Печаль моя светла
Это опять про наш новый дом.
В нашем штате, да еще в часе езды от Бостона, да еще в 15 минутах от горнолыжного курорта, купить дешевый дом, в который можно въехать и жить без срочного немедленного ремонта - нельзя. От слова совсем. Мы видели дома нашего ценового диапазона - это все можно отремонтировать, перестроить, но там нельзя жить прямо сейчас. А в нашем кукольном домике можно. Даже занавески кружевные на окнах.
Мы постепенно обживаемся и начинаем слышать историю этого домика (а ему больше 100 лет). Но далеко мы не заглядываем. Петька (мой очень рукастый муж) разбирается, как все в доме устроено, злится и восхищается. Мы купили дом у бабушки ( продавцы называли ее Grandma). Петька говорит, что, видимо, у бабушки был дедушка, и дом продали после его смерти. Семья была небогатой, аккуратной, жили они в доме много лет. Неизвестный нам дедушка усовершенствовал и чинил дом в меру его скромных доходов, умения и упорства. Какие-то решения восхищают. Душ на втором этаже сконструирован в стиле журнала «наука и жизнь», из обрезков трубок, старой раковины и народной смекалки.
Одновременно - менять надо все. Можно ничего не менять и жить как есть. А дом при этом живой, он кряхтит, он привыкает к нам, а мы к нему. И нужно быть чуткими, починить, а не ломать.
Я не могу избавиться от романтической истории, которую Петя или придумал, или озвучил. Жили-были дед и баба. Жили они в маленькой избушке, бабка варила кашу и держала избушку в порядке, а дедушка чинил избушку, чистил снег и очень любил бабушку и свой дом. Сохранились его инструменты, он ухаживал за печкой.
Когда-то в Малаховке у меня были такие бабушка и дедушка. Потом дедушка умер, а бабушка одна с домом справиться не могла. И сейчас у меня сентиментально-ностальгическое чувство. И мне нравится думать об этой семье и придумывать их историю.
В нашем штате, да еще в часе езды от Бостона, да еще в 15 минутах от горнолыжного курорта, купить дешевый дом, в который можно въехать и жить без срочного немедленного ремонта - нельзя. От слова совсем. Мы видели дома нашего ценового диапазона - это все можно отремонтировать, перестроить, но там нельзя жить прямо сейчас. А в нашем кукольном домике можно. Даже занавески кружевные на окнах.
Мы постепенно обживаемся и начинаем слышать историю этого домика (а ему больше 100 лет). Но далеко мы не заглядываем. Петька (мой очень рукастый муж) разбирается, как все в доме устроено, злится и восхищается. Мы купили дом у бабушки ( продавцы называли ее Grandma). Петька говорит, что, видимо, у бабушки был дедушка, и дом продали после его смерти. Семья была небогатой, аккуратной, жили они в доме много лет. Неизвестный нам дедушка усовершенствовал и чинил дом в меру его скромных доходов, умения и упорства. Какие-то решения восхищают. Душ на втором этаже сконструирован в стиле журнала «наука и жизнь», из обрезков трубок, старой раковины и народной смекалки.
Одновременно - менять надо все. Можно ничего не менять и жить как есть. А дом при этом живой, он кряхтит, он привыкает к нам, а мы к нему. И нужно быть чуткими, починить, а не ломать.
Я не могу избавиться от романтической истории, которую Петя или придумал, или озвучил. Жили-были дед и баба. Жили они в маленькой избушке, бабка варила кашу и держала избушку в порядке, а дедушка чинил избушку, чистил снег и очень любил бабушку и свой дом. Сохранились его инструменты, он ухаживал за печкой.
Когда-то в Малаховке у меня были такие бабушка и дедушка. Потом дедушка умер, а бабушка одна с домом справиться не могла. И сейчас у меня сентиментально-ностальгическое чувство. И мне нравится думать об этой семье и придумывать их историю.