Опасно было «Старику» (так Троцкого звали советские разведчики), с его-то кармой, селиться в районе с названием Койокан - «Место койота». Этот дом в Койокане и история убийства в нем образно и непредвзято передают два удивительнейших явления истории между мировыми войнами: идеализм и кровавый энтузиазм.
О первом. Анфилада из трех комнат: детская, спальня, кабинет, - ведет в столовую. По левую руку - кухня, по правую - библиотека и кабинет секретарей. Комнаты даже не маленькие - они тесные. Мебель за 70 лет осела, посерела, но это мебель из небогатого дома, и сантехника и глиняные горшки на кухонной печи - во всем нет бесстыжей роскоши. Их хозяин управлял миллионами и истреблял миллионы, и в изгнании вдохновлял людей на отчаянные глупости и мировую классовую злобу. Но эпоха властителей незрелых умов, машущих белой ручкой из окон «Роллс-Ройсов», еще не пришла. Власть над умами удовлетворяла жажду хозяина дома совершенно.
Он вставал рано, в висках еще стучало от вчерашнего давления. Но стоит прогуляться по саду, поросшему кактусами, перекликнуться с охранником у ворот, самому выглянуть за косую кирпичную стену на пустыри Койокана, и вот, зовут к завтраку, и за рабочий стол. Он работал десять часов, когда уставал, ложился на кушетку. Писал письма, читал газеты и начал биографию Сталина. Так весь день. За днем ужин и в девять вечера к секретарям - проверять работу, давать поручения на следующий день. Так уже много лет, в изгнании.
На этом история идеализма предводителя перманентной революции оканчивается. Наступает ночь, 4 часа, 2 часа до рассвета 24 мая 1940 года. В дом с двух входов врываются мексиканские художники и поэты, ветераны войны в Испании - 20 человек. Шквальным огнем из автоматов сталинисты решетят стены спальной, пол и потолки, и кровать Троцкого, и детскую, и кабинет, и все вокруг, но не самого Троцкого и не его жену Наталью Седову, упавших туда, к стене, за кровать. Когда патроны заканчиваются, художники и поэты спасаются бегством, их никто не преследует, но никто из них не заглянет за кровать, где под одеялом жмется калачиком создатель Красной армии.
Такова была первая стадия операции советской разведки «Утка» под командованием знаменитого Наума Эйтингона. После он напишет письмо Берии и будет просить о наказании, но наказания не будет. Будет Рамон Меркадер.
Этот человек появился в поле зрения советской разведки в Испании, во время Гражданской войны. Его мать Мария состояла любовницей Эйтингона, и ему было поручено составить запасной вариант убийства Троцкого. Нехитрая подделка документов, биографии, составление нескольких троцкистских статей, и вот Меркадер стоит за спиной Троцкого в этом кабинете, и Троцкий читает его рукопись, и Меркадер держит в руке ледокол, а под плащом - кинжал.
Ледокол вошел Троцкому в затылок на семь сантиметров. Он истошно закричал и набросился на Меркадера, не дав выхватить кинжал и нанести второй удар. Ворвавшаяся на крик охрана била Меркадера ногами, а он просил убить себя, проклинал большевиков, захвативших в плен его мать и вынудивших пойти на убийство, а Троцкий призывал не убивать его и допросить.
Крик, кровь, смерть - Троцкий умер ровно через сутки - в пять часов вечера 21 августа 1940 года.
Свой архив он успел продать Гарварду, свое лицо - отдать озорникам от социалистического идеализма. Его дом изрешечен пулями, его голова пробита дыроколом. Я хожу по этому серому дому и почему-то в голове кружится обрывок из какой-то проповеди: «Дьявол был первый ревоюционер…»
Глеб Кузнецов