(no subject)

Nov 23, 2007 11:06

- Обещай мне.
- Что?
- Ты, Саш, должен быть очень хорошим человеком. Понимаешь, мы здесь живем, живем... Людей видим мало. Тут тихо, и вообще тут делаешься другой. И когда приезжий, то сразу видишь, кто он. Подлец, бабник, добряк или...
- Или?
- Есть люди, которым труднее других. И на них обязанность быть лучше. Другим сходит с рук, а им нет.
- Ты странная...
- Ты проживи здесь три года... три года подряд... ночь полярная.
- А почему я должен быть лучше других?
- Не знаю. Это вроде бы каждый обязан. Но если человек решился жить по мечте, то он обязан вдвойне. Потому что большинство по мечте жить трусит... Или благоразумие мешает. А те, кто живет по мечте, - они вроде примера. Или укора.
- Я понял, - сказал Сашка.
(Олег Куваев, «Тройной полярный сюжет»)




Олег Куваев, полярный геолог и писатель, прожил сорок два года. Ходил в походы на Тянь-Шане, исследовал Чукотку, занимался горными лыжами. И написал несколько рассказов и роман «Территория». У него есть тезка Олег Куваев, автор «Масяни». Но мы говорим о геологе и писателе.
Красивый человек. И телесно, и духовно.

После того, как у нас случилось распределение, и я должен был поехать на Чукотку, в Певек, а пока мы были на военных сборах , однокурсник посоветовал прочесть хороший роман о Певеке. Назывался он «Территория», автор Олег Куваев. Отчего же не почитать хорошую книжку? В войсковой библиотеке книга оказалось. Это меня и сгубило. С тех пор я - пленник Куваева. Я взахлеб прочел роман, сделал выписки наиболее понравившихся мест и периодически вспоминаю о них.

Вот некоторые:
К здешней инопланетной жизни Чинков пришелся с точностью патрона, досланного
в патронник. Здесь ценили крупных людей. Еще студентом Илья Николаевич был
настолько солиден, что иной доцент выглядел рядом с ним мальчишкой. В
"Северстрое" не терпели "балаболок" и выше всего ценили исполнение приказа.
Чинков был всегда молчалив и вламывался в работу, как танк в березки.

Его интересовала интуиция как инженерный метод познания.

Они выиграли жизнь, эти честолюбивые молодые люди. Пришли в нужное место и в
нужное время.

И уж никто не догадался, что Баклаков пришел в институт с яростным
честолюбием, верой: вятская фамилия Баклаков еще будет на карте Союза.

"Когда партия горит, то, черт возьми, надо быть всем одинаковыми. И работягам, и инженерам", - сказал Жора. "Стадный инстинкт у меня ослаблен", - ответил Гурин. Конечно, Жора понимал, что залезь Гурин в брезентуху, окунись в глину - ничем это не поможет. Но в паршивой ситуации всем надо быть вместе. В это верил Жора Апрятин.

Мысли такие: зачем и за что? За что работяги мои постанывают в мешках? Деньгами сие не измерить. Что получается? Живем, потом умираем. Все! И я в том числе. Обидно, конечно. Но зачем, думаю, в мире от древних времен так устроено, что мы сами смерть ближнего и свою ускоряем Войны, эпидемии, неустройство систем. Значит, в мире зло. Объективное зло в силах и стихиях природы, и субъективное от несовершенства наших мозгов. Значит, общая задача людей и твоя, Копков, в частности, это зло устранять. Общая задача для предков, тебя и твоих потомков. Во время войны ясно - бери секиру или автомат. А в мирное время? Прихожу к выводу, что в мирное время работа есть устранение всеобщего зла. В этом есть высший смысл, не измеряемый деньгами и должностью. Во имя этого высшего смысла стонут во сне мои работяги, и сам я скриплю зубами, потому что по глупости подморозил палец. В этом есть высший смысл, в этом общее и конкретное предназначение.

Таким образом подготовленный, я приехал на Чукотку. Там жизнь, конечно же, вполне нормальная. Однако именно там меня впервые посетило острое чувство уникальности бытия.

Здание геологического управления виднелось с любого конца Поселка.
Оранжевое солнце круглые сутки отражалось в окнах второго этажа. Вечерами
казалось, что охваченное пламенем управление плывет по крышам окружавших его
бараков. У входа лежал огромный, как колпак бетонного дота, череп
быка-примигениуса. От входа начинался тамбур, заставленный железными бочками
для воды (зимой и летом пресную воду в Поселок завозили в цистернах). За
тамбуром - обитая войлоком дверь, и уж за ней сидел вооруженный охранник.

Геологическое управление, в котором работал Куваев в 50-х годах, стоит до сих пор, но было построено новое здание. Череп быка-примигениуса за эти годы, естественно, куда-то ушел.

- Ты держись за людей. Не за всех, а которые наши ребята. Ребята везде есть. Как увидишь барак или там палатку, рожи чумазые, сапоги-телогрейки, так иди сразу смело. Эх, Санек, может, тебе неизвестно это: много ребят настоящих есть...

Старики бывают разные. Иногда называют их обобщенным и неловко звучащим именем "долгожители". Долгожитель - это человек, уцелевший в многочисленных схватках со случайностями бытия на земле. Сам факт выживания требует уважения, потому что в числе "случайностей" долгожители нашего времени пережили миллионы тонн взрывчатого металла, созданного специально для того, чтобы их уничтожить, сюда же входит тот самый пресловутый кирпич, что случайно падает сверху, и подвернувшаяся на лестнице нога, оборвавшийся лифт или вирус гонконгского гриппа.
Есть общий признак, по которому можно разделять стариков.
У одних прожитые годы, преодоление "случайностей" как бы выщипывают по кусочку души, если чисто условно принять душу материальной. Это старики с согбенными спинами.
Но есть другая порода стариков. Спектр отпущенных на их долю "случайностей" бывает, как правило, очень велик. Похоже на то, что судьба, древний фатум, не жалеет тут ни фантазии, ни упорства. Но этот процесс приводит их организмы к странному биохимическому феномену. Тело их, скроенное от рождения из мокрых и хрупких веществ, заменяется телом из малообъемного материала, очень похожего на жилы сушеных животных. И душа их (которую мы условно считаем материальной), их мозг приобретают свойства звонкого материала.
Такие старики умирают прямыми.
Это авторское отступление можно было бы вычеркнуть при первой же правке, если бы один из таких стариков не сидел сейчас перед нами.

Пока я жил на Чукотке, своих событий хватало, и было не до Куваева. Но со временем стал возвращаться к творчества Олега чаще и чаще.
Неспешный стиль повествования скрывает жар души человеческой, стремление к высокому, сильному, чистому. Таково все творчество Олега Михайловича.
Несколько лет назад в Сети попалась статья в подмосковной Черноголовкой газете «Что-то дрогнет в душе», о Куваеве и его творчестве. Оказалось, что в последние годы Олег жил и творил в городе Болшево. Тогда зародилось смутное желание посетить это место.

«Главное - ввязаться в бой, а потом посмотрим» (В. Чкалов). И я, будучи в Москве, проведя минимальную информационную подготовку, двинул «в поля». Проводить «разведку корпусом».
Болшево находится на окраине ракетного города Королев, ранее известного как Калининград.


И по Королеву, и по Болшево я всласть побегал, поспрашивал. Как и положено, большинство людей слыхом не слыхивало о таком человеке. Зато мне рассказали о том, что здесь жили Марина Цветаева и Борис Полевой. Некоторые женщины помнили Полевого: «большой, рыжий, он приходил в этот магазин, а мы, девчонки, тайком прибегали посмотреть на него». Два человека указали мне на библиотеку, в которой можно что-то узнать. Точно, там мне дали книжку про Куваева и направили в Королев, в юношескую библиотеку имени О.М. Куваева.
В той библиотеке я получил телефон школьного учителя, который интересуется творчеством земляка, и уже тот вывел меня на адрес и телефоны музея Куваева. Хранительнией музея оказалась родная сестра, Галина Михайловна Куваева. Вот удача! Но время катастрофически поджимало. И я был вынужден возвращаться почти ни с чем. «Hе долетел, не доскакал.»
Назавтра я по телефону поговорил с Галиной Михайловной, и мы договорились о встрече в туманном будущем. Теперь надо, чтобы все до нее дожили.

Как компенсацию за относительную неудачу, я привез симпатичные снимки, сделанные в дачной части Болшева и в Валентиновке (район крутеньких коттеджиков).
Смотрим, надеюсь, Вам такая природа нравится.

















люди, Москва, фото, полярное

Previous post Next post
Up