Убийство Хемингуэя
Основной массив этого текста был написан в 2016 году и сразу помещён под замок. Некоторые ключевые участники ещё были живы, и у них были очень длинные руки. Причастность других ещё была под вопросом. Один из ключевых проводников версии "сумасшествия Хемингуэя", А.Е. Хотчнер, позиционировавшийся как личный биограф Э. Хемингуэя умер только в 2020 году, прожив 100 лет, причём, прожив их совсем неплохо и заработав кучу денег на многочисленных переизданиях своих книг о 14 последних годах Хемингуэя. Именно версия Хотчнера о "самоубийстве" Хемингуэя стала главной и основополагающим объяснением "самоубийства" самого знаменитого американца, только что получившего Нобелевскую премию. Представить причины такого "самоубийства" людям с трезвым рассудком было невозможно, но в дело включились "информированные" профессионалы. Версии убийства и доведения до самоубийства постепенно были оттеснены на далекий задний план, а периодически появлявшиеся альтернативные мнения сразу отмечались, как "конспирологичексие". Итак, текст 2016 года с цитатами из разных (но исключительно американских) источников, очень осторожно приближающихся к опасным выводам.
2 июля 1961 года, писатель, которого многие критики называли величайшим писателем этого века, человек, чья жажда жизни и приключений была так же велика, как его гений, лауреат Нобелевсой и Пулитцеровской премий, солдат удачи с домом в Пилозубых горах Айдахо, где он охотился зимой, с апартаментами в Нью-Йорке, со специально оборудованной для рыбной ловли в Гольфстриме яхтой, зарезервированными апартаментами в парижской "Рице и венецианской "Гритти", с крепким браком, без серьёзного физического заболеавания, с верными друзьми по всему миру -- в этот июльский день, этот мужчина, которому завидовали остальные мужчины, приставил к своей голове ружьё и совершил самоубийство.
Как это могло случиться?
Почему?
А.Е. Хотчнер. Из предисловия к изданию 1966 года "Папа Хемингуэй".
"Я был его ближайшим другом в течение 14 лет, вплоть до того дня, когда он умер. Я знал всё о его жизни... но я не могу сказать вам почему... Это то, что я пытался - ничего не утаивать, и это максимально близко к ответу на вопрос Почему".
Биография Хотчнера "Папа Хемингуэй" издавалась много раз. В последних изданиях этих "Почему" и "это так близко к Почему" уже не было. Когда в 1955 вышло 1-е издание этого вопроса быть не могло, так как Хемингуэй был ещё жив. Не могли быть опубликованы и многие другие подробности его личной жизни, которыми Хотченер подводил читателей к ответу на вопрос "Почему" так близко, как он мог.*)
Среди домов и апартаментов, перечисленных Хотчнером, нет любимой кубинской виллы писателя "Финка Вихия". Это был любимый дом и сокровищница Хемингуэя, в котором он написал большинство своих книг, куда он приглашал самых близких друзей:
"Владения Хемингуэя были огорожены и состояли из 13 акров земли, засаженной цветами и овощами, пастбища с полдюжиной коров, фруктовых деревьев, заброшенного теннисного корта, большого плавательного бассейна и невысокого, выстроенного из когда-то белого известняка дома, понемногу разрушавшегося, но респектабельного. Восемнадцать видов манговых деревьев росли на длинном склоне от главных ворот до дома, который Эрнест называл "очаровательной развалиной". Прямо против дома росла огромная сейба, которую местные жители почитали за священную, связанную с колдовскими таинствами, орхидеи ниспадали с седого ствола, массивные корни взламывали облицованную кафелем террасу, разрушая дом изнутри. Но Эрнест был настолько привязан к этому дереву, что, несмотря на все творимые им разрушения, не разрешал рубить его корни. На близком расстоянии от главного дома стоял небольшой белый сборный домик для гостей. По другую сторону высилась новая белая трехэтажная квадратная башня с внешней винтовой лестницей.
Стены столовой и соседней - в 50 футов - гостиной главного дома были увешаны рогатыми головами животных, на кафельном полу были разложены хорошо выделанные шкуры. Мебель была старая, удобная, неприметная. На внутренней стороне парадной двери висела большая журнальная полка, которая принимала на себя лавину американской и другой периодики.
Большая библиотека за гостиной была забита книгами, полки с которыми высились до самого потолка.
Спальня Эрнеста, где он работал, также была завалена книгами. Всего в доме имелось больше 5 тысяч томов.
На стене над кроватью Эрнеста висела одна из его любимых картин, "Гитарист" Хуана Гриса. Еще один Грис, "Ферма" Миро, несколько картин Массона, Кле, Брака и портрет Эрнеста в юности кисти Уолдо Пирса были среди картин в гостиной и комнате Мэри".
Хемингуэй и Бамби.
В 1927 году Эрнест Хемингуэй написал сборник рассказов "Мужчины без женщин", а в следующем году по дороге из Европы в Америку он впервые попал на Кубу только чтобы пересесть с одного корабля на другой по дороге в Ки-Уэст. Ки-Уэст был одним из островов в Гольфстриме, где он подсел на ловлю барракуд, желтохвостов, тунцов и парусников. "Боже мой, что это за страна", - писал он и добавлял, - "Вива Америка!" В погоне за желтохвостом, он подплывал всё ближе и ближе к Кубе.
Это не Хемингуэй (слева), но это желтохвост (справа).
В следующем году Хемингуэй написал "Прощай, оружие", которая лидировала в нескольких списках бестселлеров. За романом Хемингуэя в этих списках шло "На западном фронете без перемен". В этом же году застрелился его отец, которого он "любил на самом деле".
В декабре 1939 года Эрнест Хемингуэй разошёлся со второй женой Паулиной Пфайфер и встречал Рождество уже на Кубе. В середине января 1940 года, когда его будущая третья жена Марта Геллхорн приехала к нему из Финляндии, где она работала военным корреспондентом, Хемингуэй дописывал 23-ю главу романа "По ком звонит колокол".
Работал он утром, а во второй половине дня играл в теннис с Мартой или в пелоту с баскскими лоялистами, бежавшими на Кубу от режима Франко. В то время на Кубе жило около 300 тысяч испанцев, среди которых было много как лоялистов, так и фалангистов. В июле 1940 года Хемингуэй повёз машинописную рукопись в Нью-Йорк к издателю Чарльзу Скрибнеру. В августе он снова в Гаване, откуда отправил первые гранки романа Скрибнеру. В сентябре Хемингуэй снова возвращается В США, чтобы сдать последние гранки и поохотиться на зайцев с Мартой, сыновьями Патриком и Грегори, Гарри Купером и его женой Рокки. В подарок себе и Марте на Рождество 1940 года Хемингуэй покупает на Кубе виллу Финка Виджиа за 12 500 долларов. К этому времени было продано 189 000 экземпляров романа "По ком звонит колокол", и Хемингуэй получил самый большой в своей жизни чек в 100 000 долларов.
Американские интербригадовцы встретили "По ком звонит колокол" враждебно. Левая "Дейли Уоркер" напечатала их письмо, которое обвиняло Хемингуэя в том, что он исказил роль Советского Союза и не не понял значения войны в Испании в свете успехов фашизма в 1940 году. Вкус писательской победы, к которой он шёл долгие годы, был отравлен его друзьями в самый сладкий миг, и этот "удар в спину" не будет последним.
В 1942 году по просьбе Спрюила Брейдена, посла США на Кубе, Эрнест Хемингуэй организовал контрразведывательную сеть по слежке за фалангистами, количество которых оценивалось от 15 до 30 тысяч. Сеть называлась "Фабрика негодяев", агентами были друзья Хемингуэя по гражданской войне в Испании.
В 1942 году директор ФБР Эдгар Гувер написал: "Любая информация, которую вы относите к ненадежности Эрнеста Хемингуэя, как информатора, должна быть скрытно доведена до сведения посла Брейдена".
В 1950 году Хемингуэй представил своим знакомым агента ФБР на Кубе Роберта Лидди как "гестаповца" и назвал ФБР Гувера "антилиберальным, профашистским и опасным, превращающимся в американское гестапо". В ретроспективе, оценка Хемингуэя была абсолютно надежной. Уотергейтский взломщик Гордон Лидди, который присоединился к ФБР в 1957 году, безусловно, является живым воплощением того, что ФБР Гувера было по существу и на самом деле "американским гестапо.", доказательством настолько ясным и неоспоримым, что не стоит даже делать других выводов или предположений. Всё, что нужно сделать, это цитировать Гордона Лидди. Обучение в ФБР развило убеждение Лидди, что он принадлежит к элитному корпусу агентов, в чьи обязанности входило спасение Америки от всех форм подрывной деятельности, действительных или воображаемых, а Эдгар Гувер - верховный диктатор, возглавивший войну службы национальной безопасности на Земле. По словам Гордона Лидди: "Как Адольф Гитлер был послан дер фюрером Третьего рейха, так и Эдгар Гувер был послан директором ФБР. Гордон Лидди стал штурмовиком Гувера и был готов сделать всё необходимое, чтобы удовлетворить своего дер фюрера. Действительно, дискуссии о ликвидации политических противников велись так же небрежно, как большинство людей говорят о погоде. Следующее повествование Лидии отражает зловещие сюжеты убийств, которые Эдгар Гувер были склонны принять:
"Я принял, как логическое и справедливое решение, что цель [Джек Андерсон] должен быть убит. Быстро. Моё предложение было получено с немедленным принятием, почти с облегчением, как будто они только и ждали кого-то еще, чтобы сказать им то, что на самом деле было у них на уме. Там, после продолжительного обсуждения путей и средств для наилучшего выполнения этой задачи. Хант [бывший агент ЦРУ, связанный с убийством Кеннеди], до сих пор очарованный возможностями LSD, спросил доктора Ханна [врача, уволившегося из ЦРУ и известного своими методами "нетрадиционного применения медицинских и химических знаний"] может ли массивная доза ЛСД вызвать такое нарушение двигательной функции, чтобы водитель автомобиля потерял контроль над ним и совершил аварию. [Как случай с автомобилем Кеннеди в Чаппакуиддике, когда, по словам Никсона, "это подорвало бы роль Кеннеди, как лидера оппозиции к политике администрации.]**
Лидди идет дальше, и говорит о всех видах различных способов убийства людей и о незаконных операциях ФБР, которые всегда были представлены так, чтобы создать впечатление, что ФБР не при чём. На самом деле Эдгар Гувер обычно уполномачивал такие виды преступной деятельности, как незаконное наблюдение, люстрацию почты, несанкционированное подслушивание, прослушивание телефонных разговоров, незаконные взломы и убийства. И всё это успешно прикрывалось с целью избежать обнаружения. Гордон Лидди является примером того, что убийство было конечным следствием одержимости Гувера контролировать определенную цель, и, как и вся незаконная деятельность ФБР, это делалось таким образом, чтобы "доказать" непричастность ФБР.
Дело Эрнеста Хемингуэя было достаточно ранним предупреждением, характеризовавшим убийственный потенциал ФБР Гувера, но оно был проигнорировано, и по крайней мере четыре десятилетия спустя мы всё ещё только начинаем осознавать значение управлемой Гувером тирании. Такие потенциальные убийцы, как Гордон Лидди, безусловно, должны уничтожить любые сомнения в том, что Эдгар Гувер культивировал и работал с убийцами. Гордон Лидди никогда не был привлечён к ответственности за убийство, но, как и Аль Капоне, который также был совершенен в искусстве сокрытия преступных операций, обвинения в убийстве следовали за ним так близко, что это представляется оправданным. По мнению вашингтонского адвоката Бернарда Фестенварда: "Гордон Лидди был достоверно связан с двумя отдельными предполагаемыми планами убийства во время его работы на главных помощников Никсона и еще одного фактического выполненного убийства во время его предыдущей службы в ФБР." 6 Когда Лидди стал членом клана Никсона, а тёплые отношения между Гувером и Никсоном в Белом Доме испортились, Лидди и его верные кубинские партнеры по преступлениям были ответственны за взломы в квартире Гувера, и "яд тион-фосфатной группы был помещен на личные предметы туалета Гувера."***
Говард Хант показал, что ему было приказано убить Андерсона с использованиемго яда, и хотя схема была отброшена, простой факт, что фанатики с наклонностью к совершению убийства по политическим мотивам имели доступ к таким дьявольским ресурсам, сам по себе возмутителен.
Невозможно реально оценить реальное содержание отношений между Гувером и Хемингуэем, не учитывая последствия зловещего масштаба ФБР Гувера. Существует на самом деле огромная зияющая пустота в исторической записи, так как обман, отрицание, мошенничество и уклонение от овета слишком часто даёт возможность прикрыть спонсорскую роль Гувера в преступлении. Более того, общая тенденция игнорировать значимость свирепого, крестового похода Гувера против Хемингуэя, конечно, снижает перспективу восстановления неуловимой истины. Оглядываясь назад, нельзя игнорировать тот факт, что крайняя враждебность между Гувером и Хемингуэем прочертили чётко определённые линии битвы с предсказуемыми человеческими жертвами. В частности, Хемингуэй презирал и выступал против гонений в стиле Маккарти, которые Гувер тайно поддерживал, критиковал практику использования ФБР по преследованию американских граждан без обоснования.
Недовольство преследованиями ФБР Гувера возникло еще в 1954 году, когда агенты ФБР, очевидно, следили за Хемингуэем, куда бы он ни пошел. Напомним, что за Фрэнком Уилкинсоном, с относительно неясными целями, вели слежку целых восемь агентов ФБР. Всемирно зарекомендовавший автора, как Хемингуэй, был постоянной жертвой столь же возмутительной степени необоснованного, незаконного наблюдения. Но несмотря на то, что он был мишенью тайных, незаконных операций, Хемингуэй не мог обратиться к правосудию и мог сделать очень мало, кроме как дразнить "навязчивых, настойчивых мужчин из ФБР, который пытаясь выглядеть приятными и средними, молодыми американцами, выделялись так же ясно, как если бы они носили через плечо ленту бюро". Гувер использовал ФБР, как прикрытие, чтобы шпионить за Хемингуэем, и незаметно агенты, просто следовавшие относительно безвредной инструкции, в конечном счете, содействовали и помогали такому убийце, как Эдгар Гувер. Очевидно, агенты ФБР взяли Хемингуэя под наблюдение, чтобы разработать уничижительный профиль, представляющий его пьяницей, лжецом и коммунистом, и в конечном счете объявить его сумасшедшим, чтобы оправдать его предполагаемое самоубийство. Клеветнические кампании ФБР против Хемингуэя были чрезвычайно скрытны, потому что Гувер боялся противостоять ему открыто, а скрытно продвигать предположение, что Хемингуэй был параноиком, ему было легко. Как, к примеру, может Хемингуэй убедительно утверждать, что ФБР Гувера было американским гестапо, когда ФБР публично не демонстрируют никакого интереса к нему? В конечном счете, это не тайна, что Гувер поддерживал и предоставил возможность продвигать утверждение, что Хемингуэй был параноиком с неустойчивой психикой, когда на самом деле он был более разумным и более восприимчивым, чем большинство населения. Апогеем было утверждение, что Хемингуэй покончил с собой, но оно лишь характеризует общее невежество. Гувер провел более десяти лет пытаясь убедить всех, кто будет слушать, что Хемингуэй был ненадежен, и это был только вопрос времени, когда его безжалостные, незаконные вторжения уничтожат Хемингуэя. Совершив непростительный грех оспаривания непреложной репутации ФБР, Хемингуэй был явно приоритетом целевого объекта, который всегда был в тени ФБР до того дня, когда он был убит или, как гласил официальный документ, "покончил с собой".
В конце 1960 года, когда Хемингуэй прибыл в Нью-Йорк, оставив Кубу в последний раз, Хемингуэй сказал своей жене Мэри: "Они на хвосте у меня уже здесь ... Кто-то ждет там." Слежка ФБР Гувера беспокоила его настолько глубоко, что он даже не хотел выходить из своей маленькой квартиры. Жена Хемингуэя отбросила его законные интересы и развивала убеждение, что он был "потерян". Как ни странно, тот факт, что Хемингуэй был достаточно проницателен, чтобы бросить вызов необоснованному наблюдению ФБР, побудили утверждение о том, что он страдал манией преследования и паранойей. Но люди, утверждали, что Хемингуэй был нестабильным, в конечном итоге были введены в заблуждение. ФБР Гувера в Нью-Йорке, следившее за так называемыми коммунистическими диверсантами и видными врагами, стало следить за Хемингуэем, а ретивые агенты ФБР стали процветать на возможности удовлетворить параноидальную ненависть Директора к общественному и литературному врагу номер один. Самый глубокий и самый тревожный страх Хемингуэя относительно ФБР был хорошо обоснован, но он постоянно был клеймен как параноик, и когда он подвергался этому преследованию, это было по существу правдой.
Даже его жена и его так называемый друг Хотчнер, который назвал его параноидальным просто за то, что он видел очевидное, случайно помогли Гуверу преследовать Хемингуэя. Преисполненные решимости "доказать" неуравновешенность, паранойю и бред Хемингуэя, они предоставили возможность эксплуатировать невежество тех, кто не признавал угрозу от ФБР Гувера. Мэри и Хотчнер, конечно же, проявили феноменальное невежество, сформировавшее их легкомысленные выводы:
и Мэри и Хотчнер заявляли, что Хемингуэй внушил себе, чтов Кетчуме и в клинике Майо за ним следят и шпионят агенты ФБР, и что ни один вид аргументов или доказательств не может изменить его мнение или облегчить его иррациональный, но весьма ужасающий страх. Мэри и Хотчнер думали, что его страх ФБР означал потерю связи с реальностью и движением к психическому расстройству, что было музыкой для ушей Гувера.
Хемингуэй, за которым неизменно следило ФБР Гувера, был посмертно оправдан. Хемингуэй не был параноиком. Хотчнер и Мария были невежественны.
В 1960 году, страдая от высокого кровяного давления, заболеваний печени и почек и гемохроматоза, редкой, хронической формой диабета, Хемингуэй искал медицинское лечение, чтобы облегчить его физические недуги. Хемингуэй не был, как это часто считают, психиатрическим пациентом. Страдая от болезни печени с 1937 года, Хемингуэй отказался пить по совету своего врача, но к 1960 году его ухудшение состояния побудило необходимость дальнейшего оказания ему медицинской помощи. Так, 30 ноября 1960 года, Хемингуэй поступил в клинику Майо и надеялся вернуться домой к Рождеству. Зная, что ФБР следит за каждым движением, что он и делало, Хемингуэй пытался лечь в клинику Майо под вымышленным именем, чтобы сохранить его визиты в Mayo в тайне, но, несмотря на выраженное желание Хемингуэя, доктор Рим, психиатр в клинике Майо, нарушил право Хемингуэя на частную жизнь. ФБР внимательно следило за лечением Хемингуэя в клинике Mayo и "в письме от специального агента в Миннеаполисе Дж Эдгару Гуверу от 13 января 1960 сообщается, что Хемингуэй тайно лег в клинику Mayo и ФБР зналоьо его лечении." "ФБР, на самом деле, отслеживает Хемингуэя в стенах клиники Майо и обсудило его дело со своим психиатром." Доктор Рим, очевидно, больше сотрудничал с ФБР Гувера, а не занимался проблемами Эрнеста Хемингуэя. Это прямое, неэтичное нарушение прав Хемингуэя и его выраженного пожелания непосредственно отвечает за его убийство. В клинике Mayo, вместо лечения физических недугов, Хемингуэю был дан ряд поражений электрическим током в мозг. Электро-судорожная терапия была самым известным для лечения безнадежных пациентов психиатрических больниц, это не лекарство от болезни печени. Это было, прежде всего, экстремальным, незаконным, извращенным усилием для того, чтобы побудить упорного нонконформиста стать послушным и пассивным приверженцем ФБР, чего добивался Гувер.
До шоковой терапии в Майо, Хемингуэй никогда не пытался покончить с собой и никогда не искал и не проходил психиатрическое лечение. Кроме того, нет никаких убедительных доказательств того, что ему требовалось лечение, тем более такое вредное и спорное, как шоковая терапия. Когда такие медицинские эксперты, как доктор Бонни Бэрстоу, ярый критик электрошоковой терапии, описывает лечение, это звучит, как если бы вся процедура была инструментом модификации идеального поведения, к обладанию чем всю жизнь стремится гувер. Вот что говорит доктор Бэрстоу:
"Почему я против шоковой терапии ... Начнем с того, потому что она, по сути, повреждает мозг. Чтобы понять это, важно знать, как работает лечение. Лечение шоком заключается в том, что достаточное количество электричества проходит через мозг, приводя к гибели клеток. Это то, что он делает; это всё, что он делает. Повреждение головного мозга, чтобы быть ясным, не является побочным эффектом лечения шока. Это основной эффект.
Кроме того, нет абсолютно никаких достоверных доказательств того, чтобы хотя бы отдаленно предположить, что Хемингуэй когда-нибудь мог согласиться на такой радикальный метод лечения. Наоборот, его на протяжении всей жизни насмешки над психиатрами в сочетании с его утверждением, что его аналитиком была "портативная Corona № 3"****, наводит на мысль о том, что лечение, которое он получил в клинике Майо, являлось противоположным тому, во что Хемингуэй верил, было таким же неправильным и неэтичным, как приставить пистолет к его голове и нажать на курок. Если Хемингуэй сотрудничал с доктором Римом, то это, вероятно, потому, что, как указал Энтони Берджесс, доктор Рим "был психиатр, но не представлялся психиатром".
Оглядываясь назад, факт, что Эдгар Гувер использовал авторитет ФБР и поведенческие разработки, для управления такими людьми, как Хемингуэй, вовсе не удивителен. Учитывая параноидальные и навязчивые идеи Гувера, нет оснований не предполагать, что существует полный шкаф спорных случаев" самоубийств", отражающих тенденцию Гувера использовать влияние его "непогрешимого" ФБР, чтобы заручиться услугами ничего не подозревающих или симпатических профессионалов, в его частной, тайной войне против домашних "диверсантов". Двумя наиболее известными случаями, которые, очевидно, отражают спонсированную Гувером подтасовку, являются доктор Рим, лечивший Хемингуэя, и доктор Гринсон, к которому обращалась Мэрилин Монро. Гувер, по существу, культивировал необычайную способность "диктовать индивидуальную вменяемость" и это, очевидно, опьяняло Гувера ощущением, что его власть была абсолютно божественной. Когда Мартин Лютер Кинг-младший стал его приоритетной целью, ФБР Гувера стремилось побудить его к совершению самоубийства. Подталкивание к самоубийству путем содействия убеждению, что чемпион гражданских прав был развращенным и психически неуравновешенным, по-видимому, даёт понимание того, что для ФБР Гувера представлялось возможным подсказывать "самоубийство" Хемингуэя. Дикая попытка спровоцировать "самоубийство" Кинга должно быть связана с предыдущими спровоцированными Гувером "самоубийствами", такими, как Хемингуэя, поскольку, как изолированный случай, она просто не имеет смысла. Но если Гувер сделал так, что Хемингуэй убил себя, почему он не мог попытаться сделать то же самое с Кингом? В конечном счете, недостающим компонент в попытке вызвать самоубийство Кинга оказался "политически надежный". доктор, которого можно было бы уломать для манипулирования Кингом и поддерживания уровня секретности, трубуемого Гувером. Действительно, без д-ра Рима Гуверу было бы невозможно предложить "самоубийство" Хемингуэя, потому что он не смог бы использовать влияние «поведенческих разработок» в постоянном стремлении «доказать», что Хемингуэй был безумен. Кооперация, чрезвычайно скрытные отношения между доктором Римом и ФБР Гувера, в конечном счете, определили то, что Хемингуэй был признан безнадежно безумным. Это стало возможным при условии, что д-р Рим обрабатывал мозг Хемингуэя электрическими токами, пока он спал, и при условии секретности, гарантированной Эдгаром Гувером. Оглядываясь назад, аура секретности, окружавшая лечение Хемингуэя отвратительна. Доктор Рим, удобно ссылаясь на врачебную тайну, отказывался говорить о лечении, но ему, видимо, вполне комфортно было говорить о Хемингуэе с ФБР Гувера. Нарушенив доверие Хемингуэя при сотрудничестве с ФБР Гувера, доктор Рим продемонстрировал бесстыдную наглость, прикрываясь врачебной тайной: "Я сделал это практикой никогда не раскрывать какие-либо из моих контактов с г-ном Хемингуэем, потому что я дал ему слово, когда он был моим пациентом." Всё это звучит очень этично, но в данных обстоятельствах организованное прикрытие является единственным рациональным объяснением чрезвычайной секретности. Психиатр Ялом сделал тщетное усилие по раскрытию правды:
"Я попытался взять интервью у Говарда Рима, психиатра, к которому обращался Хемингуэй в своей последней депрессии, но он сообщил мне, с пальцем через рот, что перед обработкой Хемингуэя он был вынужден обещать, что его губы будут навсегда закрыты".
Как удобно. Убийство всемирно знаменитого гения, а у доктора Рима "губы были запечатаны". Даже другу Хемингуэя, Уинстону Хосту, было отказано в доступе к Хемингуэю. По словам Хоста:
"Я знал, что он лег в больницу, но я был очень наивным; я не знал, как плох он был. Я никогда не забуду, что выяснив, кто был главным психиатром в больнице, и я позвонил ему и сказал, что я хотел бы поговорить с Эрнестом. Я сказал ему, кто я. Врач сказал практически "Вы с ума сошли? Вы с ума сошли? Вы не можете поговорить с ним вообще." И тогда я догадался, что он должен быть серьезно болен, психически болен. И я никогда не видел его снова после этого."
Г-н Хост иллюстрирует легкость, в которой предположение, что Хемингуэй был безумен оказалось, без уважительной причины или заключения авторитетного органа, как ни в чем не бывало, принятым. Более скрупулезный анализ, предложенный автором Джеффри Мейерсом, эффективно оспаривает достоверность ошибочного утверждения, что Хемингуэй был безумен, и подчеркивает простой факт, что Хемингуэй был по существу убит шоковой терапией:
"Для некоторых людей, да [шоковая терапия является эффективным способом лечения]. Но когда она не сработала с Хемингуэем в первый раз, они пытались во второй раз. И когда это не сработало во второй раз, они пытались это в третий раз. Рим должен был получить картину, что с этим пациентом это не работает. Для него это было единственным способом сделать всё. Если бы кто-то пришёл к Риму с раком или с похмелья, он бы, вероятно, получил лечение шоком.
Когда автор Денис Брайан спросил доктора Рима, что же может оправдать повторное лечение шоковой терапией, тот предсказуемо сказал: "Если вы не знаете обо всём, что у него было ... Но я предпочитаю не говорить об этом."
Говоря обо "всём, что у него было", Эрнест Хемингуэй был одержим невероятной страстью к жизни. Из-за этого он даже бросил пить. На самом деле, на протяжении всей своей жизни, он неоднократно приравнивал акт совершения самоубийства к трусости, и придётся напрячь всё воображение, для предположения, что Хемингуэй был трусом. Действительно, сама мысль о том, что он воспринимал самоубийство как трусливый акт, была отражена Хемингуэем в 1935 году, он явно обнажил однозначный, "крестовый поход" против самоубийства, когда он писал:
"Мой отец был трусом. Он застрелился без необходимости. По крайней мере, я так и думал. Я прошёл через это сам, пока я не понял это в моей голове."
Приравняв акт самоубийства к трусости, Хемингуэй был эффективно застрахован. Окончание "Прощай, оружие", переписанное семьдесят раз, отражает общую философию Хемингуэя:
"У него была самая глубокая храбрость, которую я когда-либо имел привилегию видеть ... Он испытывал боль, плохое здоровье и такой вид нищеты, что невозможно поповерить. И он никогда не шел на компромисс. Он никогда не выбирал более лёгкий путь, чем тот, который он застолбил для себя. Это требует мужества."
В конечном счете, утверждение, что Хемингуэй покончил с собой - явный абсурд. Хемингуэй был фактически последним человеком в мире, которого достоверно можно было назвать самоубийцей. Даже отчаяние, которое обычно используется для оправдания самоубийства, было препятствием, которое мотивировало Хемингуэя стремиться стать лучшее, что он мог бы быть. В письме к Скотт Фицджеральду в 1934 году Хемингуэй по существу раскрыл мотивацию, которая сделала его великим писателем и маловероятным самоубийцей:
"Мы все суки с самого начала, и тебе должно быть особенно больно, как ад, прежде чем ты сможешь писать серьезно. Но когда тебе больно ты проклят использовать это. Не обмани это. Будь верен этому, как ученому."
Отчаяние никогда не был серьезным препятствием, это на самом деле то, что заставило Хемингуэя взяться за перо. Живя своей работой, Хемингуэй сохранил свою способность жить и писать, пока он не стал жертвой шоковой терапии. Это стало совершенно очевидно, в феврале 1961 года, [после лечения шоковой терапии], когда Хемингуэй попытался написать несколько слов в честь недавно вступившего в должность президента Джона Ф. Кеннеди. В предыдущий месяц он получил приглашение принять участие в церемонии инаугурации Кеннеди, но он был слишком болен, чтобы присутствовать. И поэтому он продолжал попытки написать всего несколько слов, чтобы поблагодарить нового президента за приглашение. Часы работы истекали, а документ был по-прежнему пуст. Эдгар Гувер, наконец, уничтожил способность Хемингуэя думать и писать. Всего несколько слов, любой из школьников, одаренный или нет, мог бы написать всего несколько слов. Хемингуэй, литературный гений, отец "Прощай, оружие" и "По ком звонит колокол" не мог написать несколько слов. Хемингуэй был мертв
*) Учитесь, будущие борцы с "конспирологами". Берёшь очевидный вопрос, на который невозможно найти адекватный ответ, и задаёшь его сам, да ещё в нескольких миллионах напечатанных экземпляров. Зачем, спрашивается, любимому мужу и отцу, знаменитому писателю, Нобелевскому лауреату, богатейшему и успешному профессионалу, окружённому любовью бесчисленных знаменитых друзей и не менее знаменитых подруг, неутомимому любителю охоты, рыбалки, боёв с быками, и прочая, и прочая... убивать себя в 61 год?
И потом, на протяжении нескольких сотен страниц, постепенно и неотвратимо подводишь миллионы читателей, и заметьте, за их счёт (ну, м.б. немножко за счёт ФБР), к мысли, что иначе и быть не могло, что версия очевидно поверхностного следствия о самоубийстве есть единственная верная версия, и сомневаться в ней могут только идиоты и конспирологи, что практически одно и то же.
Весьма обезоруживающая и действенная тактика, берите её на вооружение, начинающие антиконспирологи. И если, вдруг, ваши истинные наниматели будут вынуждены опубликовать неудобные для вас факты, то и в этом случае вы всегда найдёте выход. Ведь к этому времени миллионам одураченных вами людей будет совершенно невозможно признать себя глупцами. Ваша ложь станет общепризнанной истиной, и никто не сможет вас засудить или причинить вам какие-нибудь существенные неудобства. Живите до ста лет и встречайте почтенную старость в окружении всеобщего уважения.
**) "Доктор Ганн подтвердил своё негативное отношение к использованию LSD. Поскольку LSD всасывается через кожу, а наша гипотетическая цель может быть в перчатках из-за зимнего холода, или же машину поведёт шофёр, его использование, наконец, было отклонено, хотя на предложение Ханта доктор Ганн отметил успешное использование этого метода за границей. Это помогает поймать движущийся автомобиль цели в резком повороте или на крутой кривой, с ударом другим автомобилем по задней четверти его внешней стороны. И если, по словам доктора Ганна, угол удара и относительные скорости двух автомобилей будут правильно рассчитаны, автомобиль цели перевернётся и, как правило, сгорит".
***) "Яд, вызывающий фатальные сердечные приступы".
****) Пишущая машинка фирмы Smith Corona Marchant.