Ох, уж эти табаки и ширханы
В Марьиной Роще моего детства мало кто читал "Маугли" - окружавшие нас бараки и их население были почище любых джунглей. И без знакомства с английской классикой в каждой подростковой банде был свой "Ширхан" со свитой шакалов-подпевал и каким-нибудь особенным наглецом невыразимо щуплого телосложения - "Табаки". У каждой банды было своё место охоты по дороге, ведущей в только-что построенные хрущёвки мимо клоповных бараков. Сначала навстречу жертве из подворотни выпрыгивал этот шкет, сплёвывающий сквозь недавно выбитые зубы и требовавший гривенник. Был у жертвы гривенник или нет - на дальнейший ход событий это влияло мало. Следом за шкетом выкатывал главарь банды, за ним - остальные подпевалы. Пока атакованный рассказывал, что у него нет денег, шкет подкатывал сзади ему под ноги, и тот, получив толчок от главаря, летел навзничь. Всё заканчивалось выворачиванием карманов и пинком на прощание.
Природные инстинкты никуда не деваются, и при первом запахе наживы страны-шакалы также сбиваются в стаю и вспоминают свои бандитские навыки. В Киеве добровольно и даже с каким-то удовольствием выбрали роль наглого табаки. Однако, получив по морде, шкет тут же теряет задор и кричит на всю Марьину Рощу, что его убивают. Из придорожных кустов, как бы на этот крик, сбегаются всякие французы, немцы и прочие итальянцы, чтобы пошарить по карманам очередной жертвы. За ними, шаркающей походкой выходит американский ширхан и пробует русского на слабо. Следует демонстрация привычного набора, доселе безотказного, - резкий замах рукой, а вместо удара - косая улыбка, оценивающий взгляд и почёсывание затылка.
Шакалы помогают шкету встать на ноги и требуют "наказать агрессора". Они апеллируют ко всей Марьиной Роще и принятым в ней правилам. "Он первым напал! - кричат они, - у нас так не принято!" На шум из бараков никто не выходит, разве что где-то захлопнется форточка, и за занавеской спрячется бледное лицо.
Увидев, что противник неробкого десятка и спокойно надевает свинцовый кастет, "Ширхан" мигает шкету зайти с тыла, а сам проводит несколько коротких совещаний со своими подпевалами. Англичане достают старую заточку, отлично сработавшую в Китае, Индии, Ираке, Афганистане и ещё сотне стран, и ловко ковыряют ею в зубах, немцы и прочие французы начинают засучивать рукава и рвать (друг у друга) на груди рубахи. Русский расставляет ноги пошире и высматривает, с какой стороны удобнее двинуть по ширхановой роже. Владелец оной тут же ловит этот особенный русский взгляд. Шкет выплёвывает предпоследний зуб и в раздумии чешет подмышку под зелёной майкой. До него начинает доходить, что дело может не выгореть, и всё кончится его палёной шкурой. "Дайте мне нож, я перережу ему глотку!" - кричит он в деланной истерике. Английский шакал начинает процедуру согласования передачи ножа нечлену НАТО. Французы печатают в Ле Фигаро статью, призывающую англичан скорее передать нож: "Заставлять драться нашего младшего шакала со связанными руками против целого русского - это бесчеловечно!" Лондонская Таймс отвечает статьёй, что таскать у русских каштаны для французов в одиночку они не нанимались. Немцы решительно заявляют, что они будут и дальше со всей решимостью поддерживать решительную борьбу самостийного шкета.
Тем временем, западные и большая часть северных бараков безуспешно (клопы!) пытаются собрать на междубарачной конференции о полном запрете русским свинцовых кастетов южные и восточные бараки. Те отвечают на чистом китайском языке и предлагают быстрее построить шёлковый путь.
Продолжение следует, скорее всего