На краю
За другим концом длинного стола, развернувшись спиной к нему, сидел грузный мужчина в кремовом пиджаке и смотрел в окно, где маленький серебристый самолет тянул линию через небо. У Тимирязева болело плечо и хотелось пить.
- Обьяснений не надо, - сказал кремовый пиджак, двигаясь только складками жира на шее, - я все знаю.
- Простите, но я…
- Заткнись и слушай, когда я говорю. Это моя дочь. Ей всего пятнадцать лет.
Тимирязеву показалось, что самолет на секунду остановился, будто замерз. В плече закололо. Мужчина развернулся вместе с креслом и посмотрел на него.
- Вы для меня выполните одну небольшую просьбу и мы забудем о том, что произошло.
- Просьбу?
- Да. Пустяковое дело.
Всё произошло в первый же вечер знакомства, быстро и удивительно. Ее пальцы, ухоженные и тонкие, упирались в узор на кухонной стене, и было слышно, как тихо звенит цепочка у нее на шее. Ее вскрики слышали наверное соседи, но ему было все равно, ему казалось, что он поедает каждый ее звук и становится моложе, исподтишка, у нее за спиной. Ее возраст вызывал смутные сомнения, но только до тех пор, пока последняя тонкая полоска не была сдвинута вниз по ногам. Ему хотелось петь и кричать, дуть в охотничий манок, что есть силы, пока из лесу не выйдет она, хрупким шагом, как лань, и не опустится на колени, гладкой кожей на землю, чтобы слушать его. Слушать, закрыв глаза.
Началось все обычно, со случайного взгляда, с чашечки кофе. Он сказал:
- Хочешь, я тебе покажу…
- Да, - не дослушав, сказала она, глядя ему в глаза. - Покажите мне.
Таксист всю дорогу нервно курил, а Тимирязев говорил себе снова и снова, что они только зайдут выпить чай, и держал ее за руку. Юность - это как теплый клей для обоев, думал он потом, выпивая ее в постели, и подносил пальцы, чтобы вдохнуть запах.
- И что нужно сделать? - осторожно спросил он, поглаживая плечо, которое ему чуть не вывихнули люди в масках.
Мужчина достал конверт из ящика стола. Тимирязев непослушными руками достал оттуда одну фотографию, потом вторую, третью. Ему казалось, что сейчас все написано на его лице.
- Кто это? - спросил он, но мужчина молча положил перед ним пистолет. - Нет, - Тимирязев замотал головой, - нет. Вы же не хотите, чтобы я…
- Либо вы его, либо я вас.
Через час Тимирязев, выпивший коньяку, сидел в парке на лавочке и звонил по телефону.
- Коля? Привет. Надо встретиться. Это не мне, это тебе надо. День рождения твой будем отмечать. Ну, теперь будет в январе. Потом расскажу. Угу. Ну давай, скоро буду.
Из-под ног рывком вверх взлетели голуби, захлопав ему в лицо. Тимирязев вздрогнул, в голове шумело, уши теряли слух, а по коже ползли невидимые змейки. Голова закружилась.
Ему вдруг показалось, что он стоит на краю пропасти. И никто не может ему помочь.
- Обьяснений не надо, - сказал кремовый пиджак, двигаясь только складками жира на шее, - я все знаю.
- Простите, но я…
- Заткнись и слушай, когда я говорю. Это моя дочь. Ей всего пятнадцать лет.
Тимирязеву показалось, что самолет на секунду остановился, будто замерз. В плече закололо. Мужчина развернулся вместе с креслом и посмотрел на него.
- Вы для меня выполните одну небольшую просьбу и мы забудем о том, что произошло.
- Просьбу?
- Да. Пустяковое дело.
Всё произошло в первый же вечер знакомства, быстро и удивительно. Ее пальцы, ухоженные и тонкие, упирались в узор на кухонной стене, и было слышно, как тихо звенит цепочка у нее на шее. Ее вскрики слышали наверное соседи, но ему было все равно, ему казалось, что он поедает каждый ее звук и становится моложе, исподтишка, у нее за спиной. Ее возраст вызывал смутные сомнения, но только до тех пор, пока последняя тонкая полоска не была сдвинута вниз по ногам. Ему хотелось петь и кричать, дуть в охотничий манок, что есть силы, пока из лесу не выйдет она, хрупким шагом, как лань, и не опустится на колени, гладкой кожей на землю, чтобы слушать его. Слушать, закрыв глаза.
Началось все обычно, со случайного взгляда, с чашечки кофе. Он сказал:
- Хочешь, я тебе покажу…
- Да, - не дослушав, сказала она, глядя ему в глаза. - Покажите мне.
Таксист всю дорогу нервно курил, а Тимирязев говорил себе снова и снова, что они только зайдут выпить чай, и держал ее за руку. Юность - это как теплый клей для обоев, думал он потом, выпивая ее в постели, и подносил пальцы, чтобы вдохнуть запах.
- И что нужно сделать? - осторожно спросил он, поглаживая плечо, которое ему чуть не вывихнули люди в масках.
Мужчина достал конверт из ящика стола. Тимирязев непослушными руками достал оттуда одну фотографию, потом вторую, третью. Ему казалось, что сейчас все написано на его лице.
- Кто это? - спросил он, но мужчина молча положил перед ним пистолет. - Нет, - Тимирязев замотал головой, - нет. Вы же не хотите, чтобы я…
- Либо вы его, либо я вас.
Через час Тимирязев, выпивший коньяку, сидел в парке на лавочке и звонил по телефону.
- Коля? Привет. Надо встретиться. Это не мне, это тебе надо. День рождения твой будем отмечать. Ну, теперь будет в январе. Потом расскажу. Угу. Ну давай, скоро буду.
Из-под ног рывком вверх взлетели голуби, захлопав ему в лицо. Тимирязев вздрогнул, в голове шумело, уши теряли слух, а по коже ползли невидимые змейки. Голова закружилась.
Ему вдруг показалось, что он стоит на краю пропасти. И никто не может ему помочь.