про мальчика попрошайку
Весь интернет переполнен исторями про мальчика, которого за попрошайничество под "Гамлета" замели менты на Арбате. Про мальчика я ничего не знаю, а вот "знаю я это отделение милиции"! Потому что меня туда забирали в 1988 году ( ну да, я - динозавр). И именно за попрошайничество. Старая байка - почти что новая:
Сколько раз я ездила в Россию за последние 15 лет, с ментами не столкнулась ни разу, даже тогда, когда оно в общем того стоило - мы в дым пьяные катались по Звенигороду на старых Жигулях, причем я за была за рулем и снесла какие-то ворота. Видимо я ментов не привлекаю. А вот последнюю встречу с ними в 88 году, перед отъездом уже помню отлично. Был день Москвы и мы решили подработать денег уличными музыкантами. Поленов взял гитару и старую фетровую шляпу и мы втроем отправились на Арбат - он, я и друг наш Костя Станиславский (ну, правда!). Выбрали местечко, Поленов заиграл и запел, собрался народ, я бросила на асфальт шляпу, в нее полетела мелочь, тут нас и помели. За попрошайничество. И отвели в местное отделение, отобрали гитару, шляпу и собранные 70 копеек. Ментам было скучно, нам тоже. Один все рвался на гитаре поиграть, но я эти попытки пресекала. "Не трожь, - говорю, - вещдок, а то я начальству нажалуюсь!" Так мы с ними вяло переругивались, Костя уже начал рассказывать им истории из жизни замечательных людей, которых он знал превеликое множество и все с сексуальным оттенком. Подходит ко мне паренек, на вид молодой, росточка маленького и говорит шепотом: "Девушка, а девушка, а вы можете им сказать что я с вами был?" А мне что, жалко? И тут появляется начальство. Начать он решил с меня, как с самой голосистой и скандальной. Нахмурился важно и говорит: "Почему нарушаем?" "Чего, - говорю - нарушаем?" "Почему вы тунеядствуете, бродяжничаете и попрошайничаете?" Я ужасно возмутилась. «Я не работаю! Да я старший инженер! И прописка у меня вот - улица Алексея Толстого, здесь пять минут идти!» Начальник почесал репу. «А попрошайничаете зачем?» «Так платят мало!» Он начал свирепеть: «А я вот сейчас напишу письмо вам на работу, что вы медяки сшибаете!» «Пишите, - говорю, - может мне тогда зарплату прибавят, а то и правда, позор на весь коллектив! Старший инженер стоит с протянутой рукой!» Милицейский начальник решил сменить тему и указал на Костю ( Поленов в это время в уголке курил, он ментов не любил) «А это, - радостно пояснила я, - Константин Станиславский. Он тут рядышком живет, на Немировича-Данченко, в фамильной квартире. В особнячке-то дом-музей сделали. Хотите паспорт?» Начальник набрал воздуха и рявкнул «Все вон отсюда!» Попререкавшись для порядку и получив обратно гитару и фетровую шляпу (70 копеек зажали, сволочи), мы двинулись к выходу, и парнишка приблудный рядом со мной. Уже у выхода дежурный поднял на нас сонные глаза и спросил «А это кто?» «Он с нами» - ответила я. Дежурный махнул рукой, мы вышли. Мне показалось, что какой-то ветерок коснулся моего кармана, и незнакомый парнишка исчез. Не успели мы отойти и пяти шагов, сзади топот сапог. За нами несется все отделение в составе человек пяти с криком «Где он?» Мы изумились, а они, увидев, что нас всего трое аж завыли, как волки на Луну. Потом тот, что на гитаре хотел играть, объяснил, что это известный вор-карманник, они его два месяца ловили и вот сейчас поймали, сегодня, а он с нами ушел. Помочь мы им ничем не могли, и оставив ментов сокрушаться, двинулись к дому. Я осторожно сунула руку в карман и - обнаружила там двадцатипятирублевку. Отблагодарил меня воришка. Так что на бутылку в тот день мы себе все-таки заработали.
И все в этой истории - правда. С мелкими, но несущественными деталями. Фамилия Кости была не Станиславский, хотя он действительно был правнуком Станиславского и внуком Фалька. И прописан он был в квартире, которая досталась семье Станиславского после его смерти. Но ментов пугала не его прописка, а моя. Красивая фамилия Поленов на ментов не производила впечатления, а вот волшебное сочетание "улица Алексея Толстого" ( теперь Большая Спиридоньевка) приводило московских ментов в трепет и ступор. Это небольшая улица, от Никитских ворот до Садового колца, но на ней жили весьма неприятные люди : партийный секретарь Москвы Гришин, маршал Гречко, два дома аппарата ЦК. Когда менты видели в паспорте название улицы, пот, сочась из под фуражки, заливал им глаза, и номер дома они различить не могли. Они брали под козырек и начинали заикаться. Наш дом вовсе не был номенклатурным, случайно уцелелел, зажатый между Гришиным, Гречко, цековским домом, а сзади нас подпирал дом Суслова. Напротив Дом Приемов ( бывший особняк Саввы Морозова), на углу - дом-музей Горького - красивейший особняк Рябушинского. Во дворе - посольство Йемена, тоже редкой красоты здание, на крыше лев терзал дракона. Но менты боялись не Саввы Морозова, не Горького, и уж точно не Йемена. А Гришина, Гречко, и хуже того - серого, но всевластного аппарата ЦК. А я, молодая дурочка, наслаждалась торжеством Хлестакова над Городничим, наблюдая как они потеют и мучаются, а потом давала отмашку - "вольно". Мелкое, недостойное, но сладкое торжество - когда я в отделении милиции небрежно доставала паспорт.
Сколько раз я ездила в Россию за последние 15 лет, с ментами не столкнулась ни разу, даже тогда, когда оно в общем того стоило - мы в дым пьяные катались по Звенигороду на старых Жигулях, причем я за была за рулем и снесла какие-то ворота. Видимо я ментов не привлекаю. А вот последнюю встречу с ними в 88 году, перед отъездом уже помню отлично. Был день Москвы и мы решили подработать денег уличными музыкантами. Поленов взял гитару и старую фетровую шляпу и мы втроем отправились на Арбат - он, я и друг наш Костя Станиславский (ну, правда!). Выбрали местечко, Поленов заиграл и запел, собрался народ, я бросила на асфальт шляпу, в нее полетела мелочь, тут нас и помели. За попрошайничество. И отвели в местное отделение, отобрали гитару, шляпу и собранные 70 копеек. Ментам было скучно, нам тоже. Один все рвался на гитаре поиграть, но я эти попытки пресекала. "Не трожь, - говорю, - вещдок, а то я начальству нажалуюсь!" Так мы с ними вяло переругивались, Костя уже начал рассказывать им истории из жизни замечательных людей, которых он знал превеликое множество и все с сексуальным оттенком. Подходит ко мне паренек, на вид молодой, росточка маленького и говорит шепотом: "Девушка, а девушка, а вы можете им сказать что я с вами был?" А мне что, жалко? И тут появляется начальство. Начать он решил с меня, как с самой голосистой и скандальной. Нахмурился важно и говорит: "Почему нарушаем?" "Чего, - говорю - нарушаем?" "Почему вы тунеядствуете, бродяжничаете и попрошайничаете?" Я ужасно возмутилась. «Я не работаю! Да я старший инженер! И прописка у меня вот - улица Алексея Толстого, здесь пять минут идти!» Начальник почесал репу. «А попрошайничаете зачем?» «Так платят мало!» Он начал свирепеть: «А я вот сейчас напишу письмо вам на работу, что вы медяки сшибаете!» «Пишите, - говорю, - может мне тогда зарплату прибавят, а то и правда, позор на весь коллектив! Старший инженер стоит с протянутой рукой!» Милицейский начальник решил сменить тему и указал на Костю ( Поленов в это время в уголке курил, он ментов не любил) «А это, - радостно пояснила я, - Константин Станиславский. Он тут рядышком живет, на Немировича-Данченко, в фамильной квартире. В особнячке-то дом-музей сделали. Хотите паспорт?» Начальник набрал воздуха и рявкнул «Все вон отсюда!» Попререкавшись для порядку и получив обратно гитару и фетровую шляпу (70 копеек зажали, сволочи), мы двинулись к выходу, и парнишка приблудный рядом со мной. Уже у выхода дежурный поднял на нас сонные глаза и спросил «А это кто?» «Он с нами» - ответила я. Дежурный махнул рукой, мы вышли. Мне показалось, что какой-то ветерок коснулся моего кармана, и незнакомый парнишка исчез. Не успели мы отойти и пяти шагов, сзади топот сапог. За нами несется все отделение в составе человек пяти с криком «Где он?» Мы изумились, а они, увидев, что нас всего трое аж завыли, как волки на Луну. Потом тот, что на гитаре хотел играть, объяснил, что это известный вор-карманник, они его два месяца ловили и вот сейчас поймали, сегодня, а он с нами ушел. Помочь мы им ничем не могли, и оставив ментов сокрушаться, двинулись к дому. Я осторожно сунула руку в карман и - обнаружила там двадцатипятирублевку. Отблагодарил меня воришка. Так что на бутылку в тот день мы себе все-таки заработали.
И все в этой истории - правда. С мелкими, но несущественными деталями. Фамилия Кости была не Станиславский, хотя он действительно был правнуком Станиславского и внуком Фалька. И прописан он был в квартире, которая досталась семье Станиславского после его смерти. Но ментов пугала не его прописка, а моя. Красивая фамилия Поленов на ментов не производила впечатления, а вот волшебное сочетание "улица Алексея Толстого" ( теперь Большая Спиридоньевка) приводило московских ментов в трепет и ступор. Это небольшая улица, от Никитских ворот до Садового колца, но на ней жили весьма неприятные люди : партийный секретарь Москвы Гришин, маршал Гречко, два дома аппарата ЦК. Когда менты видели в паспорте название улицы, пот, сочась из под фуражки, заливал им глаза, и номер дома они различить не могли. Они брали под козырек и начинали заикаться. Наш дом вовсе не был номенклатурным, случайно уцелелел, зажатый между Гришиным, Гречко, цековским домом, а сзади нас подпирал дом Суслова. Напротив Дом Приемов ( бывший особняк Саввы Морозова), на углу - дом-музей Горького - красивейший особняк Рябушинского. Во дворе - посольство Йемена, тоже редкой красоты здание, на крыше лев терзал дракона. Но менты боялись не Саввы Морозова, не Горького, и уж точно не Йемена. А Гришина, Гречко, и хуже того - серого, но всевластного аппарата ЦК. А я, молодая дурочка, наслаждалась торжеством Хлестакова над Городничим, наблюдая как они потеют и мучаются, а потом давала отмашку - "вольно". Мелкое, недостойное, но сладкое торжество - когда я в отделении милиции небрежно доставала паспорт.