трамвай на окраину
На каждом тапочке было написано "Хоум Сториз", и он, подперев голову руками, смотрел туда. Между тапочками стояло пластмассовое ведро, в которое он положил клятву никогда больше не пить, оно смотрело на него снизу вверх, как преданная собака. Клятве суждено было сбыться, но в то утро Хлеборезов этого еще не знал. Коммунальный счет в кармане пальто ждал оплаты, и он, как Лазарь, встал и пошел. Голова после вчерашнего болела и просила застрелить ее. На улице снег неспешно заскрипел под ногами, как будто успокаивал.
В юности Хлеборезов мечтал стать поэтом, даже сочинял стихи, но вышло так, что работал он на заводе токарем.
- Иван?
- Ирина Игоревна, здрасьте. - Он остановился и поправил шапку на голове. - Как поживаете?
- Хорошо, спасибо. Выглядишь не очень. Заболел что ли?
- Та… - он махнул рукой. - Че-то плохо с утра. Бури магнитные, вы ж знаете. Та завтра буду в порядке, как огурчик. Завтра ж восьмое марта!
- Ага, ага. - кивнула соседка, окидывая его взглядом осторожно. - Куда это ты?
- Да вот. - вынул из кармана квитанцию, в снег посыпалась мелочь и заблестела на солнце. - Дела.
- Ага, ага. А че в тапочках?
Он глянул вниз на две Хоум Сториз, вписанные по ободку желтого солнца, и голова закружилась.
- Та я это…
Протянул руку вперед, зашатался и все вокруг потемнело в адской круговерти.
***
- Вы будете смеяться.
Анфиса стояла перед доктором грудью вперед и одергивала край белого халата. Сергей Захарович понял, что зашла она не на секунду, сложил очки в замшевый футляр и убрал газету в ящик стола.
- Присядь.
Он сложил руки замком и проследил взглядом, как ее руки скользнули по полам халата, когда она садилась.
- Вы будете смеяться, Сергей Захарыч.
- Не буду. Что случилось?
Анфиса - высокая блондинка с выразительными формами - пришла работать недавно, ей было девятнадцать, и никто еще не посмел сделать ей замечание по поводу слишком короткого халата. Мужской персонал нарушением режима наслаждался, а женский неодобрительно скрежетал зубами.
Сергею Захаровичу было под сорок, он был полон опыта и сил, и до сих пор помнил день их знакомства. Он как раз вылавливал чаинки из чашки и аккуратно складывал их на брошюру свидетелей иеговы, прямо на заголовок со словами Сторожевая Башня, и тут вдруг вошла она, улыбаясь. Он тогда, по правде говоря, оробел, взгляд предательски опускался на ее талию, бедра и остальное, и свои слова он слышал как будто со стороны.
Но сегодня, в преддверии всеобщего женского праздника, Сергей Захарович ощущал себя готовым перейти к решительным действиям. Для этого в шкафчике были припрятаны три бутылки советского шампанского и духи в красивой подарочной упаковке.
До назначенного начала празднования оставалось полчаса, и он полагал, что худые вести будут очень некстати.
- Что случилось, свет очей моих?
- Больной из третьей палаты совсем обнаглел. Руки распускает.
Ее щеки залил прекрасный румянец. Сергей Захарович постучал подушечками больших пальцев друг о друга.
- Какой палаты, говоришь?
- Третьей палаты. Да он там один.
- Кхм. - он потер морщины на лбу, - Анфиса. Последние пять лет больной лежал в коме, насколько я помню. Хлеборезов его фамилия. Ты ничего не путаешь?
- Так и есть, лежал, а я пришла его мыть. Табличка там у него, написано Хлеборезов.
У Сергея Захаровича зазвенело в ушах. Ему захотелось вдруг шлепнуть ее хорошенько по голой заднице, хотя он понимал, что она ни в чем не виновата. Он сунул футляр с очками в карман и, скривив уголок рта, поднялся.
- Ну-ка, идем посмотрим. И расскажи заодно, как все было.
***
Анфиса омывала больного, откинув одеяло в сторону, как вдруг зацепила рукой что-то твердое. "Каждое утро я просыпаюсь и чувствую свое достоинство", - подумал в этот момент Хлеборезов и увидел заднюю часть медсестры. Девушка удивленно рассматривала его ниже пояса, слегка склонившись. Не думая ни о чем, он запустил руку под край халата и сжал в ладони что-то очень мягкое. Она вдохнула и выпрямилась от неожиданности. Посмотрела на него большими красивыми глазами и убежала.
Впрочем, доктору она такие подробности раскрывать не стала.
***
- Ну здравствуй, спящий наш красавец.
У кровати стояли мужчина и девушка, оба в белых халатах.
- Доктор, где мои тапочки?
- Они здесь, на коврике. - ответил Сергей Захарович и подумал, что больного завтра надо будет показать психиатру.
- Это не мои, - сказал Хлеборезов, глянув вниз. - На моих надпись была иностранная. И пальто у меня еще было, я помню.
- Это хорошо, что помните, хорошо. Все ваши вещи в шкафчике, в целости и сохранности. - Доктор кивнул головой куда-то назад, себе за спину; там стояла Анфиса и с интересом пялилась на Ивана. - Как самочувствие?
- Та все нормально. Только мне в сберкассу надо. Срочно.
- Вы не волнуйтесь, никуда вам не надо. Завтра будет осмотр и решим, что с вами делать. А сегодня уже поздно, все разошлись, а дежурю только я и Анфиса. Так что потерпите до утра. Можете еще поспать, хехе.
- Та ну как же, доктор, - больной приподнялся, - мне горячую воду отключат, и пеню насчитают!
- Тихо-тихо-тихо. Лежите и не волнуйтесь. Все будет хорошо, все будет хорошо. - и когда вышли с медсестрой в коридор, добавил тихо: - Анфиса, запри его здесь на ключ. На всякий случай.
***
Спустя два часа Сергей Захарович опять шагал по коридору к дверям палаты, незаметно для себя насвистывая веселую песенку, и крутил на пальце связку ключей. Открыв дверь и переступив порог, он застал больного стоящим возле окна.
- Это что такое? - строго спросил он.
- Завтра восьмое марта, а на улице снег лежит. Красиво, да?
- Ложитесь в постель, нельзя вам вставать пока. - Сергей Захарович положил ключи на полку большого шкафа и проводил больного обратно в койку, стараясь скрыть свой праздничный запах. - Вас как зовут?
- Иван.
Сергей Захарович оставил Анфису внизу, сидящей нога на ногу, с сигаретой в губах, и эта картина с пьяной женщиной в центре заставляла его торопиться.
- А по отчеству?
- Сергеич.
- Иван Сергеич, дорогой мой. У меня сегодня тяжелое, изнуряющее дежурство. Меня ждут еще десятки больных, которым плохо. - Это была абсолютная ложь, потому что кроме Анфисы, которой было хорошо, его никто не ждал, но врал он без запинки, старательно выговаривая слова. - И я вас очень прошу, Иван Сергеич, помогите мне бога ради.
- Вы че? Что ж я сделать могу?
- О! - доктор всплеснул в ладоши. - Просто лежите здесь. Лежите и ничего не делайте. - Сергей Захарович вздохнул. - Все, я пшел.
И он поднялся и ушел торопливо. Хлеборезов некоторое время смотрел на приоткрытую дверь, слушая, как затихают шаги на лестнице. Не включая свет, надел свои вещи, которые были в шкафу, забрал забытую связку ключей и тихо вышел в коридор.
***
Незнакомый район встретил его фонарями и далеким лаем собаки. В некоторых окнах еще горел свет, но город казался пустым и затихшим. Он шел по ночной улице и думал про свое детство, когда он катался на санках и прятал руки в карманах, а мама ругала его, что потерял варежки и давала леденец, когда праздник. Его остановил шум приближающегося трамвая, он подождал немного и помахал рукой, чтобы остановить. Вскочил вовнутрь, дверь за ним закрылась и он увидел женщину-водителя.
- Будешь лапать - прибью. - сказала она, всматриваясь в дорогу. - Понял?
- Угу.
Ее огромная рука крепко сжимала какой-то рычаг, и он подумал, что никогда, никогда эта рука не даст ему леденец.
- Куда тебе?
- Та на окраину, Иванково. Улица Перекрестная. Дом четыре.
- Я тебе не такси. До Иванково довезу, а дальше сам дойдешь.
Он стоял, держась за холодный поручень, и тоже смотрел вперед на дорогу. Трамвай потряхивало на поворотах от большой скорости.
- Знаете, я в детстве стихи писал. - сказал он. - Поэтом хотел стать.
Женщина на секунду посмотрела в его сторону.
- Тебя как звать?
- Иван.
- Ну, Иван, - она достала сигарету без фильтра и закурила, - так кем ты стал?
Хлеборезов открыл было рот, но вдруг понял, что ответа нет. Нет ответа для трамвая, подумал он.
- Не помню я че-то.
- Пить меньше надо.
- Да я не пил.
Женщина хмыкнула, помотала головой и ей как будто даже стало весело.
- Так может ты поэт?
Хлеборезов пожал плечами.
- Может.
- На придурка очень похож. Значит поэт. Как пришибленный, точно. Вцепился в железную трубу и молчит. Другой бы лапал уже давно.
После такой длинной речи она долго молчала, как будто внутри у нее был дозатор слов.
- Снег пошел, - сказала она наконец и остановила трамвай. - Выходи.
- А че? - Хлеборезов посмотрел в ее большое веснушчатое лицо. - По снегу не едет?
Она сплюнула влево за окно и снова повернулась к нему.
- Район твой! Вон туда, направо пойдешь и попадешь на свою Перекрестную. Понял?
- Ага. Спасибо.
Двери скрипнули, закрываясь за ним. Она помотала головой.
- Ну точно придурок. Поэт, да.
И, оглушив его звонком, уехала в ночь.
***
Первое, чему он удивился утром, это был лифт. На стенах появилось много новых интересных надписей. Внизу, на первом этаже, сидела новенькая вахтерша. Он подмигнул ей, но она только проворчала губами что-то через стекло. Ему нравилось думать, что она сказала «доброе утро». Многие витрины на улицах казались красивыми и незнакомыми.
До сберкассы он дошел пешком, вдыхая морозный воздух и разглядывая воробьев на проводах. Они смотрели на него, перепрыгивали с места на место и чирикали что-то волнительное. А он шагал, подняв воротник пальто, и прятал руки в карманах, нащупывая мятую квитанцию.
Пока стоял в очереди, отсчитал деньги без сдачи, просунул молча в окошко. Кассир постучала по клавишам, сгребла мелочь и вернула ему вместе с квитанцией.
- Че? - спросил он. - Не хватает?
- Мужчина, вы шо - издеваетесь? - Иван смотрел на нее через стекло с трафаретной надписью «коммунальные платежи» и не издевался ни капли. - Я по компьютеру проверила, это ж старая квитанция!
- Ну, - сказал он, - она помятая, но не старая.
- Дай ей пять лет уже, не морочьте мне голову! Мне компьютер пишет, шо она старая. Следующий кто там, давайте.
Он вышел на улицу, рассмотрел на солнечном свете бумажку. Мимо прошла девушка с коляской. Ребенок в синем комбинезоне смотрел на него чистыми глазами и улыбался.
"Я оказался не у дел,
компьютер мною овладел",
подумалось вдруг. Никто в тот момент не знал, что через год выйдет его первый сборник стихов.
И все начнется заново.
В юности Хлеборезов мечтал стать поэтом, даже сочинял стихи, но вышло так, что работал он на заводе токарем.
- Иван?
- Ирина Игоревна, здрасьте. - Он остановился и поправил шапку на голове. - Как поживаете?
- Хорошо, спасибо. Выглядишь не очень. Заболел что ли?
- Та… - он махнул рукой. - Че-то плохо с утра. Бури магнитные, вы ж знаете. Та завтра буду в порядке, как огурчик. Завтра ж восьмое марта!
- Ага, ага. - кивнула соседка, окидывая его взглядом осторожно. - Куда это ты?
- Да вот. - вынул из кармана квитанцию, в снег посыпалась мелочь и заблестела на солнце. - Дела.
- Ага, ага. А че в тапочках?
Он глянул вниз на две Хоум Сториз, вписанные по ободку желтого солнца, и голова закружилась.
- Та я это…
Протянул руку вперед, зашатался и все вокруг потемнело в адской круговерти.
***
- Вы будете смеяться.
Анфиса стояла перед доктором грудью вперед и одергивала край белого халата. Сергей Захарович понял, что зашла она не на секунду, сложил очки в замшевый футляр и убрал газету в ящик стола.
- Присядь.
Он сложил руки замком и проследил взглядом, как ее руки скользнули по полам халата, когда она садилась.
- Вы будете смеяться, Сергей Захарыч.
- Не буду. Что случилось?
Анфиса - высокая блондинка с выразительными формами - пришла работать недавно, ей было девятнадцать, и никто еще не посмел сделать ей замечание по поводу слишком короткого халата. Мужской персонал нарушением режима наслаждался, а женский неодобрительно скрежетал зубами.
Сергею Захаровичу было под сорок, он был полон опыта и сил, и до сих пор помнил день их знакомства. Он как раз вылавливал чаинки из чашки и аккуратно складывал их на брошюру свидетелей иеговы, прямо на заголовок со словами Сторожевая Башня, и тут вдруг вошла она, улыбаясь. Он тогда, по правде говоря, оробел, взгляд предательски опускался на ее талию, бедра и остальное, и свои слова он слышал как будто со стороны.
Но сегодня, в преддверии всеобщего женского праздника, Сергей Захарович ощущал себя готовым перейти к решительным действиям. Для этого в шкафчике были припрятаны три бутылки советского шампанского и духи в красивой подарочной упаковке.
До назначенного начала празднования оставалось полчаса, и он полагал, что худые вести будут очень некстати.
- Что случилось, свет очей моих?
- Больной из третьей палаты совсем обнаглел. Руки распускает.
Ее щеки залил прекрасный румянец. Сергей Захарович постучал подушечками больших пальцев друг о друга.
- Какой палаты, говоришь?
- Третьей палаты. Да он там один.
- Кхм. - он потер морщины на лбу, - Анфиса. Последние пять лет больной лежал в коме, насколько я помню. Хлеборезов его фамилия. Ты ничего не путаешь?
- Так и есть, лежал, а я пришла его мыть. Табличка там у него, написано Хлеборезов.
У Сергея Захаровича зазвенело в ушах. Ему захотелось вдруг шлепнуть ее хорошенько по голой заднице, хотя он понимал, что она ни в чем не виновата. Он сунул футляр с очками в карман и, скривив уголок рта, поднялся.
- Ну-ка, идем посмотрим. И расскажи заодно, как все было.
***
Анфиса омывала больного, откинув одеяло в сторону, как вдруг зацепила рукой что-то твердое. "Каждое утро я просыпаюсь и чувствую свое достоинство", - подумал в этот момент Хлеборезов и увидел заднюю часть медсестры. Девушка удивленно рассматривала его ниже пояса, слегка склонившись. Не думая ни о чем, он запустил руку под край халата и сжал в ладони что-то очень мягкое. Она вдохнула и выпрямилась от неожиданности. Посмотрела на него большими красивыми глазами и убежала.
Впрочем, доктору она такие подробности раскрывать не стала.
***
- Ну здравствуй, спящий наш красавец.
У кровати стояли мужчина и девушка, оба в белых халатах.
- Доктор, где мои тапочки?
- Они здесь, на коврике. - ответил Сергей Захарович и подумал, что больного завтра надо будет показать психиатру.
- Это не мои, - сказал Хлеборезов, глянув вниз. - На моих надпись была иностранная. И пальто у меня еще было, я помню.
- Это хорошо, что помните, хорошо. Все ваши вещи в шкафчике, в целости и сохранности. - Доктор кивнул головой куда-то назад, себе за спину; там стояла Анфиса и с интересом пялилась на Ивана. - Как самочувствие?
- Та все нормально. Только мне в сберкассу надо. Срочно.
- Вы не волнуйтесь, никуда вам не надо. Завтра будет осмотр и решим, что с вами делать. А сегодня уже поздно, все разошлись, а дежурю только я и Анфиса. Так что потерпите до утра. Можете еще поспать, хехе.
- Та ну как же, доктор, - больной приподнялся, - мне горячую воду отключат, и пеню насчитают!
- Тихо-тихо-тихо. Лежите и не волнуйтесь. Все будет хорошо, все будет хорошо. - и когда вышли с медсестрой в коридор, добавил тихо: - Анфиса, запри его здесь на ключ. На всякий случай.
***
Спустя два часа Сергей Захарович опять шагал по коридору к дверям палаты, незаметно для себя насвистывая веселую песенку, и крутил на пальце связку ключей. Открыв дверь и переступив порог, он застал больного стоящим возле окна.
- Это что такое? - строго спросил он.
- Завтра восьмое марта, а на улице снег лежит. Красиво, да?
- Ложитесь в постель, нельзя вам вставать пока. - Сергей Захарович положил ключи на полку большого шкафа и проводил больного обратно в койку, стараясь скрыть свой праздничный запах. - Вас как зовут?
- Иван.
Сергей Захарович оставил Анфису внизу, сидящей нога на ногу, с сигаретой в губах, и эта картина с пьяной женщиной в центре заставляла его торопиться.
- А по отчеству?
- Сергеич.
- Иван Сергеич, дорогой мой. У меня сегодня тяжелое, изнуряющее дежурство. Меня ждут еще десятки больных, которым плохо. - Это была абсолютная ложь, потому что кроме Анфисы, которой было хорошо, его никто не ждал, но врал он без запинки, старательно выговаривая слова. - И я вас очень прошу, Иван Сергеич, помогите мне бога ради.
- Вы че? Что ж я сделать могу?
- О! - доктор всплеснул в ладоши. - Просто лежите здесь. Лежите и ничего не делайте. - Сергей Захарович вздохнул. - Все, я пшел.
И он поднялся и ушел торопливо. Хлеборезов некоторое время смотрел на приоткрытую дверь, слушая, как затихают шаги на лестнице. Не включая свет, надел свои вещи, которые были в шкафу, забрал забытую связку ключей и тихо вышел в коридор.
***
Незнакомый район встретил его фонарями и далеким лаем собаки. В некоторых окнах еще горел свет, но город казался пустым и затихшим. Он шел по ночной улице и думал про свое детство, когда он катался на санках и прятал руки в карманах, а мама ругала его, что потерял варежки и давала леденец, когда праздник. Его остановил шум приближающегося трамвая, он подождал немного и помахал рукой, чтобы остановить. Вскочил вовнутрь, дверь за ним закрылась и он увидел женщину-водителя.
- Будешь лапать - прибью. - сказала она, всматриваясь в дорогу. - Понял?
- Угу.
Ее огромная рука крепко сжимала какой-то рычаг, и он подумал, что никогда, никогда эта рука не даст ему леденец.
- Куда тебе?
- Та на окраину, Иванково. Улица Перекрестная. Дом четыре.
- Я тебе не такси. До Иванково довезу, а дальше сам дойдешь.
Он стоял, держась за холодный поручень, и тоже смотрел вперед на дорогу. Трамвай потряхивало на поворотах от большой скорости.
- Знаете, я в детстве стихи писал. - сказал он. - Поэтом хотел стать.
Женщина на секунду посмотрела в его сторону.
- Тебя как звать?
- Иван.
- Ну, Иван, - она достала сигарету без фильтра и закурила, - так кем ты стал?
Хлеборезов открыл было рот, но вдруг понял, что ответа нет. Нет ответа для трамвая, подумал он.
- Не помню я че-то.
- Пить меньше надо.
- Да я не пил.
Женщина хмыкнула, помотала головой и ей как будто даже стало весело.
- Так может ты поэт?
Хлеборезов пожал плечами.
- Может.
- На придурка очень похож. Значит поэт. Как пришибленный, точно. Вцепился в железную трубу и молчит. Другой бы лапал уже давно.
После такой длинной речи она долго молчала, как будто внутри у нее был дозатор слов.
- Снег пошел, - сказала она наконец и остановила трамвай. - Выходи.
- А че? - Хлеборезов посмотрел в ее большое веснушчатое лицо. - По снегу не едет?
Она сплюнула влево за окно и снова повернулась к нему.
- Район твой! Вон туда, направо пойдешь и попадешь на свою Перекрестную. Понял?
- Ага. Спасибо.
Двери скрипнули, закрываясь за ним. Она помотала головой.
- Ну точно придурок. Поэт, да.
И, оглушив его звонком, уехала в ночь.
***
Первое, чему он удивился утром, это был лифт. На стенах появилось много новых интересных надписей. Внизу, на первом этаже, сидела новенькая вахтерша. Он подмигнул ей, но она только проворчала губами что-то через стекло. Ему нравилось думать, что она сказала «доброе утро». Многие витрины на улицах казались красивыми и незнакомыми.
До сберкассы он дошел пешком, вдыхая морозный воздух и разглядывая воробьев на проводах. Они смотрели на него, перепрыгивали с места на место и чирикали что-то волнительное. А он шагал, подняв воротник пальто, и прятал руки в карманах, нащупывая мятую квитанцию.
Пока стоял в очереди, отсчитал деньги без сдачи, просунул молча в окошко. Кассир постучала по клавишам, сгребла мелочь и вернула ему вместе с квитанцией.
- Че? - спросил он. - Не хватает?
- Мужчина, вы шо - издеваетесь? - Иван смотрел на нее через стекло с трафаретной надписью «коммунальные платежи» и не издевался ни капли. - Я по компьютеру проверила, это ж старая квитанция!
- Ну, - сказал он, - она помятая, но не старая.
- Дай ей пять лет уже, не морочьте мне голову! Мне компьютер пишет, шо она старая. Следующий кто там, давайте.
Он вышел на улицу, рассмотрел на солнечном свете бумажку. Мимо прошла девушка с коляской. Ребенок в синем комбинезоне смотрел на него чистыми глазами и улыбался.
"Я оказался не у дел,
компьютер мною овладел",
подумалось вдруг. Никто в тот момент не знал, что через год выйдет его первый сборник стихов.
И все начнется заново.