Книжные черви и книжные гусеницы
Нужно было прожить раз-два-34 года, прочитать много книжек и даже пару написать (не считая тех, которые не опубликованы), чтобы допереть, наконец, почему мне до сих пор неуютно становится, когда начинается "А ты читал?..." - "Нет? Как?". Не потому, что я не читала (хотя мне долго казалось, что именно поэтому). Не потому, что меня пытаются вписать в те или иные рамки (хотя я долго полагала, что и поэтому).
Потому что мы и мои собеседники читали с разными целями.
Для них чтение составляло духовную пищу - и потребность в оной они испытывали постоянно. Есть, есть, есть. С фонариком под одеялом. Тайком на уроке. В поезде метро. В палатке. За едой. Где угодно. На определенном жизненном этапе их голод и мой голод были неотличимы. Есть, есть, есть. Букв не может быть много.
В какой-то момент мой голод к великому моему удивлению был утолен. Привычное движение глаз по строчкам прекратилось. Потребность впитывать печатное слово исчезла.
Я никогда не была книжным червем. Я была книжной гусеницей. Я жрала литературу, как капустный кочан или крапивные листья. Но не пропускала ее через себя, удобряя культурный слой.
Настал момент, когда запас питательных веществ начал переходить из количества в качество. Читать книги стало недостаточно. Захотелось жить, как в книгах. Без допущений в стиле "пусть этот диван будет козеткой". Пусть будет козетка. Тчк.
Книжная гусеница превращается в книжную бабочку. Пыльца на ее крыльях складывается в строки, пока невнятные - крылья еще не вполне развернулись под солнцем. Говорят, век бабочки недолог. Посмотрим. Иногда дольше века длится день. И бражники, сгорая над костром, не падают в траву.
Потому что мы и мои собеседники читали с разными целями.
Для них чтение составляло духовную пищу - и потребность в оной они испытывали постоянно. Есть, есть, есть. С фонариком под одеялом. Тайком на уроке. В поезде метро. В палатке. За едой. Где угодно. На определенном жизненном этапе их голод и мой голод были неотличимы. Есть, есть, есть. Букв не может быть много.
В какой-то момент мой голод к великому моему удивлению был утолен. Привычное движение глаз по строчкам прекратилось. Потребность впитывать печатное слово исчезла.
Я никогда не была книжным червем. Я была книжной гусеницей. Я жрала литературу, как капустный кочан или крапивные листья. Но не пропускала ее через себя, удобряя культурный слой.
Настал момент, когда запас питательных веществ начал переходить из количества в качество. Читать книги стало недостаточно. Захотелось жить, как в книгах. Без допущений в стиле "пусть этот диван будет козеткой". Пусть будет козетка. Тчк.
Книжная гусеница превращается в книжную бабочку. Пыльца на ее крыльях складывается в строки, пока невнятные - крылья еще не вполне развернулись под солнцем. Говорят, век бабочки недолог. Посмотрим. Иногда дольше века длится день. И бражники, сгорая над костром, не падают в траву.