Lemale et ha’halal / Rama Burshtein / 2012
Об израильском режиссере Раме Бурштейн, снявшей фильм «Заполнить пустоту», вполне справедливо говорят как о «Джейн Остин хасидского мира». Казалось бы, что общего у женщины-режиссера из 21 века и викторианской писательницы, учитывая что между ними пролегли не только столетия, но и разница менталитетов восток/запад, но нет, смотришь фильм и веришь, что случись Остин родиться в 20 веке и окажись в ее руках камера, приблизительно вот такое кино она и снимала бы - неторопливое, сдержанное, очень камерное, о чувстве, которое являет себя в молчаливом взгляде, а не громких словах.
Мое знакомство с израильским кино достаточно поверхностно, но даже его достаточно что бы ощутить разницу между тем, что я видел раньше и тем, что увидел в данном случае. Ключевое слово - целомудрие. Не смотря на то, что одним из важных мотивов фильма является зарождение любви, мы не увидим даже поцелуя, но при этом присутствует четкое ощущение, что это отнюдь не ханжество, а осознанная эстетическая плоскость, в которой работает режиссер. В случае с Бурштейн все вообще очень осознанно. Начав смотреть фильм, я ничего не знал о режиссере и ожидал чего-то более стереотипного в истории о членах ультраортодоксальной еврейской семьи, принадлежащей к общине харедим - наглядной демонстрации ханжеских самоограничений, личную трагедию маленького человека , лишенного права выбора и т.д. Однако, фильм оказался не удивление тактичным, хоть и не лишенным легких ноток критичности и даже иронии в изображении быта современных ортодоксов. Отсутствие предвзятости сыграло очень на руку впечатлению о фильме, а узнай я заранее о том, что режиссер сам принадлежит к миру, о котором снят фильм, усиленно принялся бы искать там признаки нравоучительной позы, которой там нет. Рама Бурштейн отнюдь не заложница навязанной морали и даже не «плоть от плоти» изображаемого ею мира, ее случай уникален тем, что родившись в нерелигиозной семье, причем не в Израиле, а в Нью-Йорке, она в итоге обрела себя именно на исторической родине, где не только получила режиссерское образование, но и пришла к религии. Отчего-то меня не особенно удивляет тот факт, что современная женщина, повидавшая мир, обретает гармонию с собой, став членом религиозной общины, превыше всего ставящей аскетизм и следование жесткому своду правил, которые с точки зрения обычного человека иначе чем средневековыми и не назовешь. Скорее, удивляет как грациозно она умудряется сосуществовать в двух столь несовместимых реальностях как ортодоксальная вера и современный кинематограф. С другой стороны, в своем фильме Бурштейн приподнимает завесу таинственности над замкнутым миром общины харедим и наглядно демонстрирует - да, жесткие правила есть, свобода выбора ограничена (не только у женщин, у мужчин не в меньшей степени) , но не отсутствует окончательно, а еще в этом мире есть защита и мудрость, которой может не быть в «большом мире». На мой взгляд, любая защита, ценой которой выступает личная свобода, несколько сомнительна, как и любая из религий, особенно ортодоксальная, но в конце концов все мы придерживаемся каких-то правил и внутренних установок, сформированных под влиянием того круга, к которому принадлежим, так можно ли сказать что мы свободны в своем выборе более, чем люди, чьи правила всего лишь отличаются от наших?
Однако, от ортодоксов снова к Джейн Остин. Много лет назад, когда только начал открывать для себя ее книги, одним из первых впечатлений от романов Остин было едва ли не потрясение - насколько жесткая иерархия существовала в викторианской Англии, насколько мал шанс у среднестатистического человека изменить что-то в порядке, заведенном задолго до тебя. Джейн Остин показалась мне сухой и рассудительной старой девой, которая предположительно писала о любви, но персонажи ее книг бесконечно много и подробно рассуждали о правилах приличия, годовых капиталах и чувстве долга. Как же так, удивлялся я, а где же про любовь, где же девичьи грезы в конце концов? Но сомнения были напрасны и Джейн Остин писала о любви не предположительно, а на самом деле, вот только девичьи грезы простебала по полной, как и много чего еще, включая те самые порядки, на которых держалась старая добрая Англия. В то же время, какой бы ядовитой порой ни была ирония Остин, она ни за что не отказалась бы от «старой доброй Англии» как таковой, а отсутствие склонности описывать страстные поцелуи и свидания при луне, помноженное на рассуждения о долге и приличиях, не делали ее натурой менее страстной, чем она была в действительности, а те читатели, что пали перед очарованием ее «сдержанных книг», уже знали - не важно что Элизабет Беннет подсчитывает годовой доход м-ра Дарси, таким образом она всего лишь ставит преграду для своих чувств, зная, что они не пара, а сам м-р Дарси хоть и нудит на тему «взять Вас в жены, значит уронить себя в глазах света, но так и быть…», влюблен так же страстно, как и Элизабет. Прелесть истории любви Элизабет Беннет и м-ра Дарси в том, что оба они преодолевают стереотипы общества, к которому принадлежат и которое не собираются покидать, т.е. оставаясь частью традиционного для себя социума, все же находят свой собственный путь и в этом есть та свобода выбора, на которую решался не каждый.
«Заполнить пустоту» построен по тому же принципу - подробное жизнеописание персонажей, разговоры о долге и приличиях, а где-то там «невидимое миру пламя». Сюжет фильма на удивление прост: 18-летняя Шира (Хадас Ярон) практически помолвлена и не важно, что своего будущего мужа она видела всего лишь раз и мельком - девушку переполняет радость, ведь выйти замуж и есть истинное предназначение каждой женщины, а мужа посылает Всевышний и ошибиться в правильности выбора он не может. Внезапная смерть Эстер, старшей сестры Ширы, оттягивает время помолвки и тут для Ширы как гром среди ясного неба предложение матери выйти замуж не за предназначенного ровесника, а за овдовевшего мужа умершей сестры, Йохая (Иифтах Кляйн). Дикость подобного поступка на самом деле имеет жесткую аргументацию: если Шира не выйдет за Йохая, тот женится на вдове из Бельгии и увезет с собой ребенка Эстер. И не то что бы Йохай хотел женится, особенно на женщине, с которой незнаком, но неприлично мужчине долго оставаться одному, а брак с вдовой из Бельгии одобрен главным раввином, чье слово - закон. Практически до самого финала Шира и будет решать идти ли ей замуж за Йохая.
Но это на уровне фабулы. Незримый сюжет куда интереснее: в начале фильма Шира совсем еще ребенок, который вынужденно начинает взрослеть и формироваться в личность под давлением обстоятельств. Сначала смерть сестры, соблюдение бесчисленного множества приличий, когда скорбь нужно умело скрывать за вежливыми формулировками в ответ на выражение соболезнований и осознание простого факта, что смерть близкого человека не повод для окружающего мира меняться и эта скорбь остается только с тобой. В фильме есть потрясающий эпизод, когда Шира играет на аккордеоне в детском саду какую-то веселую мелодию, под которую танцуют дети и в этот момент ей тихо выражают запоздалое соболезнование по поводу смерти сестры. Девушка вежливо благодарит в ответ, но почти тут же уходит в себя и непроизвольно начинает играть грустную мелодию, которую обычно играла в саду своего дома, оставаясь с ребенком умершей сестры. Это одновременное существование на виду ,со всеми необходимыми словами вслух, и внутри себя, молча, передано просто потрясающе и безумно грустно.
Click to viewОднако, куда более сложное испытание выпадает Шире когда ей приходится всерьез обдумывать брак с «взрослым» Йохаем и это многоступенчатый процесс - от полного неприятия, затем готовность подчинится долгу и наконец искренняя влюбленность в человека, который никогда не был предметом ее тайных воздыханий.
Справедливости ради, влюбиться в Йохая задача не такая уж и непосильная - он удивительно красив и в отличии от множества других мужчин общины несовершенен в своей подверженности простительным слабостям, обнаруживающим в нем все же живого человека, а не прибитого религией зомби (Йохай не только говорит «своими словами», а не цитатами из торы, но даже покуривает втихаря, что не очень отвечает принципам аскетизма). Йохай вглядывается в Ширу, Шира вглядывается в Йохая и оба переживают то, что иначе чем смятением чувств назвать нельзя. В этом смятении присутствует радость жизни и заполнения той самой пустоты, что поселилась в сердцах героев после смерти Эстер. Но допустимо ли «радоваться», когда речь идет о выполнении долга? Прилично ли это?..
«Заполняя пустоту» принимал участие на 69 Венецианском КФ, исполнительница главной роли 22-летняя Хадас Ярон удостоена приза за лучшую женскую роль.
ТРЕЙЛЕР