"Дом, в котором..." Мариам Петросян
О «Доме, в котором…» Мариам Петросян я слышал уже давно, но не то. Мне представлялось нечто среднее между прозой Петрушевской и фильмом Артура Аристакисяна «Место на земле», то есть мрачное живописание будней ветхого интерната для оставленных родителями детей-калек. Почему-то я не углублялся в тему этой книги, приняв на веру несколько случайных отзывов, суть которых сводилась к испуганным охам и ахам и пессимистичному выводу, что современная литература не щадит читателя. Бог свидетель, я бы сам не стал щадить читателя, который вводит несведущих в заблуждение эдакой ересью, а порой еще и усугубляет сравнением с образцами классической советской литературы вроде «Педагогической поэмы» или «Республикой ШКИД». Подобные сравнения сродни тому, как если бы в одном ключе пытались анализировать «Место встречи изменить нельзя» и «Твин Пикс», причем подведя под общий знаменатель понятие «детектив», вынеся за скобки все остальное.
Действие этого огромного романа (под тысячу страниц) действительно происходит в доме-интернате для детей с ограниченными возможностями, либо это какие-то очень специфические дети, которым не место среди так называемых обычных детей, но Мариам Петросян никогда не ставила себе целью описать клиническую картину патологий человеческого тела или психики и данная особенность персонажей понадобилась ей исключительно для того, чтобы логически обосновать причину их изоляции от внешнего нормального мира. В одном из интервью Мариам весьма ернически изобразила реакцию некой читательницы ее романа: «Это книга о несчастных-несчастных детях-инвалидах. Многие из них не могут ходить. Многие из них не могут стоять и даже сидеть. Я рыдала до слез, читая эту печальнейшую в мире повесть». Последнее из-за чего хочется рыдать, читая «Дом, в котором…» - это из-за инвалидности всех этих мальчиков и девочек, тем более и сами они на сей предмет сквозь пальцы (у кого есть).
Успокаивать не стану - слезы наворачиваются и не раз, но крайне редко это связано с тем, что персонажи «сирые и убогие». Сердце сжимается, когда ярко и убедительно показано как одиноко и грустно может быть человеку уже с самых младых лет, как ранят непонимание и отверженность (да, отверженность среди отверженных в том числе) и с какой яростью можно отвергать то, к чему не готов и не хочешь быть готовым, даже если «пора». Однако, это чтение вовсе не ориентировано на унылых инфантилов или модных хипстеров, которых хлебом не корми, дай подергать цитатки для статусов в соцсетях.
Мне очень понравилось определение, которое спонтанно дала Мариам на встрече с читателями, когда на вопрос, могут ли роман читать подростки, она ответила: «Эта книга не для подростков, но ее могут читать подростки, которые читают всё», после чего добавила, что сама она с удовольствием читает детскую литературу. И это чувствуется, но мелькающая время от времени детскость «Дома» скорее несет оттенок чего-то скандинавского, напоминая о Туве Янссон или Астрид Линдгрен, нежели условной приключенческой литературы для юношества, тем более как раз с приключениями-то в романе не очень и это одна из причин, по которой многие читатели творения Мариам Петросян отсеиваются довольно быстро. Прозвучит избито для тех, кто в теме, но повторюсь: если книга кажется дискомфортной, скучной и «ни о чем» - увы, Дом тебя не принял. Мне повезло - прочитав буквально пару страниц, ощутил, что словно бы вернулся домой из дальних странствий. И кстати, именно сравнение в подобном ключе одного из рецензентов и заставило меня обратить внимание на книгу, которая до того момента казалась примером токсичной литературы.
Почему же книга с такой мрачной тематикой влюбляет в себя читателя до такой степени, что многие на полном серьезе заявляют, что хотели бы оказаться в Доме? А как могло быть иначе, если книга написана автором в первую очередь для себя и писалась не с целью быть изданной, а как способ уйти в иную реальность в момент глобальных исторических перемен не только на территории постсоветского пространства, но и вообще во всем мире? Изначально была даже не книга, а серия рисунков (Мариам Петросян закончила художественное училище, после чего в 1989 году началась ее недолгая карьера на «Арменфильме»), продолжением которых стали рассказы о неких персонажах и вот так в 1991 году Мариам начала урывками писать роман, который писался и переписывался на протяжении более 10 лет (финальный вариант имеет мало общего с первоначальным), затем был заброшен, но случайно попав в нужные руки, оказался востребован и Петросян пришлось вновь взяться за работу, что бы дописать финал и свести концы с концами историю, которая отказывалась умещаться в рамки сюжета и стандартного формата. Таким образом, работа над книгой с учетом перерыва и доработок растянулась почти на 20 лет.
По словам писательницы, если бы она оставила все как было изначально, то могло бы выйти три таких же увесистых тома, каким сейчас мы знаем «Дом, в котором». И это чувствуется, ведь действующие персонажи романа не только помнят о предыдущих выпускниках Дома, о которых мы, читатели, получаем сведения в гомеопатических дозах, но помнит их и сам Дом, стены которого исписаны и изрисованы вдоль и поперек детьми, которые жили там годами задолго до того, как родились герои, которых мы имеем возможность узнать. Самим героям приходится ой как не сладко, но факт их пребывание в стенах интерната не есть суть страдания. Абсолютно каждого из них повергает в панику мысль, что рано или поздно им придется покинуть Дом, за пределами которого враждебный мир, иначе чем Наружностью ими не называемый. Наружность настолько отвратительна им сама по себе, что они готовы закрашивать окна черной краской, если те выходят не во внутренний двор Дома, а туда. День выпуска для старшеклассников равнозначен смерти, поэтому иные предпочитают и не доживать.
Так почему же Дом с его жестокими законами и страшными тайнами так дорог его обитателям? Попасть туда - событие всегда травмирующее, поскольку в большинстве случаев ты оказываешься оторванным от родного дома, а инициация вливания в ряды «аборигенов» болезненна во всех смыслах и термин «детская жестокость» еще никто не отменял. Однако, пройдя этот тяжелый этап, рано или поздно ты находишь свою «стаю», коих в Доме несколько, от тошнотворно скучных Фазанов, являющих собой пример идеального конформизма и безликости, до декадентски-унылых Птиц, носящих исключительно траурные одеяния и всюду таскающих с собой горшочки с цветами, но есть еще панкующие Крысы, быдловатые Псы и прочие интересные личности. Важный нюанс - стаи не формируются по принципу физического увечья и те же колясочники могут находиться абсолютно в разных группах. И вот стая в большинстве случаев и становится той Семьей, которая дает любовь и заботу, где тебя не обидят (или обидят…) и будут искренне переживать, если с тобой что-то произойдет, где для тебя обязательно припрячут бутерброд, если ты не успел на обед, или отдадут все лучшее, если тебя отправят в Могильник (лазарет при Доме).
В каждой стае есть свой вожак и предполагается, что все они между собой враждуют, ну в крайнем случае хранят вынужденный нейтралитет, однако на самом деле все это часть ритуального церемониала и межличностные связи между старожилами Дома, к какой бы стае они не принадлежали, куда сложнее и многограннее, чем это может показаться на первый взгляд, ведь у них всегда есть общее прошлое, причастность к которому и делит их на своих и пришлых. Прошлое домовцев - это вообще отдельная история: оно открывается постепенно, давая возможность иначе взглянуть на персонажей, которых мы узнаем уже сравнительно взрослыми, ведь выпуск у них не за горами, что и создает дополнительный нерв повествования, ибо, как мы узнаем достаточно скоро, предыдущий выпуск завершился массовой трагедией.
Первоначально обитателей Дома читатель видит глазами как раз пришлого персонажа - Курильщика. Его настоящее имя мы узнаем ближе к концу романа, но это не имеет ровным счетом никакого значения (разве что подчеркивает лишний раз, что он извне), поскольку у героев книги нет имен, а есть только прозвища, данные им в детстве старшеклассниками (и тот, кто дал младшему имя, становится его крестным). Именно с Курильщиком в наибольшей степени может идентифицировать себя читатель, поскольку тот пребывает в крайней растерянности и с трудом понимает по каким правилам живет Дом, каким образом строится его иерархия и какие отношения связывают всех этих не особо адекватных людей. Благодаря вводной главе с Курильщиком нам становится ясно, что во вселенной романа не действуют правила реализма, но я бы и не рискнул назвать его магическим реализмом, как это многие пытаются сделать. У Мириам Петросян все на грани чего-то, но эту грань не переходит - действительно присутствует магический реализм, но с креном в зыбкую мистику, а мистика норовит ускользнуть в сюрреализм и все такое расплывчато-неясное, на чем нельзя настаивать однозначно. В конце-то концов персонажи книги не совсем в себе и кто поручится, что все это не более, чем искаженное восприятие реальности не слишком здоровых подростков, которые к тому же курят напропалую и с завидной регулярностью употребляют алкоголь и непонятные вещества. Но мы-то знаем…
Особую специфику роману придает еще и то, каким удивительным языком он написан. Мариам Петросян не относится к числу российских авторов, но русский язык для нее основной. Это сложно объяснить, но не смотря на идеальный литературный язык, богатый нюансами и оттенками, он словно отличается чем-то абсолютно неуловимым. Возможно, это язык, почерпнутый именно из литературы (в том числе западной, переводной на русский) и русскоязычной среды извне, что создает опять же эффект некого зазеркалья, когда все так, но что-то на уровне ощущений иначе. Возможно, сказывается особый взгляд художника, перекладывающего образы в слова (в книге вообще очень значимую роль играет не что происходит, а как это происходит). Но на этот нюанс почему-то обращают гораздо меньше внимания, чем на географическую и временную принадлежность «Дома», в котором совершенно невозможно определить где и в какое время разворачивается действие. Понятно только, что это 20 век (предположительно, между 60-ми и началом 80-х) и скорее всего некая условная Европа.
Определенный диссонанс в восприятие книги вносит и возраст персонажей. Предполагается, что основная часть из них еще несовершеннолетние, но во время чтения в это сложно поверить, слишком уж они умудренные и трагичные. Конечно, погружаясь в их прошлое, многое понимаешь гораздо лучше, но все же большая часть из них воспринимаются скорее как люди вне возраста, заставляя вспоминать одновременно о чем-то вроде «Сказки о потерянном времени» и теории о реинкарнации душ. Именно некое тревожное несоответствие возраста персонажей с их действиями и мировоззрением является одной из причин категорического неприятия гипотетической возможности экранизации романа не только фанатами «Дома», но и его автором, ведь то, что органично воспринимает в контексте повествования и является частью концепта, на экране будет выглядеть крайне неестественно, не говоря уже о том, что костыли, инвалидные коляски, отсутствие конечностей и прочее будет отвлекать внимание от самих персонажей.
Зато формат анимации в данном случае подходит просто идеально и, к слову, небольшой фанатский мультфильм лучшее тому свидетельство. Конечно, для тех, кто не знаком с книгой, все это покажется бессмысленным набором картинок, но мы, читавшие роман, обрели в этом трехминутном видео свое счастье от узнавания многих ключевых моментов и образов, да и музыка на удивление подходящая.
Click to viewЗакончив читать «Дом, в котором», испытываешь очень сложный спектр эмоций - грусть, восторг, удивление, недоумение. Утрату! Хочется тут же открыть первую главу и начать читать заново, чтобы вновь испытать это чувство - впервые встретиться с персонажами, к которым прикипел всем сердцем. Чтобы встретить упоминание о том, что ты пропустил, не придав значения, а зря, ведь потом все это сыграет важную роль. Да и вообще, хочется обнять едва ли не каждого из них - Сфинкса, Македонского, Слепого и его, самого-самого любимого - Шакала Табаки.
