Why me?
...некоторое время назад я читала ЖЖурнал девушки, которая оказалась прикована к креслу-коляске после автокатастрофы. Девушка жила в Москве, в однокомнатной квартире вместе с матерью и сестрой. Эта квартира осталась у них после всех затрат на лечение. Записи были честные, а потому - очень тяжелые. Комментарии она в какой-то момент отключила.
Дикули и Маресьевы среди нас редки. Да и Ирины Ясины с Гонсалесами Гальего - тоже в единственном числе.
В этом ЖЖурнале, который четыре года сочился отчаянием, было многое, чего не найти в книгах тех, кому удалось победить себя.
Только что я заглянула снова в этот ЖЖурнал. Теперь там ничего нет. Ноль записей. Ни одного друга. Журнал есть, и он пуст. Я не знаю, что случилось. Может быть, она просто устала. Может быть, ей стало хуже и они потеряла возможность писать. Может быть, произошло чудо. Может быть, ее просто больше нет.
Она была самым обычным человеком. У нее была смелость это признать.
Похоже, на это иногда требуется столько же смелости, сколько на героизм.
И без перехода. Я тоже самый обычный человек. И вот я принимаюсь воспитывать другого такого же обычного. Или необычного. Пока неясно. Дело идет просто - и непросто. Я поняла одну вещь: родителю, похоже, нельзя пытаться быть лучше, чем он есть. От этой иллюзии надо избавляться сразу и навсегда. Ласковый "мамский" голос не поставит ни один консультант. Никто не придаст ладони особой гибкости при поглаживании вихров. Едва ли на курсах научат, не запинаясь, петь колыбельные. То есть, научить можно. И научиться можно. Но это будет своего рода вранье - в том числе и себе. Врать себе мне что-то не хочется.
Про беременность иногда говорят в шутку, что это "не болезнь". Когда ребенок появляется "безболезненно", то есть, вынашивается до дня Х только и исключительно внутри головы, и выглядит поначалу, как список диагнозов и расплывчатое фото, самое главное - не удариться в фантазии. Лучше сразу думать, что все будет тяжело.
Мы так и думали.
Тяжело бывает - но не в том смысле, в каком мы предполагали. Режим, "домашний арест", урезание личного времени - тяжело не это. Тяжеле всего - смеяться будете - постоянно помнить, что это ребенок, и вид окружающего мира с высоты 85 см - совершенно иной, чем с высоты 174 см. Пусть видно меньше - но кое-что видно лучше, а некоторых ракурсов мне не представить, даже сев на корточки.
Я пишу все это, но когда я отойду от клавиатуры, соберу все разбросанное и выброшу в помойку отвергнутые макароны, я опять начну забывать. И стану раздраженно удивляться, почему и зачем повторяются одни и те же шалости, когда результат известен заранее. Да-да, правила, границы, безопасность и т. д. Я снова и снова возвращаю барьерчики этих границ на прежние места, а их снова сдвигают, валят и отбрасывают. И я возвращаю. И снова. И снова.
Хорошо одно. Как бы плох ни был прошедший день, я просыпаюсь (я обычный человек, и мне тяжело вставать по утрам, но что же делать?) с затаенным интересом: а что сегодня?
Сегодня мы стали произносить "мама" с внятной канючливой интонацией. Для мамы. А не просто так.
Дикули и Маресьевы среди нас редки. Да и Ирины Ясины с Гонсалесами Гальего - тоже в единственном числе.
В этом ЖЖурнале, который четыре года сочился отчаянием, было многое, чего не найти в книгах тех, кому удалось победить себя.
Только что я заглянула снова в этот ЖЖурнал. Теперь там ничего нет. Ноль записей. Ни одного друга. Журнал есть, и он пуст. Я не знаю, что случилось. Может быть, она просто устала. Может быть, ей стало хуже и они потеряла возможность писать. Может быть, произошло чудо. Может быть, ее просто больше нет.
Она была самым обычным человеком. У нее была смелость это признать.
Похоже, на это иногда требуется столько же смелости, сколько на героизм.
И без перехода. Я тоже самый обычный человек. И вот я принимаюсь воспитывать другого такого же обычного. Или необычного. Пока неясно. Дело идет просто - и непросто. Я поняла одну вещь: родителю, похоже, нельзя пытаться быть лучше, чем он есть. От этой иллюзии надо избавляться сразу и навсегда. Ласковый "мамский" голос не поставит ни один консультант. Никто не придаст ладони особой гибкости при поглаживании вихров. Едва ли на курсах научат, не запинаясь, петь колыбельные. То есть, научить можно. И научиться можно. Но это будет своего рода вранье - в том числе и себе. Врать себе мне что-то не хочется.
Про беременность иногда говорят в шутку, что это "не болезнь". Когда ребенок появляется "безболезненно", то есть, вынашивается до дня Х только и исключительно внутри головы, и выглядит поначалу, как список диагнозов и расплывчатое фото, самое главное - не удариться в фантазии. Лучше сразу думать, что все будет тяжело.
Мы так и думали.
Тяжело бывает - но не в том смысле, в каком мы предполагали. Режим, "домашний арест", урезание личного времени - тяжело не это. Тяжеле всего - смеяться будете - постоянно помнить, что это ребенок, и вид окружающего мира с высоты 85 см - совершенно иной, чем с высоты 174 см. Пусть видно меньше - но кое-что видно лучше, а некоторых ракурсов мне не представить, даже сев на корточки.
Я пишу все это, но когда я отойду от клавиатуры, соберу все разбросанное и выброшу в помойку отвергнутые макароны, я опять начну забывать. И стану раздраженно удивляться, почему и зачем повторяются одни и те же шалости, когда результат известен заранее. Да-да, правила, границы, безопасность и т. д. Я снова и снова возвращаю барьерчики этих границ на прежние места, а их снова сдвигают, валят и отбрасывают. И я возвращаю. И снова. И снова.
Хорошо одно. Как бы плох ни был прошедший день, я просыпаюсь (я обычный человек, и мне тяжело вставать по утрам, но что же делать?) с затаенным интересом: а что сегодня?
Сегодня мы стали произносить "мама" с внятной канючливой интонацией. Для мамы. А не просто так.