Эрнст Иосифович, вы прекрасно выглядите для своих семидесяти лет*. Человеку непосвященному ни за что не догадаться, что вы инвалид Отечественной войны, что у вас были тяжелые ранения - вплоть до перелома позвоночника... Это потому, что у вас сильные гены? - Мне повезло, что во мне есть и русская, и татарская кровь, хотя я и еврей. Я, как и Ельцин, уралец. Дед мой был купцом на Урале, отец - белым офицером, адъютантом у Антонова. Один мой дядя служил у Колчака, другой - у Деникина. Когда пришли красные, они решили моих деда и отца расстрелять. Но бабка вспомнила, что при прежнем режиме дед тайно печатал в своей типографии коммунистические брошюры. Она тогда нашла бумаги, которые это подтверждали, и отнесла «товарищам». Те расстрел отменили. Что вы думаете теперь про дедушку, который помогал большевикам? - Думаю, что дурак он был... Мой отец после гражданской спрятался в Сибири, выучился на врача и стал хорошим специалистом. До последних дней - а прожил он восемьдесят четыре года - это был очень деятельный и сильный человек. Ничто не могло его сломить - ни поражение белых, ни те опасности, которым он как офицер подвергался при коммунистах. Он был верен себе и оставался настоящим джентльменом, несмотря на все хамство окружения. Отец переодевался к обеду, повязывал галстук, ел вилкой и ножом даже тогда, когда весь обед состоял из кусочка хлеба, поджаренного на каком-то подозрительном масле.
«Я перевел уголовную энергию в интеллектуальное русло» - У меня буйный, необузданный темперамент. Когда я был мальчишкой, меня не звали драться стенка на стенку - но вызывали, когда били наших. Я бежал, схватив цепь или дубину, а однажды и вовсе пистолет, - устремлялся убивать. Я был свиреп, как испанский идальго. Но мне удалось перевести мою уголовную, блатную сущность и энергию в интеллектуальное русло. Если бы Пикассо или Сикейросу не дали проявить себя в искусстве, они бы стали самыми страшными террористами. Я знаю, что говорю, я ведь был с ними знаком. В юные годы - мне было лет четырнадцать - я начитался книг про великих людей и задался вопросом: как в этом циничном мире может выжить человек с романтическим сознанием? Я тогда решил на себе проверить, что может сделать человек, который отверг законы социума и живет по своим правилам. Солженицын поставил социальную задачу, а я - личную. Мой лозунг - «ничего или все». Или я живу так, как хочу, или пусть меня убьют. Не уступать: никому - ничего - никогда! Я столько раз должен был умереть... Я и умирал; в жизни было столько ситуаций, из которых невозможно было выйти живым, я в те ситуации попадал потому, что ни от чего не прятался, - но какая-то сила меня хранила и спасла. Я удивляюсь, что дожил до своих лет. Так чем же я взял? Смею вас заверить - абсолютным безумием (мне показалось, что этот термин маэстро употребляет вместо слова «гений». - Прим. авт.) и работоспособностью.
Та большая война У вас наколки на руке по вашему рисунку? - Нет, рисунок не мой. Я был десантником, и все мы бабочек кололи, чтоб порхать. Бабочек и цветочки. А вот синее пятно - видишь? Тут был выколот номер войсковой части, то есть это было разглашение военной тайны, - так что начальство приказало заколоть... Эти наколки, конечно, глупость. Мы были мальчишки... Я приписал себе год и в семнадцать лет уже кончал военное училище, это был ускоренный выпуск. На фронт! Но, не доехав до фронта, младший лейтенант попал под трибунал. За убийство офицера Красной Армии, который изнасиловал его девушку. Я в войну шестьдесят два дня сидел приговоренный к расстрелу. Жопу подтирали пальцем, бумага ж была в дефиците, а я сказал - давайте сделаем карты. Сделали! И шестьдесят два дня сидели играли в карты. В буру и в стос. И только благодаря этому не сошли с ума. Его не расстреляли - сочли, что это слишком расточительно. Всего только разжаловали в рядовые и отправили в штрафбат**. Вы не жалеете, что так вышло? А если б можно было переиграть? - Была б возможность убить его еще раз, я убил бы его снова...Ты вообще знаешь, что такое смелость? Смелость - это юность, это уверенность: «Мы не умрем». Это какая-то генетическая, блядь, ошибка, и от нее - мысль про бессмертие. Это болезнь! И щас я физической смерти не боюсь. Я боюсь одного: недосовершиться. На фронте мне сломали позвоночник, выбили три межпозвоночных диска, три года после войны я мог ходить только на костылях - были страшные боли, я от боли даже стал заикаться. Боль утихала только от морфия. Чтоб отучить меня от наркотика, мой папа, врач, прописал мне спирт. Я стал пить. Уж лучше спирт...
Вы приезжаете в Россию из Америки по делам - строить монументы... - Я много сделал, но очень мало из этого - на исторической родине. А хочется строить в России. У меня в планах - построить и отчасти профинансировать такие памятники: Сахарову, Высоцкому, Тарковскому, маршалу Жукову. Надеюсь в Петербурге поставить композицию «Кресты», напротив входа в тюрьму, и там же памятник Ахматовой. Буду строить в Ашхабаде, мы уже договорились с Ниязовым. Про Элисту я уже говорил... Очень хочется в Москве поставить монумент «Древо жизни» - это моя главная работа***. Вообще в России мало моих работ. Вот в Швеции есть мой музей, в России - нет. Не знаю... - Он замолкает. И про-должает после паузы: - Очень медленно движутся памятники жертвам утопического сознания!
*) 9 апреля 2017 года Эрнсту Иосифовичу исполнилось бы 92 года. **) На официальном сайте Неизвестного не говорится о том, что он был в штрафбате. Там указано, что он вышел в отставку офицером воздушного десанта. Согласно же наградному листу, он воевал в чине гвардии младшего лейтенанта в 206 гвардейском стрелковом полку 86-й гвардейской стрелковой дивизии 46-й армии 2-го Украинского фронта (также входила в состав 5-й ударной армии 4-го Украинского фронта). Принимал участие во многих боевых операциях, в том числе в штурме Будапешта. Мой отец, Алексей Иванович, воевал там же, в другом штрафбате. И так же, как он, был награждён орденом Красной Звезды, только вместо ордена Красного Знамени, к которому был представлен, а Неизвестный - вместо ордена Отечественной Войны второй степени. Это косвенно подтверждает, что Неизвестный был штрафбатовцем, так как им, как правило, снижали награды. И дивизия отца после Венгрии тоже воевала в Австрии, а потом пешим походом во главе с командиром вернулась на родину. ***) Подарена Москве, после торжественного открытия с Чубайсом и Церетели её уткнули в потолок при реконструкции перехода "Багратион", чтобы поместился ресторан 1001 ночь - сказка Востока.