знали Нью-Йорк, и только начинали осваиваться в Виллидже. Мы действовали наугад. И нам нужен был инсайдер. И стать им, по моему мнению, должен был Рэбай.
Читать дальше...